— Тогда берите в свое распоряжение секретаря ревсомольской ячейки.
— Ну что ж, посостязаемся с Дамираном. Посмотрим, чья возьмет! И вообще, товарищ секретарь, сдается мне, что ламы не просто так затеяли дело с субурганом. Они и Сэда убили. А люди еще верят, что эти проходимцы вознесут их в рай.
— Да, сильна еще у людей вера в бурхана, жизнь представляется им тяжелой и беспокойной, а смерть со счастливым перерождением — желанной и добродетельной. Странная психология, ничего не скажешь! Будь осторожен. Надеюсь, ты не думаешь, что ламы сожгли твой хашан только затем, чтобы тебе поставили еще лучший?! То-то же!
— Я подозреваю одного человека…
— Возможно, твои подозрения и правильны, но учти, что за спиной подозреваемого тобой непременно стоит и его хозяин!
Встреча с секретарем партячейки воодушевила Цултэма. С ревсомольским вожаком, задорным, веселым парнем, они обсудили план действий и решили, что ревсомольский секретарь подготовит основную часть самодеятельности силами ревсомольцев, а Цултэм постарается привлечь к участию в смотре несоюзную молодежь.
Среди жителей бага, в который входил хотон Цултэма, славилась прекрасным голосом молодая девушка по имени Должин. Вот и решил Цултэм попытать счастья уговорить ее принять участие в концерте. Но зайти в юрту, где жила Должин, Цултэм не решался из-за сварливого и склочного характера ее матери, которая и на выстрел не подпускала к девушке никого из мужчин. Дождавшись того дня, когда Должин одна отправилась пасти овец, Цултэм сел в седло и поскакал к склону холма.
— Должин, мне нужно поговорить с тобой об одном важном деле.
— О каком таком деле? — Брови девушки удивленно взлетели вверх.
— Хочу просить тебя участвовать в концерте, песни исполнить, какие знаешь.
— Ой, да что вы! Я и петь-то не умею, — смутилась она. — Нет, нет и не просите.
— Выслушай меня, Должин. Я ведь не шучу. Дело серьезное. Речь идет о защите наших революционных интересов…
— Ха-ха-ха-ха! Так разве их песнями защищать нужно?
— Песнями тоже.
И Цултэм подробно рассказал ей, почему затевается концерт, и еще раз попросил ее принять в нем участие.
— Ну что ж, раз такое дело, я согласна. Только не знаю, как посмотрят на это родители. Не разрешат они мне. Мать напустится с упреками, скажет, нечего, мол, песни петь да грешить перед бурханом, надо у субургана получить благословение и думать о своем будущем перерождении в другой жизни.
— Я все себе представляю, Должин. Но ведь у нас не так много больших талантов. А твои песни придет послушать и стар и млад. Договоримся так: родителей твоих я беру на себя, а ты пока пой, упражняйся. Здесь, со стадом, никто тебе не помешает. Договорились?
— Договорились.
Дамиран спешился возле юрты Должин и завел с ее родителями велеречивые разговоры о волшебной силе субургана.
— Мы обязательно пойдем смотреть священный обряд и на субурган кое-что возложим ради дочери. Пусть бурхан пошлет ей счастье. — Мать Должин прослезилась и утерла глаза полою дэли.
— Мысли матери — о ребенке, а мысли дитяти — в горах. Так-то, голубушка. Слыхала пословицу? — Дамиран прищелкнул языком.
— Как не слыхать, слыхала.
— Вы, наверное, и себя забываете в думах о дочери!
— Какая мать не печется о своих детях?
— А ваша дочь небось уже строит планы на будущее… Слушай, старая, — наклонился тайджи к самому уху женщины, — знаешь Цултэма?
— Знаю, как не знать.
— Так вот, — зашептал Дамиран, — этот Цултэм теперь всячески поносит нашу веру, срамник. Но такие люди не живут долго, их век короток. Помнишь Сэда? Все кричал, что мы обрели свободу. Вот и докричался. А скоро и Цултэм доиграется…
— Зачем вы мне все это говорите?
— А вот затем, что твоя дочь, бесстыдница, сидит с этим смутьяном на холме, соединив шеи. Чего уставилась? Иди взгляни, они и сейчас еще там посиживают, я их только что видел.
— Что ты мелешь, старый мерин! — Женщина подступила к тайджи с кулаками.
— Не сердись, старая, я ведь твоей дочери добра желаю.
Но мать Должин было не унять. Бормоча проклятия Цултэму и грозясь выдрать все волосы на голове у дочери, женщина села верхом на стоявшую у привязи кобылу и потрусила к холму. Подъехав поближе, она увидела мужчину, державшего под уздцы коня и о чем-то миролюбиво разговаривавшего с ее дочерью.
«Ишь, старый козел, о чем это он так долго болтает с ней? Я тебе сейчас покажу, как крутить головы девчонкам», — думала мать, давая кнута лошади.
Цултэм, заметив женщину, одним взмахом вскочил в седло и направился навстречу.
— У нас хоть и бедная халупа, а все же есть, — заорала она. — Мог бы зайти к нам домой, если ты такой разговорчивый. Хоть бы людей посовестился, бесстыдник, девке мозги крутить у всех на глазах. Что люди скажут?
— Пусть говорят, что хотят. На чужой роток не накинешь платок. Только зря вы, мамаша, сердитесь. Разве ваша дочь не имеет права поговорить с человеком? Она сама за себя отвечает!
— Пока что мы с отцом за нее отвечаем!
— Да успокойтесь вы. Скоро в нашем баге будет праздник. Хотим устроить концерт. Пусть каждый покажет свой талант. И Должин тоже пусть споет хорошие песни. У нее же прекрасный голос, все знают. Ее отказ может обидеть односельчан. Понимаете?
— Что тут понимать, — вздохнула мать. — Ты же нас знаешь. Всю жизнь скот пасли, коровьи хвосты крутили. Что мы видели? Что понимаем? Ну ты не сердись, Цултэм, что зря на тебя накричала. Ладно, пусть поет. Но чтоб у меня не дурить! — погрозила пальцем мать.
Возвращаясь домой, она точила зуб на старого сводника Дамирана, лижущего хамбе зад и шатающегося по чужим аилам, забросив свое собственное хозяйство.
Хучир два морин-хура и одна лимбэ, несколько певцов и танцоров репетировали свои номера в юрте Цултэма. Когда заиграла музыка, в двери, толкая друг друга, начали просовываться головы соседей. Прищелкивая языками, они подбадривали исполнителей. Некоторые протискивались вперед, спрашивая у Цултэма разрешения участвовать в концерте. Даже всем известный рассказчик, балагур и анекдотист Дамба решил показать свое искусство, изобразить пародии на лам.
В юрте хамба-ламы собрались самые приближенные и доверенные лица для обсуждения важного вопроса: кого из них выслать к границе навстречу халхасскому хану Дамдин-Очиру, давшему высочайшее согласие принять участие в церемонии освящения субургана. В назначенный день и час, о котором великий хан и каноник уведомлял в недавно полученном от него послании, он с сопровождающими его лицами должен выехать из Баргутской кумирни, лежащей по другую сторону границы, на территории Южной Монголии. Кто встретит великого хана на восточной границе Монголии и невредимым сопроводит сюда, в монастырь Святого Лузана? Кто поедет? Кто в случае опасности грудью защитит великого хана?
— Высокочтимый наставник, если вам будет угодно, пошлите меня, — от волнения голос Балдана дрогнул. — Здесь тайджи Дамиран управится один.
— Не так это просто, как кажется, — вступил в разговор кургузый тайджи. — Непременно должен ехать человек, хорошо знающий дорогу. Степь широка, и холмов одинаковых много. Разминуться — пара пустяков. А разве Балдан когда-нибудь ездил в ту сторону по этой дороге?