Неделю спустя Кит карабкался по отрогам гор, к югу от Индейской реки. На первом перевале от Клондайка он бросил сани и навьючил своих волкодавов. Каждая из шести огромных собак тащила по пятидесяти фунтов. Такой же груз был и на спине у Кита. Он шел впереди, приминая своими лыжами мягкий снег, а за ним гуськом тащились собаки.
Он полюбил эту жизнь, эту суровую полярную зиму, безмолвие пустыни, беспредельные снежные просторы, которых не касалась нога человека. Вокруг него вздымались обледенелые горные громады, безымянные, не занесенные на карту, глаз нигде не встречал одиноких дымков, поднимающихся над прилавками охотников. Он один двигался среди невозмутимой тишины этих безлюдных пространств, и одиночество не угнетало его. Ему нравилось все: тяжелый дневной труд, собачьи драки, привалы в долгие зимние сумерки, мерцание звезд в небе и пламенная игра северного сияния.
Но больше всего ему нравились вечерние стоянки: в них он видел картину, которую ему хотелось написать — он знал, что никогда ее не забудет. Утоптанный снег и горящий костер, постель из пары кроличьих шуб, разостланных на свежесрубленных сосновых ветвях; намет от ветра — кусок брезента, задерживающий и отражающий тепло костра, закоптелый кофейник и кастрюлька на бревне, мокассины, распяленные для просушки, лыжи, воткнутые концами в снег. А по ту сторону костра собаки, жмущиеся поближе к огню, косматые и заиндевелые с пушистыми хвостами, прикрывающими лапы. И кругом сплошная стена непроницаемого мрака.
В такие минуты Сан-Франциско, «Волна» и О’Хара казались ему неясными, бесконечно далекими призраками. Ему было трудно поверить, что он знал когда-то другую жизнь, кроме жизни в этой пустыне, еще труднее ему было примириться с тем, что когда-то он плыл по течению мутного потока городской жизни. В одиночестве, без собеседников, он много думал, и мысли его были глубоки и просты. Его ужасало, что годы, проведенные в городе, пропали Даром, ужасала дешевая философия университетов и книг, тонкий цинизм редакции и студий, лицемерие деловых клубов. Там не знали, что такое пища, сон и здоровье, едва ли знали, что такое настоящий аппетит, здоровая усталость, ускоренное движение крови после работы, пьянящее, как вино. А все это время существовала прекрасная, мудрая спартанская северная природа, и он этого не знал. Его удивляло, что, при таком духовном сродстве с нею, он никогда не слышал призывного шопота, что не пошел на поиски сам. Но он во-время нашел себя.
— Слушай, Желтомордый, теперь я понял.
Пес, к которому были обращены эти слова, поднял сначала одну лапу, потом другую, быстрым и успокоенным движением, потом опять прикрыл их хвостом и засмеялся.
— Герберту Спенсеру было почти сорок лет, когда он начал понимать, в чем заключается его призвание. Я понял свое призвание гораздо быстрее. Я не дождался и тридцати лет. Мое призвание — здесь. Знаешь, Желтомордый, я хотел бы родиться волчонком и быть твоим братом.
Много дней бродил он по хаосу ущелий и перевалов. Они были расположены в таком беспорядке, что казалось, будто их разбросал здесь какой-то космический проказник. Тщетно искал он ручейка или речки, которые текли бы к Мак-Квестьену и Стюарту. Подул ветер с гор и принес, вьюгу. Находясь выше линии лесов и не имея поэтому возможности развести огонь, он два дня тщетно старался спуститься ниже. К концу второго дня он добрел до карниза колоссальной скалистой стены. Шел такой густой снег, что Киту не удалось рассмотреть ее основания. Он укутался, окружил себя собаками, укрылся с ними в огромном сугробе и так провел всю ночь, стараясь не заснуть.
Утром, когда буря утихла, он пошел на разведки. На четверть мили ниже его ночевки находилось замерзшее, занесенное снегом озеро. Над озером поднимались со всех сторон зубчатые вершины гор. Да, ему так и рассказывали. Он нечаянно набрел на Озеро Неожиданностей.
— Подходящее название, — пробормотал он час спустя, приблизившись к самому берегу. Здесь Росло несколько старых елей. Пробираясь к ним, Кит наткнулся на три могилы, почти доверху занесенные снегом; торчали только столбы, на которых были вырезаны совершенно неразборчивые надписи. За елями стояла маленькая ветхая хижина. Он толкнул дверь и вошел. В углу, укутанный в истлевшие меха, лежал скелет.
«Последний посетитель Озера Неожиданностей», — подумал Кит, поднимая с пола самородок в два кулака величиною. Рядом стояла жестянка, полная немытых мелких самородков с орех величиной. Все это соответствовало рассказам, и Кит нимало не усомнился в том, что золото добыто со дна озера.
Озеро было покрыто толстым слоем льда, и Киту оставалось только одно — проститься с ним, и в полдень, с края обрыва, он бросил прощальный взгляд на свою находку.
— До свидания, озеро, — сказал он. — Я еще вернусь к тебе. Если только здешний злой дух не поймает меня. Я Не совсем ясно представляю себе, как я сюда попал, но надеюсь узнать это, выбираясь отсюда.
Четыре дня спустя Кит развел костер в небольшой долине, на берегу замерзшего потока, под гостеприимными елями. Где-то там, в этом, белом хаосе, позади него находилось озеро, но где именно — он уже не знал. Четверо суток скитаний и борьбы со слепящей вьюгой сбили его с толку: он уже не знал, в каком направлении это «позади». Он словно вынырнул из какого-то кошмара. Он не сумел бы даже точно сказать, сколько времени был он в пути — четыре дня или целую неделю. Он спал вместе с собаками, перебрался через десятки перевалов и ущелий, следовал за извилинами каньонов, кончавшихся какими-то тупиками, и за все время ему только дважды удалось развести огонь и оттаять лосиное мясо. И только теперь он мог вдоволь поесть и выспаться. Снежная буря улеглась, снова стало ясно и холодно. Ландшафт, расстилавшийся перед ним, представлял теперь обыкновенную картину. Речка, на которой он очутился, была как речка и текла, как полагалось, на юго-запад. Но Озеро Неожиданностей он потерял так же, как потеряли его и все прежние Колумбы.
Полдня пути вниз по речке привели его в долину другой, более широкой реки, и он решил, что это и есть Мак-Квестьен. Тут он убил лося, и теперь снова каждая собака тащила по пятидесяти фунтов мяса. Идя вниз по Мак-Квестьену, он набрел на санный след. Верхний слой снега был мягок, но под ним находился утоптанный путь. Он заключил, что на Мак-Квестьене есть два жилья и что этот путь соединяет их. Очевидно, кто-то опять нашел «Два Сруба».
Было сорок градусов ниже нуля, когда он расположился на ночлег. На рассвете он пустился в путь, размышляя, кто бы могли быть эти люди, открывшие таинственные «Два Сруба» и доберется ли он до их привала в этот день. Он шел по занесенной тропе, утаптывая канадскими лыжами свежий снег.
Неожиданное застигло его на повороте. Раздался ружейный выстрел, и пуля, пробив насквозь его парусиновую парку и шерстяную фуфайку, ударила его в плечо и заставила повернуться вокруг своей оси. Он покачнулся на лыжах, желая сохранить равновесие, и услышал второй выстрел. На этот раз стрелявший промахнулся. Кит не стал дожидаться нового выстрела и бросился к деревьям, которые могли служить прикрытием. Раздалось еще несколько выстрелов, и он почувствовал, что по его спине течет что-то теплое и липкое. Вместе с собаками он взобрался на берег и спрятался за деревьями. Освободившись от лыж, он пробрался вперед и осторожно выглянул из-за дерева. Никого не было видно. Стрелявший, должно быть, спокойно лежал за деревьями на противоположном берегу.
— Если в течение получаса ничего не случится, — оказал Кит, — я вылезу и разведу костер. Иначе я отморожу себе ноги. Желтомордый, что бы ты стал делать, если бы тебе пришлось лежать и мерзнуть, зная, что тебя собираются застрелить?
Он отполз на несколько шагов назад, утоптал снег и начал плясать. От этой пляски кровь прилила к его ногам, и он смог выдержать еще полчаса. Вдруг он услышал звон бубенчиков. Он увидел сани, показавшиеся из-за поворота реки. У прикола бежал человек, погонявший собак. Это был первый человек, которого Кит увидел за последние три недели. Он сразу подумал о негодяе, притаившемся на том берегу.
Не показываясь из-за дерева, Кит предостерегающе свистнул. Человек не расслышал и продолжал мчаться вперед. Кит свистнул громче. Человек остановил собак, обернулся и увидел Кита как раз в тот момент, когда раздался выстрел. Тогда Кит поднял ружье и сам выстрелил по направлению группы деревьев, откуда раздался выстрел.
Человек у прикола покачнулся. Шатаясь, он подошел к саням и достал привязанное к ним ружье, Но пытаясь поднять его к плечу, он начал вдруг медленно опускаться и сел. Вдруг его ружье выстрелило в воздух, и он повалился спиной на сани. Кит мот видеть только его живот и ноги.
Снова раздался звон бубенчиков. Человек лежал неподвижно. Три пары саней выехали из-за поворота, за ними бежало человек шесть. Кит предостерег их криком, но те уже видели, что произошло с первыми санями, и торопились к пострадавшему. Выстрелы с того берега не повторялись, и Кит, позвав своих собак, вышел из-за прикрытия. Его встретили восклицаниями, и двое только что прискакавших сняли рукавицы и взяли Кита на прицел.
— Подойди-ка сюда, подлый убийца, — скомандовал один из них, чернобородый. — Брось сейчас же ружье в снег.
Поколебавшись, Кит бросил ружье и подошел к ним.
— Обыщи его, Луи, и отними у него оружие, — приказал чернобородый.
Луи, проводник — француз из Канады, повиновался. Он обыскал Кита и отобрал у него охотничий нож.
— Ну, что ты скажешь в свое оправдание, незнакомец, прежде чем я тебя застрелю? — спросил чернобородый.
— Скажу, что вы ошибаетесь. Не я убил этого человека, — сказал Кит.
Один из путников закричал. Он прошел по следам Кита и добрался до прикрытия за которым он прятался. Вернувшись, он рассказал о своей находке.
— За что ты убил Джо Кинэда? — спросил чернобородый.
— Я его не убивал… — начал Кит.
— Нечего болтать зря. Ты пойман на месте преступления. Вот твои следы. Услышав, что подъезжает наш товарищ, ты отошел в сторону и залег между деревьями и выстрелил в него. Пьер, подними его ружье.
— Дайте мне рассказать вам, — протестовал Кит.
— Молчи! — крикнул чернобородый. — Твое ружье само все расскажет.
Они осмотрели ружье Кита, сосчитали заряды, проверили дуло и магазины.
— Один выстрел! — сказал чернобородый.
Пьер раздувал ноздри, словно олень понюхал магазин.
— Совсем недавно, — сказал он.
— Пуля попала ему в спину, — сказал Кит. — А он ехал лицом ко мне. Ясно, что стреляли с того берега.
Чернобородый на минуту задумался, затем покачал головой.
— Нет, ты нас не обманешь. Он повернулся к тебе спиной, и тогда ты выстрелил. Пойдите, ребята, посмотрите, нет ли на том берегу каких-нибудь следов.
Но на том берегу лежал нетронутый снег. Даже заячьих следов не было на нем. Чернобородый нагнулся и вынул из раны убитого свалявшийся меховой пыж. Разрезав его, он достал пулю. Кончик пули расплющился, но основание ее, одетое сталью, было цело. Он сравнил пулю с пулями Кита.
— Тут и слепой поймет в чем дело, — сказал он. — Эта пуля с мягким носом и стальной рубашкой. И твоя пуля с мягким носом и стальной рубашкой. Там тридцать-тридцать, и здесь тридцать-тридцать. Эта — завод Д. и Т. и твоя — завода Д. и Т. Пойдем на тот берег и посмотрим, как это ты все устроил.
— Я сам ранен, — сказал Кит, — посмотрите на дыру в моей парке.