– В Индии? Вряд ли бы мне удалось ремесло Дрейка. На этом беседа прервалась, но Карри не забыл намека.
– Одним словом, брат, – сказал он Эмиасу, – если ты собираешься принять предложение старика, я тоже последую с тобой за бедой иль победой. Если она с ним, мы найдем их в Ла-Гвайре.
– А если их там нет, Билл, найдутся корабли с драгоценными грузами, и стыдно нам будет, если мы вернемся домой с пустыми руками.
– Только помни, если мы поедем, мы должны взять с собой Джека Браймблекомба, не то он пронзит себя оленьим рогом.
– Джек непременно поедет. Никто не заслуживает этого больше, чем он.
Затем последовало длинное совещание по практическим вопросам, и было решено, что Эмиас поедет в Лондон навестить Фрэнка и свою мать, прежде чем предпринять какой-либо дальнейший шаг.
И на следующее утро Эмиас отбыл в Лондон.
Возьмем лодку у лестницы Уайтхолла, как сделал Эмиас, и проскользнем впереди него под старый лондонский мост и дальше к набережной Дартфорда, где стоит как бы набальзамированный знаменитый корабль «Пеликан», на котором Дрейк совершил плавание вокруг света.
Корабль стоит на суше, на поросшем травой берегу Темзы, выставленный напоказ, а сверх того служит обеденным залом для веселых компаний из Сити.
Одна из таких компаний находится сегодня на борту. Мэр дает обед группе людей, интересующихся открытием новых стран. Здесь были богатые купцы – искатели приключений, отважные мореплаватели и среди них наши старые знакомые – адмирал Винтер, капитан Рэли и Фрэнк Лэй.
В это время слуга докладывает, что там снаружи высокий джентльмен желает говорить с сэром Вальтером Рэли.
– Веди его сюда, малый!
Эмиас вошел и в раздумье остановился у двери.
– Капитан Лэй! – вскричало полдюжины голосов.
– Почему вы не вошли, сэр? – спросил один из присутствующих. – Вы достаточно хорошо должны знать дорогу среди этих палуб.
– Достаточно хорошо. Но, джентльмены, вы простите меня. – И он бросил на Рэли взгляд, значение которого тот сразу понял.
Побледнев как смерть, он встал и последовал за Эми-асом в соседнюю каюту. Они пробыли там вместе пять минут, а затем Эмиас вышел один. В немногих словах он рассказал всему обществу грустную историю о смерти брата Рэли, Гомфри Джильберта. Рэли вернулся через несколько минут, но был молчалив и скоро вышел позвать ялик, сделав Эмиасу знак следовать за ним. Фрэнк поехал за ними на другой лодке.
Эмиас и Фрэнк вместе с матерью стояли во дворце у окна, выходящего на реку, говорили о различных вещах и внимательно смотрели на лица друг друга при свете умирающего дня, так как три года прошло с тех пор, как они виделись в последний раз.
Длинные локоны Эмиаса были срезаны, но в вознаграждение за их потерю подбородок был покрыт густой золотистой бородой; его лицо потемнело от солнца и бурь; длинный шрам, трофей боя, перерезал его правый висок; его громадная фигура приобрела ширину, пропорциональную ее вышине, а его рука, лежавшая на подоконнике, была жестка и массивна, как рука кузнеца. Фрэнк положил на нее свою. Эмиас посмотрел и испугался контраста – так слабы, бескровны, прозрачны были тонкие пальцы придворного. Эмиас беспокойно заглянул в лицо брата. Конечно, оно изменилось с тех пор, как они виделись в последний раз. Сверкающий румянец еще сиял на щеках, но белизна поблекла и затуманилась; губы были бледны, черты лица заострены; глаза горели неестественным огнем; а когда Фрэнк заметил, что Эмиас постарел, Эмиас не мог удержаться от мысли, что это замечание было гораздо более верно в отношении самого говорившего.
Стараясь закрыть глаза перед неизбежностью, Эмиас продолжал свою болтовню, спрашивая название одного здания за другим.
– Итак, это древняя матушка Темза?
– Да, ее берега очень хороши, но, видишь, она не может остановиться, чтобы взглянуть на них. Она стремится к морю, а море – в океан, а океан – вперед на запад. Все движется на запад. Быть может, мы когда-нибудь двинемся сами по той же дороге, Эмиас.
– Что ты хочешь сказать?
– Только то, что океан следует изначальному движению и всегда течет с востока на запад. Что может быть странного в моих мыслях об этом, когда я только что вернулся с праздника, где мы пили за успех движения на запад? Разве не запад – страна покоя и грез? Эта страстная тяга на запад заложена в глубине человеческой души. Я не жалею никого из бежавших туда, за отдаленнейшие моря.
– Не жалеешь никого из бежавших туда? – спросил Эмиас.
Фрэнк пытливо посмотрел на него, а затем ответил:
– Нет. Если бы я и жалел кого-нибудь, то только тебя, так как ты, кажется, устал от путешествий на запад.
– Значит, ты хотел бы, чтобы я туда поехал?
– Не знаю, – промолвил Фрэнк после минутной паузы, – но я должен рассказать тебе теперь, я полагаю, то, что случилось в Байдфорде, где…
– Пощади нас обоих, Фрэнк, я все знаю. Я был в Байдфорде и приехал сюда не просто повидать тебя и мою мать, но спросить твоего совета и ее разрешения.
– И взять меня с собой?
– Дорогой мой, один месяц путешествия убьет тебя.
Фрэнк улыбнулся и свойственным ему движением склонил голову набок.
– Я принадлежу к школе Фалеса, который утверждает, что жизнь зародилась в океане. Меня не пугает мысль вернуться в его лоно.
– Хорошо было бы, – сказала мать, – если бы я тоже могла отправиться с вами и разделить вашу участь. Послушай, – продолжала она, кладя голову на грудь Эмиаса и с улыбкой заглядывая в лицо ему, – я слышала и раньше о героических матерях, которые шли в битву со своими сыновьями и ободряли их к победе. Почему не могу я отправиться с вами с более мирной целью? Я могла бы ухаживать за больными, если кто-нибудь заболеет. Наконец я смогу чинить и стирать для вас. Я полагаю, на море не труднее играть роль хорошей хозяйки, чем на берегу? Возьми меня!
Эмиас переводил взгляд с одной на другого.
– Матушка! Вы не знаете, о чем просите. Я не хочу, Фрэнк, брать тебя с собой. Это более суровое дело, чем кто-либо из вас может себе представить. Дело, которое должно быть сделано огнем и мечом.
– Почему? – воскликнули оба в ужасе.
– Я должен платить своим матросам и своим товарищам, искателям приключений, и должен платить им испанским золотом. И, больше того, как могу я отправиться в Испанское море из-за своей личной ссоры, если я не буду в то же время бороться с врагами моей родины?
– Неужели и Фрэнк тоже так думает? – произнесла миссис Лэй наполовину про себя.
Но ее сыновья поняли, что она хочет сказать.
Воинственную жизнь Эмиаса она приняла как грустную необходимость. Но чтобы и Фрэнк также сделался человеком крови – с этим ее сердце не могло примириться. Слишком ужасным казалось соединение его ума с ужасами и резнею войны. И, хватаясь за последнюю надежду, она ответила:
– Наконец Фрэнк должен спросить разрешения королевы, и, если она разрешит, как могу я противоречить?
На этом беседа грустно оборвалась.