— Товарищ генерал, позвольте мне ехать в машине вместе с Нетопилом.
Генерал не ответил, хлопнул дверью и приказал водителю ехать.
«Фляжка сегодня останется невыпитой», — подумал капитан и одновременно отметил, что впервые осмелился открыто не согласиться с мнением генерала. Наверное, сыграло свою роль то, что он одет в гражданское. Однако главным было чувство, что он поступил правильно. Ведь Нетопил, у которого даже не спросили, что он пережил, именно сейчас, когда он вновь оказался на земле своей родины, больше всего нуждался в добром человеческом слове. Генералу, возможно, тоже будет нелегко на обратном пути, если начнется приступ астмы. Но капитан не врач, чтобы оказывать помощь. Он политический работник и не может бросить человека, ожидающего слова, которое может стать решающим для всей его жизни.
— Ну расскажи, что случилось, — обратился капитан к Нетопилу, устроившись с ним на заднем сиденье автомашины. Он надеялся, что теперь, в спокойной обстановке, во всем разберется и все выяснит.
— Делал то, что мог, — ответил поручик. — Я Петерку учил, что надо говорить, и беспокоился за него. Но его отделили от меня, и я уже не мог на него влиять. Они принудили его остаться.
Это было все, что смог выяснить капитан за всю дорогу.
— Ничего не предпринимай, — закончил трудный разговор капитан, когда приехали в Прагу. — Отдохнешь, выспишься, а потом ко всему вернемся снова.
Перед помещением, где Нетопил должен был провести остаток дня и нынешнюю ночь, поручик вдруг спросил:
— А как докажешь, что все, что я говорю, правда? Ведь нет свидетелей того, что я вел себя как офицер и коммунист.
— Будем тебе верить, — ответил капитан. Вместе с подполковником они проводили Нетопила.
На следующий день был составлен подробный протокол допроса Нетопила, и его, очень взволнованного всем случившимся, направили на отдых. Капитан не стал читать протокол. Он хотел услышать все непосредственно из уст Нетопила, потому что понимал: строгая официальная запись не может в достаточной мере передать чувства человека.
Подождал несколько дней и затем заехал за Нетопилом. Стояла сухая погода; они целый день ходили по лесу, и поручик рассказывал. Как будто то же, что и для протокола, и все-таки иначе, со всеми своими сомнениями, чувствами, впечатлениями. Было видно, что Нетопил доверяет капитану и рад возможности снова, без секретаря, ведущего запись показаний, сказать обо всем, что его переполняло, давало ему спокойствие и ясность. Это было происшествие, которое капитан позднее для себя назвал: «Восемь с половиной сбитых».
В тот роковой день, когда Нетопил и Петерка летели в Западную Чехию, стояла действительно прекрасная летная погода. И как раз в тот момент, когда они уже начали готовиться к посадке, Нетопил вдруг понял, что под ними незнакомая местность. Попытался сориентироваться, но напрасно.
— Выходит, мы сбились с пути, дружище, — произнес Петерка.
Перелет государственной границы был бы опасным. Нетопил решил изменить курс на сто восемьдесят градусов, но обнаружил, что горючее на исходе. Оставалась единственная возможность — вынужденная посадка. Объяснил Петерке, как вести себя в случае толчков при посадке, однако приземление на опушке леса в целом прошли гладко. Выйдя из самолета, увидели, что к ним бежит какой-то мужчина, похожий на лесничего.
— Где мы? — спросил его Нетопил.
— Вы из Чехословакии? — ответил мужчина вопросом на немецком языке, который сносно знал Нетопил.
— Поняли, что дело — дрянь.
— Вы заблудились или перелетели? — задал мужчина следующий вопрос, который Нетопил перевел Петерке.
— Заблудились.
— У вас есть спички? задал третий вопрос мужчина и, выслушав положительный ответ, покивал головой и удалился.
Тут поручик спохватился:
— Мы должны сжечь служебные документы!
Над огнем они пожали друг другу руки и пообещали, что будут поступать, как положено военнослужащим народной армии, затем пошли в ближайший населенный пункт.
В полицейском участке их приход вызвал переполох. Сидевший за большим дубовым столом в кабинете начальника толстый полицейский даже побледнел. Он видел такую форму первый раз в жизни и подумал, что пришли русские. У Нетопила создалось впечатление, что он готов поднять руки вверх. Успокоился лишь после того, как услышал их объяснения.
Затем толстяк начал действовать. Вызвал троих подчиненных, на лицах которых было написано явное недовольство тем, что их побеспокоили, и разогнал детей, облепивших окна полицейского участка. Двух полицейских послал с Петеркой посмотреть, где находится самолет. Потом кому-то позвонил по телефону. Нетопил сразу понял, с кем он говорит. Толстяк встал по стойке «смирно» и лаконично, в кратких и точных формулировках доложил о происшествии.
Через короткое время перед полицейским участком остановилась автомашина. Из нее вышел мужчина средних лет и сразу же, как только вошел в комнату, проговорил:
— Приветствую вас, пан поручик, в свободном мире. — Говорил он по-чешски. — Я жил с родными в Хебе, пока нас коммунисты не выдворили.
Он представился как окружной инспектор полиции и протянул руку Нетопилу, но тот сделал вид, что не заметил этого. Так же поступил и Петерка, который уже вернулся с обоими полицейскими с места приземления самолета.
— Какие у вас планы? — допытывался инспектор.
— Хотим как можно быстрее возвратиться домой, — ответил Нетопил, а Петерка подтвердил его слова кивком головы.
— Вы что, считаете это самым важным? — вытаращил глаза инспектор. — Такой удобный случай! — Но тут его осенила какая-то догадка, и он добавил: — Понимаю, вы имеете свои условия.
Составили протокол об обстоятельствах, приведших к посадке самолета. Казалось, все упокоились. Но это было далеко не так. Явно кого-то ждали.
Нетопил, взяв себя в руки, решил воспользоваться ситуацией: начал говорить о жертвах второй мировой войны, о необходимости мира и взаимопонимания между народами, о неизбежности выселения немцев с чехословацкой земли. Говорил по-чешски, а инспектор переводил. Когда же Нетопил дошел до войны в Корее и стал обвинять американцев в ее развязывании, инспектор испуганно заморгал.
— Американцы наши друзья и союзники, — сказал он, а потом в помещении воцарилась тишина.
Перед полицейским участком остановился второй автомобиль. В помещение вошли двое мужчин, одетых по последней моде: ярко выделялись их белые носки. Все присутствующие встали.
— Хелло! — проговорили они и еще в дверях начали раздавать сигареты. Американские. Немцы брали их с заискивающим видом. Между тем Нетопил лихорадочно думал о том, что станет делать, если сигарету предложат и ему. Решил, что вынет свою пачку и скажет, что курит только эти. Эта хорошая мысль успокоила его, он сунул руку в карман и обнаружил, что забыл сигареты в самолете.
Когда один из молодых людей сунул ему под нос коробку с американскими сигаретами, он немного помедлил, но, как и Петерка, взял сигарету.
В то время как все остальные стояли, один из приехавших сел на стол, а ноги поставил на стул. Другой удобно развалился на диване. Сидящий на столе потребовал протокол о вынужденном приземлении и, поглядев в него, презрительно поморщился. Инспектор усердно подскочил к нему и начал переводить протокол на английский язык. Когда дошли почти до половины текста, парень, лежавший на диване, лениво взглянул на Нетопила.
— Женат? — спросил он. — Это хорошо, — процедил он сквозь зубы, когда ему был переведен отрицательный ответ поручика.
Американцы ознакомились с протоколом и завели между собой посторонний разговор, не обращая внимания на присутствующих. По словам «мюзикхолл», «гёрлс», «дансинг» Нетопил заключил, что разговор идет не о служебных делах.
Прибыл еще автомобиль, и еще двое вошли в помещение. Первый примерно ровесник Нетопила, второй — намного старше, с седыми висками. Снова все находившиеся в помещении вытянулись. Проворно соскочили на пол и сидевший на столе, и растянувшийся на диване. Старший из приехавших молча показал на дверь. Немцы, стараясь как можно быстрее освободить помещение, толкали друг друга в дверях.
Выдворили и Нетопила с Петеркой. В коридоре было холодно, и через несколько минут Нетопил вспомнил, что почти так же он стоял в холодном коридоре их сельской начальной школы, когда учитель его наказывал.
Прошло около часа, прежде чем открылась дверь и один из мужчин ткнул пальцем в сторону Нетопила. Ему показали место за дубовым столом. Против него сел тот, кто был помоложе из двух прибывших последними. Лицо его не выражало ничего дружеского.