— На телеграф! Пусти на телеграф! Срочно!
Часовой молча загородил ему дорогу.
Остальные заканчивали свои корреспонденции, спеша, как ученики на экзамене, которым нужно сдать свою работу до звонка. Стэннард одной рукой печатал на машинке, другой на всякий случай уже снял трубку телефона, прижал ее плечом к уху и стучал пальцем по рычагу.
Mopp пытался объясниться с часовым жестами.
— Он,— Mopp показал на дверь, за которую Игорь и Мэри унесли Астахова,— шпион, шпион! — Mopp поднес руку козырьком ко лбу, поднял воротник рубашки, изображая шпиона.— Русский! Русский шпион? Понимаешь, образина? Шпион?
Но часовой только косил на Moppа злыми глазами. Тот подбежал к окну, сложил ладони рупором и закричал в сторону радиостанции:
— Мистер Калишер! Питер Калишер? Мистер Фарадж! Эй, кто-нибудь?
Часовой у двери спустил предохранитель и вскинул автомат в сторону Морра. Бормоча проклятия, тот отскочил.
— Идиотское положение! Сенсация! Все газеты мира? И ни одной строчки, ну что это такое!
Калишер в трусах и майке стоял возле окна в студни радиостанции, прислушивался к крикам Морра.
— У Астахова не выдержали нервы. Не дождался утра,— сказал он,
— Вы пойдете сейчас?— спросил Фарадж.
Калишер покачал головой.
— Сейчас было бы слишком явно. Им нужна ночь, чтобы дозреть.
Он прошлепал босыми ногами до походной раскладной койки, лег, закрывая глаза, сказал:
— У твоих сородичей — китайских мандаринов в древности, не знаю, как сейчас, было мудрое правило — они сажали на кол тех, кто прерывал хороший сон, и щедро награждали тех, кто прерывал дурной.
— Какой сон был у вас?— спросил Фарадж.
— В моем возрасте я дорожу даже плохим. Так что не рискуй больше, не буди...
Подойдя к Кларку и Максвеллу, Mopp сказал:
— Ну, друзья, на этом фоне все события звучат несколько по-иному.
— Нежданно-негаданно,— сказал Кларк.
— И не просто разведчик. Комиссар. Управлял здешним правительством! — сказал Mopp.
— Н-да... Только зачем ему нужно было жить здесь, так далеко от столицы?— не то спросил, не то усомнился Максвелл.— Одному?..
— Для маскировки,— решительно ответил Mopp.— Этот щенок, конечно, ему не сын! Какой-нибудь лейтенант. Радист-шифровальщик. А эта, как ее... Мэри — типичная связная, ездит туда-сюда. Идемте на чердак, посмотрим радиостанцию.
Астахов лежал неподвижно на кровати, глаза его были закрыты, только по подрагивающим векам можно было понять, что он жив. Мэри трясущимися руками выжимала салфетки, окуная их а тазик с холодной водой, и прикладывала к груди Астахова, массировала ему кисти рук. Растерянный Игорь сидел рядом.
— Господи, боже мой, пресвятая дева богородица,— бормотала Мэри,— да что же это такое?!
В дверь постучали. Игорь поднялся, щелкнул замком и увидел перед собой все тех же журналистов с блокнотами.
— Кто вы по званию?— спросил Mopp, стоявший впереди.
Игорь с силой рванул к себе дверь, но Mopp успел протиснуть между дверью и косяком плечо.
— Что вы с ним сделали?— спросил он громко, заглядывая в комнату.—Имейте в виду, мы не дадим вам расправиться с ним.
Стэннард и Хольц навалились на дверь, не давая Игорю закрыть ее. Mopp побежал к часовому.
— Арестуй его, немедленно арестуй,— показывал он в сторону Игоря и соединял кисти рук, будто на них уже были надеты наручники.— Иначе он убьет его и всех нас перестреляет!
Часовой, уже привыкший к выходкам Морра, не обращал на него внимания.
Большую, сплетенную из бамбука и покрытую пальмовыми листьями хижину освещали несколько висячих ламп «летучая мышь», прикрытых сверху металлическими козырьками. У одной из стен спали на циновке четверо черноголовых смуглых ребятишек лет, наверное, пяти-шести. Над ними болтались на стебле какого-то растения деревянные фигурки божков, приносящих спокойствие и счастье дому.
Но спокоен здесь был разве только старик, сидевший подле ребят с толстой бамбуковой трубкой в руке. Когда старик затягивался глубоко, было слышно, как в трубке булькала вода — мирно и как-то очень древне.
В хижину то и дело входили люди — в городской одежде, в военной, в крестьянской. Они переговаривались вполголоса, получали какие-то распоряжения, снова уходили.
В середине хижины на циновке, постеленной на земле, полулежал над картой взъерошенный, похожий на нахохлившегося воробья человек. Одну руку он держал на груди, как младенца, время от времени кося глазом на клубок окровавленных бинтов, которыми она была обвязана. Какая-то женщина, проходя мимо, заботливо накрыла ему плечо пилотской кожаной курткой. Человек этот и был пилотом того самого несерьезного самолета, перевязанного ленточками, на котором более чем сутки назад пытались улететь с острова Баланг журналисты. Только лицо его было сейчас серым от усталости и боли.
— Ну, что у тебя?—спросил он, не поднимая головы от карты.
Молодой парень, которому пилот задал вопрос, бился над небольшой походной рацией.
— Я все проверил,—сказал он.— Рация в порядке.
— Тогда что же?
— Думаю, с крейсера накрыли весь остров. Радио-экран. Не пробьешь.
— Ну, навалились! — неожиданно, как-то даже весело сказал пилот и тут же сморщился от боли в руке.— Почему же городское радио работает?
— Там короткие волны...