— Тогда наверняка увидимся.
Он посмотрел в сторону дома, инстинктивно запустил пальцы в свою шевелюру. Это отвратительное вечное подростковое чувство вины.
— Вы здесь давно? — спросил он.
— Я здесь родилась.
Она улыбнулась и протянула ему руку. Было жарко, солнце обвело в саду четкие тени. У девушки расплылись румяна. Он уже не осмеливался смотреть ей в лицо из боязни, что она поймет, насколько уродлива. Он взял ее руку и пожал.
— До скорого, — повторил он.
Он смотрел, как она уходит по пустой улице. Она держалась очень прямо, красное перо на шляпке было устремлено к небу, она вдруг обернулась, чтобы улыбнуться ему.
— Меня зовут Поль, — сказал он.
Но она не расслышала.
После ухода гостей он остался в гостиной. На низких столиках стояли чашки, все было усеяно крошками печенья. Пока слуга Этьен убирал, Поль подошел к леди Фолли, положил руку ей на затылок.
— Что такое? — спросила она удивленно.
— Ничего, — сказал Поль. — Ты устала?
Она оперлась ладонями на подлокотники его кресла.
— Мигрень, — сказала она. — Мадам Журдан трещала с набитым ртом.
— Кто такая мадам Журдан?
— Дама, которая съела все птифуры.
— Я не заметил, — сказал Поль.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Какой ты милый, — сказала леди Фолли, — это так редко теперь бывает.
— Знаешь, я уже не ребенок.
— Ну, ну, тебе еще нет тридцати. До тридцати мы все еще дети, дорогой мой.
И она обняла его за талию.
— А ты всегда останешься для меня ребенком, — сказала она.
Они постояли так мгновенье, потом он отстранился.
— А кто этот старик? — спросил он.
— Друг твоего бедного отца.
— Он хорошо его знал?
— Мне кажется, да.
— Ну и зануда! — сказал Поль. — Он все время приставал к этой бедной девушке.
— А что, ты сам хотел бы к ней приставать?
— Мама! — сказал он. — Ты ее видела? Страшнее не бывает.
И он изобразил на лбу указательным пальцем нечто расплывчатое, наподобие оперенья. Мать рассмеялась вместе с ним, хотя и как–то неестественно. Но теперь он знал, что она успокоилась.
— Ее ведь зовут Симона?
— Симона Перине. Она тоже знала твоего отца. Но была тогда, видимо, совсем маленькой.
— И носила скобки, чтобы выправить зубы, — сказал Поль.
Солнце светило матери прямо в лицо, и он пошел задернуть шторы.
— Так лучше? — спросил он.
— Да, намного.
Она прикрыла глаза с легким вздохом облегчения. Когда о ней заботились, она сразу принимала блаженный вид. Он взял с камина трубку и поднялся к себе. На лестнице столкнулся с Этьеном.
— Вы не видели, где табак? — спросил он тихо.
— Вы же знаете, что вам нельзя курить, — сказал Этьен, покачав головой.
У него была широкая грудь бывшего боксера и лысая голова. Когда он качал ею, казалось, что его уши торчат еще сильнее, а на висках выступали жилы.
— Ладно вам, — сказал Поль, — я сто лет не курил.
— Будьте разумны, — сказал Этьен, — мадам выставит меня за дверь, с нее станется…