Стреляли в одном месте, и причина этой суматошной стрельбы сразу стала понятна Плотникову.
Ждать ему больше некого.
Если наскочившие на охрану разведчики и отобьются, они уйдут в степь, чтобы не привести к машине погоню...
Когда в холмах прогремел последний выстрел, Плотников тихо позвал:
— Оганесов!
— Я! — сразу отозвался солдат. Он, конечно, проснулся от первого выстрела, и ему было все так же понятно, как Плотникову.
— Теперь на связь пойдете вы.
— Есть... Я дойду, товарищ старший лейтенант.
— Верю. Тем более тут недалеко. Полкилометра на запад. Сопка эта хорошо видна даже ночью. Она — самая высокая здесь. Подниметесь на вершину, антенну радиостанции УКВ сориентируйте на восток. «Туча» уже ждет на связи, волна установлена. Только обязательно надо подняться выше, иначе не услышат.
— А я думал, товарищ старший лейтенант, к своим...
— Нет, Оганесов. Идти к своим и опасно теперь, и далековато. Не успеете... Затвердите текст наизусть. Передавать придется по памяти, донесение краткое.
Плотников написал в блокноте несколько цифр, вырвал листок и протянул водителю. Потом потребовал:
— Повторите наизусть.
Когда солдат повторил, Плотников добавил:
— Листок не выбрасывайте. Оберните им взрывпакет, чтобы в случае чего... Фонарик взять разрешаю, но свет зажигать в самом крайнем случае, если уж забудете шифровку. Постарайтесь не забыть.
— Не забуду, товарищ старший лейтенант, у меня...
Оганесов умолк, не договорив, и Плотников тоже обратился в слух. И слабый шелест камыша, и всплеск воды, не похожий на плеск ночных рыб, вызвали в душе острую радость, смешанную с тревогой. Шел кто-то, кто знал о машине,— это Плотников почувствовал сразу. В своем тылу крадучись не ходят. Значит, Дегтярев с Чеховым. «Живы!..» Плотников поймал себя именно на этой мысли: «Живы!» — хотя на учениях люди гибнут лишь условно.
До чего же наивны люди, утверждающие, будто в случае войны все будет не так, что там-де и начнется главная боевая подготовка. Ведь если следовать их логике, можно вообще отменить всякие учения. Но разве история тысячу раз не доказывала, как легко и быстро расправляется противник с армией, не обученной до войны, не получившей достаточного представления о ней на таких вот учениях и маневрах? А чтобы представления эти не оказались ложными, чтобы учение дохнуло на солдата жестокой, знобящей реальностью войны, — зависит только от командиров. И в высоких штабах, и в каждом экипаже. Эту старую истину, как внезапное откровение, заново прочувствовал в ту минуту Алексей Плотников.
Дав знак Оганесову быть настороже, взял автомат, осторожно приоткрыл люк. От камышей по грудь в воде медленно шел человек. Он уверенно положил руки на замаскированный борт машины, вполз на него, приподнялся. Чехов... Слышно было, как вода стекает с его герметичного костюма.
— В машину,— прошептал Плотников. — Здесь разоблачитесь.
Тяжело дыша, солдат пролез в люк, почти упал на сиденье, привалясь к броне.
— Где сержант?
— Там... Взяли, наверное...
— Как?..
— Шли обратно. Нас кто-то окликнул, пароль требовал. Я побежал...
— Командира оставил, сам побежал?! — вскинулся Оганесов. — Боялся, что бока могут намять?
— Ничё я не боялся, — обиженно задышал молодой солдат. — Я отвлечь хотел, думал, за мной погонятся...
— Что они, дураки — за зайцами бегать! «Думал»! Когда бежал, не думал, потом думать стал. Поздно думаешь.
— Спокойно, Оганесов, — остановил Плотников. — Не надо раздеваться, Чехов, вам предстоит обратная дорога...
Возможно, молодой солдат действительно растерялся, услышав в темноте требование пароля, и не нашел ничего лучше, как броситься без команды наутек, да еще прямо к машине. Ведь это ж просто счастьем будет, если за ним не проследили! И однако же Плотников сейчас должен довериться ему снова. Именно Чехов пойдет теперь на связь с «Тучей» — водителя посылать можно лишь в крайних обстоятельствах. И чем большее доверие почувствует к себе Чехов, тем лучше он справится с задачей.
Ну а если за Чеховым все-таки проследили и вот-вот накроют экипаж? Что ж, на учении и горький урок дорог. Дольше запомнится. Разбор еще будет, а сейчас надо действовать — учиться воевать, пока ошибки твои остаются зарубками в памяти, а не на теле.
— Докладывайте, Чехов, что вы там обнаружили с сержантом?
Чехов рассказывал сбивчиво, все еще волнуясь; приходилось переспрашивать, уточнять, проверять наводящими вопросами, но в конце концов Плотников понял: радиосводку надо дополнить. Артиллерийский дивизион на позициях, неизвестный штаб, узел связи, колонна машин с боеприпасами и горючим — довольно серьезные объекты. Сведения о них держать при себе было бы преступлением. Взяв у Оганесова взрывпакет, обернутый бумажкой с донесением, Плотников приписал несколько малозначащих на первый взгляд слов и цифр. Потом протянул Чехову:
— Прочтите, все ли вам понятно? Пойдете на связь.
— Но ведь я должен, — обиженно отозвался Оганесов.
— Теперь уже не должен, — резко прервал его Плотников и добавил мягче: — Вы нужнее здесь. У нас главная работа впереди. Лучше налейте-ка Чехову чаю, пока я его инструктирую...
Уходя снова через десять минут, Чехов заверил Плотникова:
— Я выполню, товарищ старший лейтенант.
«Молодцов тоже так говорил, — подумал Плотников. — А Молодцов не первый год в разведчиках». Однако ничем не выдал сомнений, крепко пожал руку парня и напомнил еще раз:
— Будьте осторожны со светом. Синий, он тоже далеко виден.
— Я помню донесение наизусть...
— Нет, Чехов. Передавайте с бумаги. Лучше ничего не передать, чем ввести своих в заблуждение. И вот что еще: к машине вам лучше не возвращаться. Мы и без того достаточно рисковали. Ну, ни пуха вам...
Снова минуты — как вечность, снова в невыносимом ожидании теряется реальность времени, и толчки крови в ушах вдруг грохнут, словно далекая автоматная очередь, отчего весь вскинешься. Наверное, правда, что тишина нигде так не ощутима, как на войне.
В темноте зашелестела сигаретная пачка, послышался вздох. Плотников сглотнул слюну — курить захотелось смертельно. Оганесову, видно, не легче.