Обезьяны считают окончательным всякое решение вождя — каково бы оно ни было, и, удовлетворенные, возвращаются к своим занятиям.
А то прибежит с криком Тана, прижав руку к боку, из которого хлещет кровь. Она жалуется, что Гунто, муж ее, зверски ее укусил. А вызванный Гунто говорит, что Тана ленива, не хочет носить ему жуков и орехов, или отказывается чесать ему спину.
И Тарзан бранит их обоих, грозя Гунто смертоносными стрелами, если он будет продолжать истязать Тану, а Тана, со своей стороны, должна дать обещание исправиться и лучше исполнять свои женские обязанности.
Так все и идет. По большей части, это все маленькие семейные распри, которые, если их не уладить, могут однако привести к значительным партийным ссорам и даже иногда к расчленению племени.
Но Тарзану это стало надоедать. Он понял, что верховная власть значительно ограничивает его свободу. Его страстно тянуло к морю, озаренному ласковым солнцем, к прохладной комнате уютно построенного дома и к нескончаемым чудесам многочисленных книг.
Когда Тарзан стал старше, он понял, что становится чужим в своем племени. Их интересы все больше расходились с его интересами. Обезьянам были чужды многие странные и чудесные грезы, которые мелькали в деятельном мозгу их человека-вождя. Их язык был так беден, что Тарзан даже не мог говорить с ними о многих новых истинах и о широких горизонтах мысли, которые чтение раскрыло перед его жадными взорами. Он не мог сообщить им и о честолюбии, тревожившем его душу.
У него уже давно не было друзей и товарищей. Ребенок может водить знакомство со многими странными и простыми существами, но для взрослого человека необходимо некоторое, хотя бы внешнее равенство ума, как основа для дружбы.
Будь жива Кала, Тарзан всем бы пожертвовал, чтобы остаться вблизи нее. Но теперь, когда ее не было, а резвые друзья его детства превратились в свирепых и грубых животных, он чувствовал, что ему гораздо более по душе спокойное одиночество своей хижины, чем докучливые обязанности вождя стаи диких зверей.
Однако желание Тарзана отказаться от своего верховенства над племенем сильно задерживалось ненавистью и завистью Теркоза, сына Тублата. Как упрямый молодой англичанин, Тарзан не мог заставить себя отступить перед лицом злорадствующего врага.
Тарзан знал отлично, что на его место будет избран вождем Теркоз, так как свирепое животное уже давно установило право своего физического превосходства над немногими самцами-обезьянами, которые осмеливались восстать против его жестоких задираний.
Тарзану хотелось сломить этого злобного зверя, не прибегая к ножу или стрелам. Его сила и ловкость настолько возросли вместе с его возмужалостью, что он стал подумывать: не сможет ли он победить грозного Теркоза в рукопашной схватке? Если бы только не огромные боевые клыки, дававшие такое превосходство антропоиду перед плохо вооруженным в этом отношении Тарзаном!..
Но однажды, силою обстоятельств, это дело было выхвачено из рук Тарзана, и он мог спокойно избирать свой путь и либо остаться в племени, либо уйти из него, не запятнав свою честь дикаря.
Случилось это так:
Племя спокойно искало себе пищу. Все разбрелись в разные стороны, когда вдруг пронзительный крик раздался к востоку от того места, где Тарзан, лежа на животе около прозрачного ручья, пытался поймать увертывающуюся рыбу своими быстрыми коричневыми руками.
Как один, все члены племени быстро помчались по направлению к испуганным крикам и здесь нашли Теркоза, державшего за волосы старую самку. Он бил ее своими большими руками.
Тарзан подошел к нему и поднял руку в знак того, что Теркоз должен перестать драться. Самка принадлежала не ему, а бедному старому самцу, боевые дни которого уже давно миновали и который не мог защищать свою семью.
Теркоз знал, что поступает против законов своего племени, избивая чужую жену. Но, будучи забиякой, он воспользовался слабостью мужа самки, чтобы наказать ее за то, что она не захотела уступить ему нежного молодого грызуна, пойманного ею.
Когда Теркоз увидел Тарзана, приближающегося к нему без стрел в руках, он принялся еще сильнее колотить бедную самку, надеясь этим вызвать на бой ненавистного властителя.
Тарзан не повторил своего предупреждения, а вместо того просто кинулся на Теркоза.
Никогда, с этого давно минувшего дня, когда Болгани, вождь горилл, так страшно истерзал его, не приходилось Тарзану выдерживать такого боя.
На этот раз нож Тарзана едва ли мог возместить собой сверкающие клыки Теркоза, зато небольшое превосходство обезьяны над ним в смысле силы было почти уравновешено изумительной ловкостью и быстротой человека.
Но все же, в конечном счете, антропоид имел на своей стороне некоторое преимущество, и если бы не оказалось на лицо другой силы, которая повлияла на исход битвы, Тарзан, приемыш племени обезьян, молодой лорд Грейсток, так и умер бы, как он и жил, неведомым диким зверем в экваториальной Африке.
Но налицо было то, что возвышало Тарзана над всеми его товарищами джунглей — искра, в которой сказывается вся разница между человеком и зверем — разум. Разум уберег Тарзана от железных мускулов и жадных клыков Теркоза.
Их схватка едва продолжалась несколько секунд, а они уже катались на земле, колотя, терзая и разрывая друг друга, — два большие свирепые зверя, бьющиеся насмерть.
Теркоз имел дюжину ножевых ран на голове и груди, а Тарзан был весь растерзан и обливался кровью. Его скальп был в одном месте сорван с головы и висел над глазом, заслоняя ему зрение. Но молодому англичанину удавалось до сих пор удержать ужасные клыки противника, рвущиеся к его шее, и теперь, во время легкой передышки, Тарзан придумал хитрый план. Он обойдет Теркоза и, вцепившись ему в спину зубами и ногтями, будет до тех пор наносить ему раны ножом, пока враг не перестанет существовать.
Этот маневр был выполнен им легче, чем он думал, потому что глупое животное, не поняв его намерения, не думало пытаться предупредить его.
Но когда, наконец, Теркоз понял, что его противник схватил его так, что он не мог достать его ни зубами, ни кулаками, то он стремительно бросился на землю. Тарзану оставалось только отчаянно цепляться за скачущее, вертящееся, изгибающееся тело. А прежде, чем он успел нанести ему хоть один удар, нож был выбит у него из рук тяжелым толчком о землю, и Тарзан остался беззащитным.
В следующее мгновение, когда оба противника катались клубком по земле, Тарзан должен был несколько ослабить свою хватку, пока, наконец, случайное обстоятельство в этой быстрой смене постоянно меняющихся эволюций позволило ему сделать новое нападение правой рукой, после которого, как он тотчас понял, его позиция стала совершенно неприступной. Его рука оказалась пропущенной сзади под рукой Теркоза, а предплечье и кисть легли кругом его шеи. Это был полу-Нельсон, современный прием борьбы, на который случайно натолкнулся несведущий обезьяна-человек. Но божественный разум мгновенно подсказал ему, насколько ценно сделанное им открытие. От этого приема зависели жизнь или смерть.
Он постарался добиться подобного же положения для левой руки, и через несколько минут бычья шея Теркоза затрещала под целым Нельсоном.
Теркоз перестал вертеться. Оба они лежали совершенно тихо на земле, Тарзан на спине Теркоза. И медленно круглая голова обезьяны была вынуждена пригибаться к его груди все ниже и ниже.
Тарзан знал, чем все это кончится. Еще минута — и сломается шея. И вот тогда, на счастье Теркоза, в Тарзане заговорила та самая способность, которая помогла ему одолеть обезьяну, — способность рассуждения.
— Если я его убью, — подумал Тарзан, — какая мне будет от этого польза? Лишу племя могучего бойца, вот и все. Если Теркоз будет мертв, он ничего не будет знать о моем превосходстве, а живой — он всегда будет примером для других обезьян.
— Ка-го-да? — зашипел Тарзан в ухо Теркозу, что в вольном переводе значит: «сдаешься?». Нет ответа, и Тарзан слегка прибавляет давление, вызвав ужасающий крик боли у большого зверя.
— Ка-го-да? — повторил Тарзан.
— Ка-го-да! — закричал Теркоз.
— Слушай, — сказал Тарзан, несколько отпустив его, но не освобождая рук. — Я, Тарзан, верховный вождь обезьян, могучий охотник, могучий боец. Во всех джунглях нет никого столь великого, как я. Ты сказал мне: «ка-го-да». Это слышали все. Не ссорься больше ни со своим вождем, ни со своими соплеменниками, или в следующий раз я убью тебя. Понял?
— Ху, — подтвердил Теркоз.
— Ну, теперь довольно с тебя?
— Ху, — сказала обезьяна.
Тарзан выпустил его, и через несколько минут все занялись опять своими делами, как будто не случилось ничего, нарушающего спокойствие в их первобытном лесном пристанище.
Но в сознании обезьян глубоко укрепилось убеждение, что Тарзан — могучий боец и странное создание. Странное потому, что в его руках была жизнь врага, и, вместо того, чтобы его убить, он позволил ему жить невредимым.
На закате дня, когда все племя вместе собралось, по своему обычаю, перед тем, как темнота опустилась на джунгли, Тарзан, раны которого были омыты в прозрачных водах ручья, созвал вокруг себя старых самцов.
— Вы опять видели сегодня, что Тарзан, вождь обезьян — самый великий среди вас, — сказал он.
— Ху, — ответили они в один голос, — Тарзан великий.