— Просто мне кажется.
— Люба... Я не смогу увидеть тебя ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра...
Тут он был искренен. Смотреть ей в глаза просто не смог бы.
— Я понимаю, — отозвалась она с ноткой грусти. — Но как только сумеешь, позвони сразу. Ладно?
— Я позвоню, — ответил Алексей и первым повесил трубку.
В тот момент он испытал облегчение, не зная еще, что на следующий день сто раз восстановит в памяти этот разговор и сто раз стыд будет захлестывать его. Ему будет казаться, что вчерашняя ложь даже голос его делает фальшивым, и он уже не имеет права произносить те святые слова, которые заместителю командира по политчасти приходится говорить людям каждый день. Он не раз ловил на себе вопросительные взгляды солдат и офицеров роты и не знал: сумеет ли прожить еще один такой день?.. Его выручила тревога. Она властно отодвинула душевные терзания, и они не возвращались, пока не наступили эти томительные минуты ожидания...
...А в тот вечер Алексей готов был посчитать себя счастливым. -
Они сидели в шумном вечернем кафе вдвоем за столиком, в уютном уголке. Электронные луны, озарявшие зал, дробились в рубиновых столбиках вина, разлитого в бокалы, и все вокруг казалось охваченным красным, веселым огнем. Только для виду касаясь вина губами и улыбаясь Алексею, женщина сказала вдруг:
— А зовут меня, между прочим, Зиной, дорогой Алексей Плотников.
Он удивился ее осведомленности, и она, смеясь, напомнила, как месяц назад он выступал с беседой перед молодыми работницами электролампового завода.
— Видишь, мне достаточно было услышать только раз твое имя...
— Это потому, что там я был, кажется, единственным мужчиной, — отшутился Алексей.
Ему стало чертовски хорошо. Служба его в новом подразделении пока лишь начиналась, к тому же стояла страдная пора лета, и даже ночами, во сне, Алексею
грезились собрания, инструктажи, беседы, стрельбы, полит-занятия, марши, засады — все, чем живут разведчики. Он и с Любой-то не виделся целую вечность — у нее наступала своя, экзаменационная страда,-— и они условились отложить частые свидания до лучших времен. У них все было впереди — так они считали.
Алексей забыл уж, что существуют такие вот беззаботные вечера, такие уютные залы и такие женщины, с которыми можно болтать о пустяках, испытывая удовольствие, молчать, не испытывая скуки, одно прикосновение которых вызывает жжение в крови, напоминая, что ты молод, привлекателен, силен и все радости жизни тебе доступны...
— Не смотрите так, — попросила Зина.
Краснея, Алексей опустил глаза, потом снова поднял их, с вызовом любуясь собеседницей, и она сердито, но не больно щелкнула его пальчиком по носу. Однако и этот жест ее, и взгляд говорили: она прощает его за то, что он так смотрит, она, скорее, огорчилась бы, не смотри он так...
И в уголке Зину быстро углядели.
Высокий длинноволосый парень пригласил ее на танец. Она вопросительно посмотрела на Алексея, тот кивнул. Теперь Алексей мог рассмотреть ее со стороны, и ему трудно было отвести глаза, хотя он считал неприличным следить за женщиной, танцующей с другим. Зина была, пожалуй, не более красива, чем строговатая, сдержанная Любаша. Но Любаша никогда не влекла Алексея с такой силой, как эта женщина с водопадом русалочьих волос на плечах и мягкими, свободными жестами.
Парень что-то все время говорил ей, а она лишь смеялась, отрицательно качала головой и поминутно оглядывалась на Алексея. «Ты сам виноват, что отпустил меня,— говорили ее глаза. — Теперь ты видишь, что меня нужно отстаивать. Ты будешь меня отстаивать?» И он, улыбаясь, отвечал ей глазами: «Буду».
Потом она танцевала только с Алексеем...
Плотников не уловил минуты, в которую все переменилось. Он лишь заметил вдруг в глазах Зины отчуждение и усталость, смешанные с плохо скрытой тревогой. Спрашивал ее о чем-то, она не отвечала, глядя в одну сторону, потом произнесла с тихой досадой:
— Надо же так!..
Алексей проследил за ее взглядом и увидел за недалеким столиком двух, видимо, только что пришедших мужчин. Один с пьяной улыбкой рассматривал их и, кажется, порывался встать, но сосед держал его за локоть, что-то объяснял с сердитым видом. Алексей сразу почуял неладное, однако продолжал спокойно разговаривать. Зина, не слушая его, взялась за сумочку.
— Мне надо идти, Алексей. Ты можешь остаться, а я лучше пойду.
— В чем дело?
— Не спрашивай. Просто мне пора.
— Я провожу тебя.
Она кивнула и сразу поднялась. Алексей пошел следом, оставив деньги на столике. Возле выхода услышал чей-то громкий голос за спиной:
— С тебя причитается, лейтенант. Не теряйся...
Плотников хотел остановиться, однако Зина не позволила.
На улице он спросил:
— Тебе знакомы эти люди? Кто они?
Женщина долго молчала, наконец чужим голосом произнесла:
— Так нехорошо и глупо вышло. Но может, и к лучшему. Ты все равно должен знать. Один из них — мой муж...
«Первая плата за фальшь с Любой, — подумал Алексей. — Алеша Плотников, которого прочат в комиссары, уводит жену от мужа на его глазах. Славная картинка!»
— Вам следовало бы носить кольцо, — холодно сказал он...
Тьма внезапно отпрянула от перископа, и, еще до того, как Оганесов выпалил: «Ракета, товарищ старший лейтенант!» — Алексей резко крутанул прибор назад. Яркая звезда всходила по крутой дуге над самой рекой, километрах в двух от разведчиков. «Не та!» — облегченно подумал Плотников. Достигнув вершины дуги, звезда внезапно раскололась на три разноцветные искры...
...Соскользнув с брони в реку, Молодцов сразу почувствовал: вода теплее ночного воздуха. Так бывает в августе. Сначала Молодцов решил проплыть до края камышей, чтобы бесшумно выйти на берег, а там выжать одежду и темными прибрежными низинами отправиться в путь. Но чем дальше он плыл, тем меньше хотелось ему выбираться из воды. Только почему он должен выбираться? Разве они не приплыли сюда по реке? Целый экипаж, да еще с машиной! Конечно, замаскировались как следует, но то ведь — машина! А,тут одна голова над поверхностью. Кочка, клок пены, чурка. Кто углядит в этакой темени? И течение тут вон какое — в два раза скорее, чем посуху, до своих доберешься.
Молодцов осторожно достал из кармана пластмассовый мешочек, надул слегка, чтобы едва-едва удерживал над поверхностью. Все-таки в сапогах да с автоматом плыть трудно. Теперь помогал мешок, и стало легко, весело, даже радостно оттого, что вот он, сильный и хитрый, невидимый и неслышимый, плывет через тыл «противника» с важным донесением.
...Когда в темноте, недалеко от Молодцова, возник силуэт легкой плавающей машины, разведчик мало обеспокоился. Он уже проскочил незамеченным мимо плавающего танка и бронетранспортера и все время ждал новых подобных встреч. Лишь поглубже ушел в воду — по самую пилотку — и перестал грести, доверяясь быстрому стрежневому потоку. Вода все дальше уносила разведчика с курса машины, и чувство опасности начинало пропадать, когда амфибия, сильнее заурчав мотором, повернула на пловца. Маневр этот мог быть случайным, однако Молодцов насторожился. Машина, увеличив скорость, шла прямо на него. Он уже замечал белую линию бурунчика под ее широким, как у парома, носом.
Положение еще не казалось Молодцову слишком опасным, и сдаваться он не собирался. Набрав полные легкие воздуха, погрузился в глубину, выпустив из рук мешок. Пилотку тоже унесло, но бережливый Молодцов о ней даже не подумал. Он был отличным ныряльщиком, и больше минуты греб изо всех сил под водой в сторону берега, надеясь, что люди в машине видели только подозрительный предмет и погонятся за уплывающим мешком. Он уже задыхался и все же выныривал медленно, опасаясь всплеска. Вынырнул, как и рассчитывал, в тени крутого прибрежного увала, сразу перевернулся на спину, отдыхая и следя за амфибией. Теперь он поменялся местом со своими преследователями и видел машину отчетливо, в то время как люди в ней должны были видеть там, где он плыл, лишь черное отражение высокого берега. Машина с приглушенным двигателем тихо скользила носом вниз по течению. Мешка Молодцов не различал — то ли просто незаметен, то ли его скрывал борт плавающего автомобиля. Молодцов с тревогой думал: что же решат его преследователи, выловив из воды индивидуальное «плавсредство»? Успокоятся или начнут искать хозяина мешка?
Внезапно нос машины начал описывать циркуляцию, нацелился на Молодцова, и снова под ним закипела белая полоска. Это казалось невероятным. Молодцов абсолютно был уверен, что из машины его сейчас нельзя разглядеть, и все же она шла безошибочно. Опять нырнул, опять, сколько мог, греб под водой и тихо-тихо всплыл, выставив из воды только лицо. Еще не передохнув, различил машину выше по течению и гораздо ближе от себя, чем в первый раз. И снова она уверенно развернулась в его сторону, приближаясь малым ходом...
Он нырял еще раза три или четыре, но упорный преследователь не отставал, после каждого всплытия Молодцова оказываясь все ближе и ближе. Исход борьбы уже не вызывал сомнений. Тело разведчика словно размокало в воде, становясь тяжелым и рыхлым, сердце, не знавшее прежде усталости, отчаянно билось, как запутавшаяся в сети рыба. Было что-то зловеще-жуткое в безмолвном, упорном и неотступном преследовании человека плавающей машиной среди непроглядной прибрежной тьмы. Молодцов до службы увлекался охотой, и теперь он знал, как чувствует себя загнанный зверь, по следу которого идет сильная, опытная, свирепая лайка.