Лиза стояла на коленях, наклонившись над железным тазом, который она нашла несколько дней назад, и намыливала голову последним куском мыла, захваченным из города (мыло было дефицитным товаром). Сегодня ей захотелось навести красоту. Именно сегодня, когда они, хотя об этом еще не было сказано ни слова, собрались пойти в гости. Наблюдая, как Аллан нервничает, то и дело поглядывая на бухту и берег, Лиза понимала: они обязательно должны сходить туда еще раз и узнать, что этот человек там делает, что он собой представляет и вообще — «друг» он или «враг»...
Друг или враг? Со вчерашнего дня, когда она, затаившись, наблюдала, как он трудится возле старой машины, с той минуты, когда увидела его доброе лицо и красивые руки, у нее не было никаких сомнений в том, что этот пожилой человек — друг. Ей даже стало спокойнее при мысли, что он тоже живет на Насыпи, совсем недалеко от них, и стоит ей залезть на эту груду старых автомобильных покрышек, как она увидит его дом.
Аллан чинил окно в фургоне. На бензоколонке он раздобыл прозрачный пластик и клей. На складе валялось множество вещей, и казалось, теперь не было никого, кто бы отвечал за их сохранность. Когда Аллан забирал оттуда нужные вещи, ему даже в голову не приходило, что он ворует. Для него понятие «воровство» было неразрывно связано с тем, чем занимались власти, и приобретало совершенно иное содержание, когда речь шла о людях неимущих, лишенных самого необходимого. Аллан работал быстро, но крайне рассеянно; мысли его были далеко: «Да, надо пойти туда и разузнать об этом человеке, познакомиться с ним, обменяться опытом — если только он не бездомный бродяга, обыкновенный старый маразматик или просто алкоголик, допившийся до чертиков, что, пожалуй, вероятнее всего. Но и в этом случае нам надо как-то договориться, наладить нечто вроде сосуществования. На Насыпи никем нельзя пренебрегать. Здесь каждый что-то значит».
Аллан взглянул на узкую спину Лизы, склонившуюся над тазом. Она выливала себе на голову последние пригоршни воды, желая смыть остатки мыла с кудряшек. Он никак не мог понять, чему она так радуется и чего ждет от этой встречи. Раньше, когда они жили в Свитуотере, она не проявляла ни малейшей склонности заводить новые знакомства.
Жар у Боя прошел, но он был еще очень слаб и потому не протестовал, когда родители сказали ему, что пойдут немного прогуляться, а он пусть лежит и отдыхает, пока они не вернутся. Бой даже не спросил, куда они пойдут; он сразу же задремал, и приятные сновидения тотчас унесли его в фантастическую страну, где все было окрашено в цвета фосфора и серы. И во сне и наяву Бой мечтал о человеке — Человеке. Все его помыслы были сосредоточены на Человеке. Человек был его великой тайной, быть может первой в жизни тайной. Что-то подсказывало ему, что он ни в коем случае не должен рассказывать о Человеке ничего и никому. Человек был чем-то столь прекрасным и удивительным, что нельзя было подпускать к нему посторонних. Бою грезился Человек, который лежал, распростершись на земле под грудой размокших картонных коробок, и спал. Одна рука у него была приподнята и как бы приветственно махала ему, Бою,— большая сильная рука с кольцом, которое тускло поблескивало, глубоко врезавшись в палец. Бою снилось, как он собирает золотые пуговицы с одежды Человека. Под коробками лежал большой взрослый мужчина — большой, плотный, взрослый мужчина, который одной рукой закрывал лицо, словно спал. Словно в любой момент мог проснуться. Но от его одежды вдруг отвалились пуговицы, и пуговицы эти были золотые. Бою снилось, как он собирает золотые пуговицы, а Человек, который принадлежал ему, был его находкой, его сокровенной тайной, лежал тихо-тихо и разрешал Бою делать все, что ему заблагорассудится, не смотрел на него строго и не бранил понапрасну...
При дневном свете запущенный сад вовсе не казался загадочным и таинственным. Хилые декоративные растения отчаянно пытались высвободиться из мертвой хватки сорняков. Дикие розы протягивали к Аллану и Лизе свои цепкие побеги, сплошь покрытые острыми шипами. Несколько поваленных ветром деревьев растопырили во все стороны вырванные из земли корни. Под листьями папоротника темнела узкая тропинка. Заскрипели ржавые ворота. Труба — первое, что они вчера увидели,— вся заросла мхом и совсем не казалась такой величественной, как вчера вечером.
Они нашли тропу, ведущую вокруг развалин некогда роскошной виллы к флигелю, который время почему-то пощадило, во всяком случае он не был так разрушен, как остальная усадьба. Все было обвито вьющимися растениями. Крышу покрывали плети дикого винограда. Из всех щелей в стенах выползали зеленые стебли. Мельчайшая пыль словно пудра покрывала листья лилий, окаймлявших небольшое углубление в земле, которое, судя по всему, когда-то было плавательным бассейном.
Хотя сейчас, при свете дня, Аллан больше не боялся встречи с незнакомцем, он шел очень медленно и остановился, когда они приблизились к дальнему углу флигеля, за которым, очевидно, находилась входная дверь — если она была. Сегодня это место казалось таким пустынным и заброшенным, что Аллану трудно было даже представить себе, будто вчера вечером он видел здесь свет и кого-то, ходившего по комнате.
— Ну пошли...
Рука Лизы нетерпеливо прикоснулась к его плечу. Больше медлить было нельзя.
Как только они повернули за угол, Аллан действительно увидел дверь, которая была чуть приоткрыта. В щель они разглядели край ковра (или тряпичного половика?), покрывавшего красные (отполированные до блеска!) кирпичные плитки. Перед дверью, на небольшой утоптанной площадке среди моря травы (возможно, когда-то это был газон), стояла качалка, покрытая аккуратно сложенным потертым пледом. Немного дальше, там, где кончалась стена дома, они увидели ветхую деревянную пристройку — три стены под крышей из ржавой гофрированной жести. Внутри можно было увидеть самодельные полки и множество коробок и ящиков, которые стояли ровными рядами; на стенах в идеальном порядке висели всевозможные инструменты, свернутые витком канаты, приводные ремни, большие зубчатые колеса и другие детали машин. Здесь же лежала груда ржавого железа. Перед этой пристройкой спиной к ним стоял на коленях человек ичто-то сосредоточенно делал. Лиза сразу же узнала его и прикоснулась к руке Аллана.
Некоторое время они стояли и молча смотрели на эту совершенно неожиданную картину: аккуратно прибранный дворик, сарай для инструментов, качалка и озаренный солнцем старик, весь ушедший в свою работу. Внезапно какой-то необычный звук нарушил царившую здесь мирную тишину: щебет. Что-то вроде птичьего пения. Четыре долгих свистящих звука, а за ними — трель. Ни Лиза, ни Аллан никогда не слышали такого пения. Странного и в то же время пленительного. Незнакомец тоже услышал щебет, выпрямился, поднял голову, и тут Аллан почувствовал, что наступил решающий момент,— он сделал шаг вперед и откашлялся. Незнакомец повернул голову и пристально посмотрел на них. Его круглые очки держались на резинке, обвивавшей голову. Рубашка была до того изношена, до того выцвела от стирки и солнечных лучей, что теперь уже никто не мог бы определить, какого она была когда-то цвета. С некоторым трудом незнакомец поднялся на ноги и пошел навстречу Аллану и Лизе.
— Здравствуйте,— сказал Аллан, как бы стремясь защититься этим словом, когда хозяин дома подошел к ним совсем близко. Голос его дрогнул: он не без досады заметил, что почему-то волнуется.
— Добрый день.— Старик улыбнулся.— Итак, вы наконец нашли меня?
Лиза с Алланом пришли в еще большее изумление: значит, он знал о них! Из его слов можно было заключить, что он даже ждал их!
— Да, ведь это вы устроились в фургоне там, на Насыпи, верно? Они только кивнули в ответ.
Он подошел к ним почти вплотную. Говорил он дружелюбно, но медленно и немного хрипло, словно отвык разговаривать.
— Я видел твои водостоки,— обратился он к Аллану.— Пока не наступило лето и вечерние дожди дают немного воды, они могут пригодиться, но когда станет жарко, вся вода будет испаряться еще до того, как ты проснешься утром.
— Я хотел просто попробовать...— объяснил Аллан смущенно.— Пока не придумаю что-нибудь получше.
— Вам необходим колодец,— сказал незнакомец.— Другого выхода нет. Но не так-то просто найти место, где нужно рыть.
Казалось, он хотел еще что-то добавить, но потом раздумал.
— Обязательно выкопаю колодец,— сказал Аллан.
То, как незнакомец говорил с ними, настроило Аллана на оптимистический лад. У него явно был немалый опыт жизни в этих местах, и, по-видимому, он согласился принять их как друзей.
— Думаю, что выкопаешь, если у тебя есть время.
— У нас обоих есть время.
— Вот и хорошо.
Аллан решился наконец задать вопрос, хотя считал, что спрашивать первым имеет право незнакомец.
— Давно ты здесь живешь? Незнакомец задумался.
— Скоро будет одиннадцать лет. С тех пор как перестал работать.
Он погрузился в раздумья. Очевидно, долгие паузы были присуши его манере разговаривать.
— Я врач, В Свитуотере у меня была небольшая практика... Он снова задумался.
— Да, я должен представиться. Фишер. Доктор Антон Фишер. Называйте меня Док. Извините...— Он смущенно улыбнулся.— Я порой забываю об этих маленьких формальностях. Здесь так редко приходится встречаться с людьми...
— Аллан Юнг,— сказал Аллан, протягивая руку.— А это Лиза. Моя жена.
Они пожали друг другу руки, и это рукопожатие означало немного больше, чем просто долг вежливости.
В первый раз незнакомец посмотрел на Лизу, улыбнулся и кивнул. Она тоже улыбнулась и опустила глаза. Только что вымытые волосы, словно огненно-золотое облако, окружали ее голову.
— Сколько тебе лет? —спросил он мягко.— Ты ведь еще совсем молоденькая.
— Восемнадцать,— прошептала Лиза, приятно смущенная его вниманием.
— И у вас есть ребенок. Я видел с вами маленького мальчика. Несколько раз я видел вас, когда ходил на прогулку.
— Да, сейчас он спит. Он немного нездоров.
— Надо обладать крепким здоровьем, чтобы выдержать жизнь на Насыпи, особенно когда начнется жара. Берегитесь ран и царапин, да, да, и вы тоже. Здесь много всякой грязи. Даже с самым простым воспалением нельзя шутить. У вас не завелись насекомые?
— Н-нет. Думаю, что нет. Но у нас водятся крысы.
— Ну, с крысами можно научиться ладить. С ними надо считаться, как с соседями. Удивительно умные животные. Но потом появятся блохи, вот погодите...
Пока Фишер говорил, он все время смотрел на Лизу, и она застенчиво избегала его взгляда, ибо именно сейчас, когда она стояла так близко, что могла прикоснуться к нему рукой, она впервые поняла по-настоящему, что он старый, старый в том смысле, что умеет смотреть твердым спокойным взглядом, излучающим дружелюбие и тепло. Лизе казалось, что доктор Фишер — человек счастливый и хороший. Лиза редко встречала старых людей, она никого даже не могла вспомнить. Надо сказать, что на улицах Свитуотера не часто появлялись старые люди (куда они только деваются?).
— Такая юная,— хрипло бормотал он словно про себя,— такая юная и уже мама такого большого мальчика. Но я совсем забыл о своих обязанностях хозяина,— воскликнул он вдруг уже другим, очень сердечным тоном.— Прошу вас, входите и познакомьтесь с Мартой. Не угодно ли чашку чая?