Тонюсенькую мыслишку: «Оправдываешься?», пытавшуюся проскользнуть в её правильные рассуждения, она не подпустила и близко. Нашлась всё объясняющая причина, и Юлька была на грани слёз от счастья: «Вокруг стрессы. Каждый избавляется от них, как может. Кто-то пьёт. Кто-то ходит в плавательный бассейн. О, вспомнила! От стресса даже слепнут! Где-то читала. Организм так воюет с напряжением. Но… тогда… Тётя Катя права? Я попала в замкнутый круг? Школа — каждодневный стресс, и моя психика сбрасывает его таким образом? Но почему я не замечаю, что работа в школе мне в тягость? Привычка к напряжению? Помнится, где-то читала, люди даже привыкают к головной боли и не замечают её… К чему мы пришли? Господи… Менять работу? Да я ведь больше ничего не умею, а учить у меня неплохо получается. Взять административный? Учебный год только начался. А жить на что? И как бросить детей? У меня три класса. Кто их возьмёт среди учебного года?..»
И эхом услышала ехидный голос мамы: «Есть ещё один способ отдохнуть и сменить обстановку. Выйти замуж и родить ребёнка». Юлька покачала головой: «Тебе бы всё о своём, мама. А ты представь, какой психованный ребёнок может родиться от такой психованной, как я!»
Она поставила пачку листов ребром, подровняла их.
— У моего стресса жутковатые рожи…
Не отпуская пачки из рук, девушка задумалась над проблемой: порвать и выбросить? Оставить на память? Рисунки вон какие яркие и выразительные. Она уже вроде бы даже привыкла к ним. Жалко будет расставаться…
Все думы перечеркнул вопрос, пустенький такой, но очень настырный: листы, найденные в папке, отделены от альбомного корешка аккуратно, а сегодняшние рисунки сделаны прямо в альбоме. Глупая, пустячная мысль, но очень беспокойная… Юлька вздохнула: «Была бы я специалистка по психике или психологии…», вложила листы в папку — и нагнулась к нижнему ящику. И — замерла. Привычное движение потянуло воспоминания. Всё правильно. Она готовилась к ночному рисованию с вечера. Значит, вечером она знала, что произойдёт ночью? Но почему же про этот кусочек вечера она абсолютно ничего не помнит? Тоже последствия стресса?
И — снова резкая смена размышлений: «Эти листы похожи на ловушку! Я с вечера готовлю своим снам ловушку!»
Юлька затрясла головой: «Всё… Хватит… Запуталась! Хочу спать! Мне надо спать, хотя этому „хочу спатю“ спать не хочется!»
На часах полчетвёртого. Девушка решительно залезла под одеяло и крепко зажмурилась. Поверх одеяла теперь виднелись две головы: одна с разлохмаченными волосами, вторая — ушастая. Вскоре дыхание Юльки затихло. Она расслабилась, уснула.
Рисунки были специально оставлены на столе. Юлька не хотела снова забывать. Ночная встряска не дала ей возможности быть более вдумчивой и сосредоточенной. А ведь, приглядевшись, она, вероятно, убедилась бы, что права в своём последнем предположении: чудовища пойманы в ловушку.
Когда раздался требовательный телефонный звонок, Олег на кухне наливал свежий, ещё дымящийся кофе.
— Алло, Олег! Доброго утра!
— Доброго… Ну, что там?
— То же, что у тебя вчера. Ровно в два она включила свет. Сначала небольшой — видимо, настольную лампу. Потом — люстру. В половине четвёртого люстра погасла, но лампа горела до утра, пока Юля не ушла на работу. За полтора часа, с двух до полчетвёртого, несколько раз близко подходила к окну и садилась. Возможно, там стол. Что делать дальше?
— Дальше?.. — повторил Олег, взглянул на чашку с тёмным перламутром кофе. — Дальше иди спать. На работу можешь сегодня не выходить. За ночное дежурство отгул тебе полагается.
— Спасибо… Пока!
Пробуя горячий кофе, Олег вспоминал распечатку — досье на Влада. Болтали о нём в блогах много чего, но Олег для себя выделил главное. Владу около тридцати. Влад не побоялся открыть дверь незнакомцу, потому что не боялся никого: он как-то быстро для своих лет в совершенстве (в совершенстве?! Может, преувеличивают?) овладел основными известными восточными единоборствами. С восторгом перечисляли тэквондо, ушу, карате-до. Олег, у которого с армейских времён не угасал интерес к самбо и дзюдо, сильно сомневался в этой информации. Может, Влад наплёл с три короба своим почитателям? С другой стороны — та самая, спокойно открытая им дверь вроде как подтверждает слухи.
И третье. В свежих сплетнях имя Влада всё чаще соседствует с именем Юли. Кружковцы на все лады обсуждали внезапный интерес своего руководителя к «серой мышке» и с ещё большим жаром гадали, почему именно Юля и в чём заключается сам интерес. Мужская половина сходилась на том, что Влад просто эксплуатирует безотказную девчонку. Женская — живо обменивалась впечатлениями, что, будучи мужчиной, Влад временно решает свои естественные потребности за счёт покорной и смиренной девицы, которая, получив отставку, не будет лезть к нему с сентиментальными глупостями.
«В общем, Влад — личность довольно таинственная, — подытожил Олег. — Хм, а в кружке Юлю плохо знают. Покорная и смиренная — это надо же!.. А Юлю я ему не отдам. Юля — это моё. Нутром чую».
… В школу Юлька летела как на крыльях.
Утро началось с лихорадки: ну ладно, одну пачку тетрадей проверить успела, а остальные? О, забыла! Сегодня в расписании зияют два окна подряд — два пустых урока. Так что две пачки не проблема. Жалко только, что в «Книжный» сбегать не удастся, как намеревалась.
Собирая портфель в школу, в отделении с мелочью она наткнулась на посторонний предмет. Вытащила — конверт. Между строчками для адресов рукой Влада написано: «Юлия, пока ты спала, я позволил себе положить в твою сумку деньги за рисунки. Зная, что ты стеснительна в денежных вопросах, надеюсь, не обидишься на меня за самоуправство. Это аванс».
Обижаться? Тоже выдумал. Юлька ведь не считала, что перерисовать что-то с чего-то — это работа. С интересом она открыла конверт, а через минуту обессиленно села на стул. Аванс?! Он что — обалдел?! Денег у него куры не клюют? Денежным станком обзавёлся?..
Остолбенение прошло не сразу. Ха, не умеет считать — так ему и надо! А если это она, Юлька, не понимает значимости всех этих картинок? Влад — человек серьёзный, в эзотерических делах мастер. Значит, оценил как должно. А самой Юльке лучше помалкивать в тряпочку и радоваться…
И Юлька обрадовалась, засияла счастливой, неудержимой улыбкой: «Ой, все дыры и прорехи залатаю! Ой, все книги, на которые облизывалась, — мои!.. А… А… — и, уже смеясь над собой, себе же приказала: — Стоп! Рот закрой, раззява! Не грохнешь же все деньги сразу, растяни удовольствие!»
А выходя за порог, начала мучиться неразрешимым сомнением: «Если у Влада аванс такой, значит, остальные деньги будут крупнее. И альбом того художника я наконец куплю… И маме на день рождения тот костюмчик… Но ведь крупные в первый и в последний раз. Куплю вещь, а потом опять сидеть без денег? Может быть, ничего не покупать, а тратить по мелочи, ни в чём себе не отказывая? Впереди Новый год, другие праздники. Закупить подарки заранее, а там… А с другой стороны, моя школьная зарплата, если куплю крупные вещи, наподобие зимнего пальто и сапог, тоже неплохо будет выглядеть в качестве карманных денег…»
Юлька вышла на стартовую прямую между школой и домом счастливая и обескураженная, не в силах заставить себя не улыбаться. И только в кабинете счастливое выражение её лица сменилось чуть более близким к скептическому: «Ты разбежалась на эти деньги накупить всё, что душе угодно? А помнишь, как весной встретила бывшую математичку? Она-то за те же деньги искала себе хорошие сапоги, и не на рынке, а в хороших магазинах. А ты — пальто, сапоги… Скажи лучше — тёплый плащ и ботинки!»
Во внутренний монолог вмешалась Юлька-грубиянка: «А тебе ботинок мало? При твоей любви к ходьбе любая обувь у тебя летит мгновенно. Вспомни босоножки, на которые ты грохнула треть отпускных! Раскатала губища-то — ходить в них как минимум три года! И что? Ты в них и трёх месяцев не проходила! Купи хоть дешёвку, но новьё! А то потратишь зазря, потом сама же жалеть будешь об упущенной возможности — и мёрзнуть!» Юлька мысленно шутливо раскланялась перед собой, вернувшей на землю, а первый звонок вытеснил метания по столь непривычному поводу.
Урок за уроком Юлька пыталась проверить себя, не слишком ли велико напряжение рабочего ритма. Иногда забывала следить за собой, иногда вспоминала и в душе пожимала плечами: «Ничего особенного, но… Опять же: „Люди привыкают к головной боли, живут с нею, не замечая её, постоянно“. Цитатка с ног сбивает. Сходить к школьному психологу?»
В двенадцатом часу, посреди второго «окна», она закончила проверку тетрадей в пустом кабинете и загляделась на улицу, где серое пространство, высушенное ветром, ненадолго ожило под лучами мимолётно высунувшегося из-за туч солнца. «В конце концов, директриса недавно жаловалась, что мы мало обращаемся к нашему психологу со своими и ученическими проблемами… Надо сходить…»
… В двенадцатом часу Влад плавно встал из «лотоса» и направился на кухню. Для него ночь промелькнула незаметно. Лишь пристальному вниманию открылось бы, что бессонная ночь всё-таки оставила свой отпечаток на нём в виде запавших глаз.
Влад выпил стакан родниковой воды и вернулся в комнату. Одну комбинацию он нашёл. Огарки чёрных свечей он быстро поменял на новые свечи и зажёг их.
В этой комнате окон нет. В тёплом мерцании живого огня он расставил пентакли в необходимом порядке и начал работать над приведением их в действие. Вернувшись в первоначальную позу, Влад было застыл, но вовремя вспомнил, что надо связаться с одним из кружковцев.
— Добрый день, Алексей. Это Влад. Мне нужно, чтобы ближе к обеду ты заехал ко мне… Не сможешь? — доброжелательный голос Влада изменился, стал медлительным и тягучим: — Алексей, ближе к обеду, лучше всего в час дня, ты будешь у меня. Ты понял? Прекрасно. До встречи.
Он не дослушал виноватого ответа Алексея и положил телефонную трубку. Гипнотизирующие интонации им использовались крайне редко, но действовали отменно и безотказно на всех кружковцев. Кроме Юлии. Когда Влад начинал говорить таким тоном с нею, она недоумённо смотрела на неё, а потом проникновенно (учительница!) отвечала примерно так: «Влад, не обижайся, пожалуйста. Что же делать? Никак не получается. Давай в другой раз, ладно?» И он поневоле отступал.
От расставленных в нужной композиции пентаклей веяло ненавязчивым ожиданием. Влад сел на край ковра, немного в стороне от них, и неторопливо стал устанавливать с каждым ментальную связь. Когда все знаки настроились на него, Влад переплёл между собой незримые потоки энергии, тянувшиеся к нему слабо светящимися дорожками, видимыми только ему. Безразлично ощущая собственную бесплотность и уподобление знаковой энергии, Влад «услышал», как где-то в глубинах его самого всплыла и тихо растворилась человеческая мысль: «Я похож на паука, плетущего паутину…» На гладкой поверхности его бесстрастия мелькнула еле заметная рябь: Влада мысль позабавила.
… Ещё пол-урока. Юлька бездумно уставилась на улицу, на усыпляюще серый городской пейзаж. Ветер мотал пустые ветви деревьев, пытался поднять с земли тяжёлые грязные листья, упруго сталкивался с большими оконными стёклами школы, отчего в кабинете гулко отдавалось эхо пустоты. «К Владу бы сейчас, — мечтательно подумала Юлька и со смешком решила: — В каждой школе надо завести комнаты Влада: провёл учитель урок, помедитировал под руководством знающего человека — и айда домой успокоенный, нераздражённый, и на все домашние дела сил хватит…»
После быстрого стука в дверь на пороге появилась незнакомая молодая женщина в куртке-дутыше и в толстых спортивных штанах.
— Ага, нашла я тебя!
Она снова шагнула в коридор и внесла в кабинет огромную сумку, явно чем-то до отказа набитую. Дотащив сумку до доски, она весело сказала:
— Ты меня не помнишь? А я вот тебя помню хорошо! Ты была на пятом курсе филфака, а я на втором. Химфак. Студенческая весна — помнишь? Сначала на сцене репетировали вы, потом — наш курс. А потом вместе сидели, смотрели репетицию физвоса — обхохотались!
— Если честно — не помню, — призналась Юлька, терзаемая противоречивыми чувствами: хотелось и посидеть в покое и одиночестве, и поболтать о «старых» временах с общительной хохотушкой. Первое, кстати, перевешивало.
Женщина протянула ей ладонь.
— Не помнишь — так не помнишь! Я Люда. Ты ведь Юля?