— Надеюсь, что придет. Японцы затребовали подробные карты дорог с указанием территории, наиболее подходящей для ввода войск. Карты я уже отослал.
— Молодец, сынок. — Хубилган положил руку на плечо Балдана. — Наши карты отослал или другие?
— Копию с ваших карт я отослал сам. Кроме того, со своими картами туда уехал Буянт.
— Слава бурхану. С этим все в порядке. Это же огромное дело!.. За оставшиеся до намеченного переворота несколько месяцев мы должны успеть поднять всех лам окрестных монастырей и объединить свои силы для подавления новой власти. Нужно провести тайный съезд настоятелей монастырей для выработки программы единых действий.
— У меня есть одна идея, достойный перерожденец. — Балдан слегка поклонился хубилгану.
— Слушаю тебя, сынок. Говори.
— На этот съезд желательно пригласить халхасского хана, чей престол находится сейчас в Баргутской кумирне, каноника Дамдин-Очира. Он может снова поехать в резиденцию японской разведки и от имени всех послушников бурхана поторопить японцев с оказанием нам военной помощи.
— Безусловно, присутствие халхасского хана на съезде было бы очень желательно. Но нужно понимать, — вздохнул перерожденец. — что пересечь границу и добраться до монастыря Святого Лузана из Баргутской кумирни чрезвычайно трудно.
— Понимаю вашу мысль, мудрый перерожденец. Но я возьмусь доставить сюда Дамдин-Очира, пригласив его поначалу на обряд освящения места для субургана.
— Хорошо, с этим вопросом решено. — Хубилган откашлялся и отпил из пиалы остывший чай. — Нужно морально подготовить лам к участию, в священной войне за религию, в которой мы должны либо победить, либо погибнуть все до единого. Но надо, чтобы на священную войну за веру они шли не с четками и молитвами в руках, а с оружием. Вас, господин японский посланник, — для важности хубилган перешел на официальный тон, — прошу заняться военной подготовкой здешних лам, которые как один пойдут за хамбой, разработать план похищения огнестрельного оружия и сабель из воинских частей. Как только японцы перешагнут через нашу границу, мы все должны взять в руки оружие и встать на защиту своих интересов и прав.
Довчин отпил еще несколько глотков из пиалы и, обращаясь с многозначительной улыбкой к настоятелю, сказал:
— Мой дорогой хамба-лама, мудрейший и достойнейший из всех настоятелей, каких я когда-либо знал, воспользуйтесь моим советом и поучитесь у этого молодого человека, — он кивком указал на Балдана, — стрелять из нагана, который я желаю вам подарить. — И он вытащил из своей переметной сумы наган с серебряным украшением на рукояти. — Держите. Теперь вы его хозяин. Не пренебрегайте моим советом научиться стрелять.
Хамба, никогда прежде не державший в руках ничего, кроме четок, испугался и обрадовался одновременно. Приняв подарок церемонно, двумя руками, настоятель пожелал перерожденцу быть удостоенным всех милостей бурхана.
— Пусть сей монастырь Святого Лузана станет нашим главным штабом, священным очагом нашей организации!
Задав Балдану несколько вопросов, касающихся японской разведки, и получив приятные, обнадеживающие ответы, Довчин засмеялся и похвалил его действия.
— Да, совсем забыл. Как поживает тайджи Дамиран? Наверное, совсем спился? Смотрите за ним в оба. Пьяный он очень болтлив.
— От него пользы как от козла молока. Недавно поджег зимовье одного здешнего горлопана. Чуть не попался. А все зря. Этому горлопану артельщики новую юрту поставили. Но иногда и Дамирана похвалить можно.
И настоятель рассказал перерожденцу историю с дедом Доноем, чем сильно рассмешил Довчина.
На другой день Балдан, посоветовавшись с Гомпилом, решил и на этот раз удивить перерожденца и заставить его поверить в себя до конца.
— Всемогущий перерожденец, защитник послушников бурхана, передающий нам его святую волю через благословление свое, соизвольте пожелать нам удачи и благословите на опасное дело во имя спасения веры. Мы решили попробовать достать оружие.
— Но справиться с охраной и проникнуть в склад с оружием — дело сложное и опасное.
— Знаем, всесильный наставник. Попытаем счастья и, возможно, вернемся с удачей. Помолитесь за нас, милостивый перерожденец, чтобы ангел-хранитель помог нам.
— Будьте осторожны, сыны мои!
С разрешения начальника особого отдела Н-ской воинской части Балдан и Гомпил получили под расписку со склада десяток винтовок без патронов и несколько сабель с предписанием возвратить их через трое суток…
Ночью Балдан с Гомпилом привезли оружие, сложили его на видном месте в складском помещении монастыря, а остаток ночи провели в пристройке Балдана за обсуждением дальнейших действий.
Утром следующего дня они пригласили обоих сановников осмотреть склад с пожертвованиями и оценить их работу. Увидев боевые винтовки и сабли, хубилган с хамбой ахнули от удивления и, вознеся молитвы бурхану и хвалы расторопности Балдана, пригласили его на ужин по случаю отъезда перерожденца.
За ужином в знак глубокого доверия хубилган посадил Балдана по правую руку от себя, и оба ламы наперебой стали предлагать ему лучшие куски.
Этой же ночью Довчин, никем не замеченный, уехал из монастыря.
Кургузый тайджи ввалился в юрту хамба-ламы, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть. Уставившись пьяными глазами на хамбу, заплетающимся языком приветствовал его, но настоятель не удостоил Дамирана ответом. Сделав неверный шаг вперед, тайджи чуть не упал. Он стоял, балансируя и хватаясь растопыренными руками за воздух.
— Наставник не хочет меня видеть, я уйду.
— Сядь, где стоишь, Дамиран, — брезгливо поморщился хамба-лама. — Где это ты так налакался, негодник? У нас работы невпроворот, мы не спим ночами, а он заливает вином свое нутро.
Дамиран сел возле двери, прислонившись спиной к косяку, и засопел.
— Эй, Дамиран. Ты зачем пришел? Так шляешься? Или дело какое есть?
Тайджи открыл глаза, виноватым осоловелым взглядом обвел юрту и запричитал, подавляя икоту:
— Я стал никому не нужен. Все у меня из рук валится, и божества покинули меня.
— Прекрати распускать нюни. Мужчина не должен падать духом, это дурное предзнаменование. Говори, что произошло?
— Зачем пожаловал?
— С прошлого года удача мне изменила, теперь все в этом мире против меня. Если б я мог, то хоть сейчас бы ушел в страну спокойствия!
Размазывая грязными руками слезы по морщинистому лицу, пьяный тайджи, словно обиженный ребенок, жаловался на свою судьбу. И вдруг, встав перед хамбой на колени и уцепившись за полы его дэли, завопил истошным голосом, переходя на визгливые ноты:
— Наставник! Учитель наш милосердный! Помолись за меня бурхану, скажи ангелам-хранителям, чтобы они меня не покидали. Очисти мои грехи! Воскури фимиам! Жизни не пожалею…
— Закрой рот! — грубо оборвал его хамба, испугавшись, как бы кто не услышал вопли Дамирана. — Что орешь как полоумный? Время неспокойное, не приведи бурхан, услышит кто-нибудь. Расскажи по порядку, зачем пришел? Что тебе нужно?
Грубость, которой Дамиран никогда прежде не слышал из уст светлейшего хамбы, отрезвила его.
— Два года назад, когда я составлял по вашей просьбе послание японцам, вы, кажется, совсем не так обращались со мной. Изо всех сил я усердствовал на поприще возрождения старых обычаев и порядков и надеялся внести свой посильный вклад в дело спасения нашей религии. Конечно, у меня были промашки, не спорю. Но я всегда был до последнего седого волоса предан вам, наставник. А теперь вы приблизили к себе этого Балдана и печетесь только об его удаче, день и ночь читая молитвы и прося всесильных ангелов-хранителей покровительствовать ему. Разве это не правда? Отвечайте, наставник! — В сердце старого Дамирана, отвергнутого хамбой, заговорили ревность и зависть к успехам Балдана, к его влиянию, которое он с некоторых пор начал оказывать на хамбу.
— Успокойся, тайджи! Если уж к тебе в душу закрались мысли о собственной никчемности, то удачи тебе не видать совсем. Я благословлю тебя, воскурю фимиам и очищу от всех грехов. Ты сильный человек и должен подавить в себе эту слабость.