Бабушкины сказки - Жорж Санд 31 стр.


– Я смотрю на облако в небе, – отвечала Катерина, – скажите, пожалуйста, – ведь вы такой ученый и так много путешествовали, – отчего это вон то облачко одно виднеется на небе и отчего оно не двигается с места?

– Ты хочешь знать это, малютка? – сказал старик. – В то время как я путешествовал по морю, я называл это шквалом и считал дурным знаком.

– Знаком чего, отец Баталь?

– Знаком страшной бури, дитя мое. Когда на море увидят такое облако, то обыкновенно говорят, что будет работа, да горячая. Это просто изумительно, иногда это облачко величиной бывает не больше барана, которого можно унести под полой. Потом оно разрастается, чернеет, обкладывает все небо, и вот тут-то и начинается потеха! Гром, молния, ветер, – словом, морякам приходится бороться со всей дьявольской силой!

– Ах, боже мой! – в испуге вскричала Катерина. – Неужели и мое розовое облачко сделается таким же злым.

– В наших странах и в такое время года шквалы бывают редко, к тому же я думаю, что на земле они не могут быть очень опасны. Какое же, однако, смешное твое розовое облако!

– Почему смешное, отец Баталь?

– Почему? Вот тебе и на! – вскричал старый моряк. – Я нахожу, что у него ужасно смешной вид. Однако мне нужно поскорее кончать мою работу, пока не наступил вечер. Мне нужно еще отнести три охапки сучьев.

Он ушел, и Катерина попробовала приняться опять за пряжу; но она по-прежнему все посматривала наверх, и от этого работа ее мало подвигалась вперед, и веретено никак не вертелось. Ей казалось, что облачко росло и меняло цвет. Она не ошибалась в этом, облако действительно из розового сделалось голубым, потом приняло аспидный цвет, потом совсем почернело и мало-помалу так разрослось, что с одной стороны обложило все небо. Все омрачилось, и наконец загремел гром.

Катерина сначала очень была довольна тем, что облачко ее сделалось таким большим. «Слава Богу! – думала она. – Теперь я вижу, что оно не похоже на другие. Солнцу не удалось его проглотить, напротив того, теперь можно подумать, что оно само проглотит солнце. Кто бы поверил тому, что сегодня утром я несла в фартуке это самое облако!»

Она начала даже гордиться этим. Но вдруг из середины облака, превратившегося в страшную тучу, засверкала молния. Катерине сделалось страшно, и она поспешила домой со своими овцами.

– Я очень беспокоилась о тебе, – сказала ей мать, – какая ужасная погода. Я не помню, чтоб такая страшная гроза разразилась так скоро да еще в такое время года.

Гроза была действительно ужасная. Градом выбило окна в доме, ветер снес черепицу с крыши, гром сломил большую яблоню в саду. Катерина не отличалась большой храбростью, она все пряталась под кровать и наконец не вытерпела и сказала вслух: «Гадкое розовое облако, если бы я знала, какое ты злое, то ни за что не спрятала бы тебя в своем фартуке!»

Мать опять начала ее бранить, но девочка не могла удержаться более и твердила свое.

– Что мне делать? Моя маленькая Катерина совсем с ума сошла! – говорила Сельвина соседям.

– Полно, полно! – утешали они ее. – Это ничего, это гроза ее испугала, к утру это пройдет.

На другой день «это» действительно прошло. Солнце весело встало. Катерина не отстала от солнца и в одно время с ним взошла на крышу своей овчарни. Дом очень пострадал от грозы, но овчарня, построенная ниже и лучше защищенная, нисколько не была повреждена. Цветы на крыше, примятые дождем, желтый чистотел, заячья капуста и дикий чеснок расправляли свои лепестки и, повернувши свои маленькие головки к солнцу, как будто говорили ему: «Наконец-то ты вернулось к нам! Здравствуй, здравствуй, не уходи от нас больше, мы не знаем, как нам быть без тебя».

Катерине тоже хотелось поздороваться с солнцем, но она боялась, что оно сердится на нее за то, что она выпустила из фартука облако, которое так воевало с ним вчера вечером. Она не посмела спросить у своей матери, проходившей в это время по саду, о том, можно ли рассердить и умилостивить солнце. Сильвена терпеть не могла ее фантазий, и так как Катерина была послушная девочка, то она решилась не предаваться им больше.

Ей удалось это наконец. Все следующие дни она занималась со своим дрозденком до тех пор, пока он не издох, объевшись пирога с творогом. Катерина была очень огорчена этим и в утешение завела себе воробья, которого съела кошка. Новое огорчение. Наконец ей надоели звери и птицы и она захотела ходить в школу; в то же время она полюбила свою прялку и сделалась очень искусной пряхой. Год от году Катерина становилась умнее.

Когда ей исполнилось двенадцать лет, то мать сказала ей однажды:

– Не правда ли, Катерина, ты будешь рада попутешествовать немного и увидеть многие места?

– Разумеется, – отвечала Катерина, – мне давно уже хочется увидеть голубые страны.

– Что это ты рассказываешь, глупенькая? Голубых стран нигде нет.

– Право же, мама, я каждый день вижу их с крыши овчарни, вокруг нас все зелено, а там, вдали, видна большая голубая страна.

– А, теперь я понимаю, что ты хочешь, это тебе только так кажется издали. Но вот теперь твое желание исполнится. Твоя двоюродная бабушка Колетта, которая живет далеко от нас и которую ты никогда не видела, потому что она уже тридцать лет не была здесь, желает повидаться с нами. Она очень стара и совершенно одинока, потому что она никогда не была замужем. Она небогата, и ты ничего не должна у нее просить, напротив, мы должны делать для нее все, что она пожелает. Я боюсь, чтобы она не затосковала и не умерла оттого, что за ней некому ухаживать, поедем к ней, и если она захочет, чтоб мы привезли ее сюда, то я очень рада буду исполнить ее желание, потому что это мой долг.

Катерина вспомнила теперь, что ее родные упоминали иногда имя тетушки Колетты, но она не знала, о ком они говорят, и не расспрашивала их об этом. Мысль о том, что она увидит новые места, приводила ее в восторг. Несмотря на то что она сделалась теперь очень умной девочкой, но корольки были совершенно правы, называя ее любопытной, и в этом не было ничего дурного, потому что это значило, что она любила приобретать новые сведения.

В назначенный день Катерина с матерью сели в дилижанс и отправились. Они пробыли в дороге целый день и целую ночь и наконец, к своему удивлению, подъехали к горе. Вид горы совсем не понравился Сильвене, Катерина же, напротив, нашла его прелестным, но только побоялась сказать это матери.

Выйдя из дилижанса, они спросили, где живет госпожа Колетта. Им указали дорогу, которая была так крута, что по ней нужно было карабкаться, как на крышу Катерининой овчарни, в довершение всего им сказали, что другой дороги нет и что нужно идти непременно по этой.

– Какая странная дорога, – сказала Сильвена, – здесь, кажется, все навыворот. Право, нужно иметь такие же ноги, как у козы, для того чтобы ходить здесь. Вот твоя голубая страна, Катерина! Нравится ли тебе она?

– Право же, она голубая, – ответила Катерина. – Посмотри на верх горы, мама, разве ты не видишь, что она голубая?

– Это снег ты видишь там, глупенькая, а вблизи он белый.

– Снег летом?

– Да, потому что там так холодно, что снег не тает.

Катерина подумала, что ее мать ошиблась, но побоялась поспорить с ней. Ей очень хотелось узнать поскорее, правду ли сказала ей мать, и она карабкалась, как молоденькая коза, хотя у нее и не было четырех ног, которые были бы теперь очень кстати.

Когда они дошли наконец до деревни, Сильвена, очень усталая, и Катерина, тоже запыхавшаяся, им сказали, что тетушка Колетта не живет здесь летом, но что она принадлежит к здешнему приходу и что дом ее недалеко отсюда. Им показали домик с дощатой крышей, обложенный большими камнями.

– Она живет вон там, это недалеко отсюда, и вы будете там не более чем через час.

Сильвена пришла просто в отчаянье. Для того чтобы добраться до этого дома, а потом до деревни, им нужно было пройти столько же, сколько они уже прошли, а дорога была еще круче и страшнее.

Она боялась, что Катерина не в силах будет дойти до указанного домика, к тому же окружающая местность казалась ей такой некрасивой и дикой, что она начинала уже думать, не лучше ли будет спуститься вниз и вернуться домой, не повидавшись даже с тетушкой Колеттой, но Катерина уверяла, что она нисколько не устала и не боится идти дальше. Глядя на нее, и Сильвена ободрилась; позавтракав, они снова начали подниматься все выше и выше.

Они не могли выбрать лучше дороги, потому что дорога была только одна; проводник им тоже был не нужен, тем более что они не могли бы даже развлечься, разговаривая с ним, потому что жители этой местности почти совсем не знали по-французски, они говорили на таком смешанном наречии, что ни Катерина, ни мать ее не могли понять ни одного слова.

Как ни была опасна тропинка, по которой они взбирались, но наконец они благополучно дошли до домика с дощатой крышей. Вокруг него росли красивые сосны, из-за которых виднелся луг, расстилавшийся по отлогому склону с углублением в середине; нигде не видно было ни рвов, ни загородок, но луг был защищен большими утесами, покрытыми снегом, который, казалось, доходил до самого неба сначала в виде белых ступенек, державшихся на горном утесе, а далее в виде ледяных кристаллов прекрасного зеленовато-голубого цвета, и затем все это терялось в облаках.

«Наконец-то мы пришли в голубую страну, – с восторгом думала Катерина, – и если бы мы пошли еще немного повыше, то были бы в небе».

В эту-то минуту она и вспомнила о том, о чем давно уже позабыла: она подумала, что можно дойти до облаков, и вдруг вспомнила о своем розовом облачке как о давно забытом сне. Девочка пришла в такой восторг при виде ледяной горы, что сначала не обратила большого внимания на тетку Колетту, несмотря на то что ей очень хотелось ее видеть и дорогой она не раз задавала себе вопрос о том, какой она могла быть.

Тетушка Колетта была высокая бледная женщина с седыми волосами и красивым лицом. Она, по-видимому, нисколько не удивилась приезду Сильвены.

– Я была почти уверена, что ты приедешь, – сказала она, целуясь с ней, – я видела обеих вас во сне. А теперь я взгляну на твою дочь, такая ли она, какой я видела ее во сне?

Назад Дальше