Тайны Нью-Йорка - Лермина Жюль 5 стр.


Следующие слова он особо подчеркнул.

– Я хочу, чтоб ты была богата, Эффи. Я хочу, чтоб ты отомстила за меня и разорила его, слышишь ли? Чтоб ты раздавила этого Арнольда Меси… И чтоб достичь этой цели, я хочу дать тебе в руки средство, сильное средство… Я оставлю тебе в наследство мужа и приданое…

– Кто же этот муж? – спросила Эффи.

– Ты сейчас узнаешь это.

– А приданое?

– Это тайна, которая сделает тебя миллионершей.

…Через час Эффи входила в кабачок «Старый флаг».

Бам все еще лежал на ковре.

Слово «лежал» не совсем точно отражает ситуацию. Пьяный скорее представлял собою груду тряпья, не имеющего ничего общего с живым человеком. Руки его были нелепо подвернуты под туловище. Голова запрокинута, а ноги были скручены в сложную комбинацию, которую народ так удачно назвал «ружейным курком».

– Этот человек пьян? – спросил Тиллингест.

– Еще как, – ответила Эффи.

– Ну, – сказал банкир, – его нужно поскорее привести в чувство… Мне нужно с ним поговорить, а ты знаешь, что я не могу терять время.

Эффи минуту додумала, вышла и возвратилась через несколько минут с флаконом в руке.

Она встала на колени перед Бамом, налила себе в руку несколько капель благовонной эссенции и начала растирать виски пьяницы. Затем, преодолев отвращение, подула немного на лоб, освежая таким образом его пылающую голову.

Не прошло и пяти минут, как Бам глубоко вздохнул и попытался приподнять голову.

Тогда Эффи обвила руками его шею и приподняла голову. Нельзя представить себе ничего более странного и отталкивающего, чем сочетание этих двух соприкасающихся голов! Одна – царственно красива и свежа, другая – искажена и порочна.

Она еще раз смочила ему виски духами.

На этот раз Бам вздрогнул и встряхнул головой, будто этот запах пронзил его насквозь. Конечно, в кабачке «Старый флаг» едва ли можно было научиться дегустировать духи. Неизвестное всегда страшит…

Губы его дрогнули и предприняли определенное усилие произнести какое-то слово.

– Он приходит в себя, – сказала Эффи.

Бам заворчал и – о, верх неприличия! – вместо горячей благодарности произнес совсем иное:

– Да пошли вы к…

Затем Бам предпринял попытку вырваться из рук Эффи и приподняться, но снова обессиленно повалился на ковер.

– Черт возьми! – пробормотал он: – Да оставите ли вы меня в покое? – Потом он добавил: – Я хочу пить.

Красавица смочила ему губы водой, нисколько не теряя присутствия духа.

– Тьфу! – заворчал пьяница. – Что за мерзость вы мне дали?

При этом он поджал ноги и попробовал встать. Эффи, ловко воспользовавшись этим движением, приподняла его с силой, которую нельзя было подозревать в ней, и бросила в кресло. Бам опустился на подушки, просевшие под тяжестью его тела… Первым ощущением его был испуг. Он опять попытался привстать и снова упал, ругаясь.

Затем, будто проснувшись, открыл глаза и стал осматриваться.

– Вам лучше? – спросила Эффи ласковым голосом.

Бам обернулся, ища того, к кому бы мог быть обращен этот вопрос и, конечно, никого не обнаружил.

– Я говорю с вами, – сказала Эффи. – Я спрашиваю вас: лучше ли вы себя чувствуете?

– Да право… право… ничего! Благодарю… – бормотал Бам, у которого в голове мысли плясали бешеный танец.

– Успокойтесь, – сказал в свою очередь Тиллингест ровным голосом, – и не бойтесь ничего. Вы у друзей.

Тогда Бам вытаращил глаза.

– У друзей? Я-то? Здесь?

Он никак не мог предположить, что у него есть друзья в таких салонах, убранных роскошными тканями, с такими толстыми коврами и мягкими креслами.

Следуя естественному течению мыслей, он перевел взор с окружающей его мебели на себя самого и решил, что если чудеса существуют, то кабак «Старый флаг» еще мог превратиться в роскошнейшее жилище, но уж никак не Бам – в изящного джентльмена.

Действительно, его одежду никак нельзя было назвать изысканной. Нечто вроде жакетки, когда-то клетчатой, черно-белой, а вследствие изношенности ставшей одноцветной и бесформенной, плохо скрывало полное отсутствие белья. Что же касается панталон красноватого или скорее непонятного цвета, то они свисали клочками на его башмаки, перевязанные тесемками, и без одной подошвы, что была потеряна во время рысканья по улицам.

Тем временем Бам все более приходил в себя благодаря тому внутреннему очагу, тепло которого возвращало его к жизни.

Вдруг какая-то мысль промелькнула в его глазах. Он обернулся к Эффи и смущенно кашлянул.

– Не можете ли вы, мисс, дать мне каплю виски?

Девушка взяла с камина дорогой резной графин и принесла его на хрустальном подносе. Тиллингест взглядом дал понять дочери, что желает остаться с этим человеком наедине.

Эффи кивнула. Когда она выходила, Бам встал, прислонился к спинке кресла и низко поклонился ей. Поклон этот был достоин актера Фредерика Леметра в роли Робера Макера!

Бама освещала лампа с матовым колпаком. Это был хорошо развитый двадцатилетний парень. Его густые черные волосы падали на лоб крупными завитками. Он откинул их назад обеими руками, как чистят траву граблями. Лицо его было в фиолетовых крапинах, но под налетом пьянства и разврата можно было заметить изначальную правильность его черт. Нос, довольно широкий у ноздрей, имел прямую и благородную форму. Чувственный рот окаймлялся густыми черными усами, и темно-каштановая борода, к которой бритва не прикасалась целую неделю, кустилась вокруг щек и подбородка.

Назад Дальше