— Да ну! — удивился Иван Поликарпович. — Стало быть, ехали сюда в уверенности…
— Пусть будет так, — ответил Александр, чуть заметно улыбнувшись.
— Так, да не так, — не поддержал Гребенщиков. — Народ у нас кондовый, объяснять что — живот надорвешь.
— Попробуйте, Иван Поликарпович, вас послушают.
— Может, послушают, может, нет, — уклончиво ответил тот.
Продолжать разговор становилось бессмысленным, и Добровольский, обещав вернуться к ночи, отправился в лесную сторожку.
Если бы несколько месяцев назад Александру Сергеевичу сказали, что он сумеет за один день отмерить столько верст, скрываясь от людей, штабс-капитан счел бы это нелепой шуткой. Но сейчас, возбужденный предстоящими событиями, в которых ему отведена далеко не последняя роль, он уверенно шагал по тропе, чутко вслушиваясь в ласковый лесной гомон.
Тропа крутила меж деревьев. В некоторых местах сосны, высокие и безукоризненно стройные, так переплелись кронами, что лучи солнца едва просачивались сквозь живую крышу. Легкий сумрак напоминал о доме, отце с матерью. Вспомнилась Лиза. Ясная прежде судьба ее вырисовывалась теперь в беспокойно-тревожном, свете. Многое испытала она, но предстояло несравненно больше. Подумалось: не напрасно ли кладет на ее плечи такую тяжесть, выдержит ли?..
Потом начало подкрадываться беспокойство. По подсчетам он должен был уже выйти к сторожке, но лес шел сплошным массивом, не виднелся ни густой березняк, ни сцепившийся ветвями ельник.
Постояв минуту в раздумье, Добровольский вернулся немного назад, к теряющему силы после ухода вешних вод лесному ручью, что бежал близ засохшей сосны, от которой надо было взять круто влево.
Увидев умершее дерево, штабс-капитан решил хоть чуточку передохнуть, но, услышав пофыркивание лошади, спрятался в густом кустарнике, приготовив оружие.
Всадник ехал спокойно. Что-то в его молодом лице показалось знакомым. «Вроде бы Карпа Данилыча сын? Не начал бы палить с испугу».
Но штабс-капитан плохо знал Митрюшина. Услышав предупреждающее покашливание, Миша повернулся к Добровольскому и выжидающе посмотрел, стараясь вспомнить, где встречал этого исхудалого, почерневшего, в пропыленной офицерской форме человека.
Добровольский назвался, и Митрюшин усмехнулся:
— Так это вы сын отца Сергия. А меня откуда знаете?
— Наслышан…
— А караулите кого?
— Не вас. Но рад, что именно вас встретил. Не удивляйтесь, моя радость эгоистична: по-моему, наши пути идут в одном направлении и вы не откажетесь подвезти усталого попутчика.
— Ловки, — ответил Митрюшин. — Да что там, — продолжил он после короткого раздумья, — коли так, садитесь.
Ехать вдвоем было неудобно, но штабс-капитану эти последние версты показались самыми удачными.
Дорогой молчали. Но в сторожке, где их встретил Карп Данилыч, Миша не выдержал:
— Не возьму я в толк: чего вы добиваетесь?! Поднимете народ, постреляете, в вас постреляют, а вдруг все останется на месте?
Добровольский посмотрел на Карпа Данилыча, ожидая от него ответ на вопрос сына, нравоучений, но получилось наоборот.
— Не надо было допускать столпотворения в октябре, — сказал Митрюшин-старший с сожалением и болью, — не ломали б теперь головы.
— Не сидеть же сложа руки!
— Абсолютно с вами согласен! — живо подхватил штабс-капитан слова Михаила. — Нельзя давать большевикам ни минуты передышки. И это одна сторона. Другая — заставить тех, кто стоит в стороне, взять оружие и встать в наши ряды.
— А кто не пожелает? — спросил Митрюшин-младший, но Добровольскому показалось, что вопрос задал Карп Данилыч, и он повернулся к нему.
— Значит, превратиться во врага… Со всеми вытекающими последствиями.
— Но ведь мы, люди, с которыми я связан, не в ваших рядах, — отвлекая внимание от отца, произнес Михаил, все сразу поняв и оценив в отношениях Карпа Данилыча и штабс-капитана. — Нам все едино. Ваня Трифоновский, к примеру, что при царе дела свои делал, что при Советах, и плевать ему на политику! И мне тоже.
— Ни Трифоновский, ни вы сами даже не догадываетесь, что давно помогаете нам, — со снисходительной усмешкой ответил Добровольский. — Вот мы сейчас с вами вместе ехали к вашему батюшке. На одной лошади. И заметьте, хоть ехать нам вдвоем было не очень удобно и мы предполагали это, но я к вам попросился, а вы не отказали, ибо и цель и дорога у нас были общие… Может быть, по форме пример и не очень удачный, но по содержанию…
— Чего уж там, — проворчал Карп Данилыч, — яснее ясного.
— Да, господа, — с пафосом произнес Добровольский, — все мы воюем против Советов, и в этой борьбе не должно быть разногласия из-за причин, заставивших взяться за оружие! И вот я обращаюсь к вам, Михаил Карпович: если мне понадобится помощь, могу я на вас рассчитывать?
— Смотря какая помощь, — уклончиво ответил Миша, перехватив предостерегающий взгляд отца.
— Для вас несложная, — успокоил штабс-капитан. — Мне необходимо увидеть Трифоновского.
— Это можно, — согласился Митрюшин. — Не знаю только, необходимо ли это Ване…
В версте от лагеря Трифоновского их окликнули. Михаил выехал вперед, что-то объяснил двум охранникам.
Трифоновский встретил гостя равнодушно. Лишь на секунду в прищуренных глазах появилось любопытство, сменившееся настороженностью, и взгляд опять стал безразличным.
Добровольский, бегло оглядев просторную, но сумрачную избушку, хотел назвать себя, но не успел.
— Не трать попусту время, — произнес Трифоновский, лениво растягивая слова, — я тебя знаю. Говори, что надо.
Штабс-капитана от такого обращения покоробило, но он сдержался, благоразумно решив, что ничего хорошего ссора ему не сулит. Мягко, но с достоинством ответил:
— То, что вы меня знаете, неудивительно. Удивительно то, что вы не догадываетесь, почему я здесь.
— Уж, конечно, не затем, чтобы вступить в мою банду. — Он так и сказал «банду», хотя обычно этого слова никогда не употреблял.
— Разумеется, нет, — быстро ответил Добровольский, — однако помощь ваша нужна.
— Пошел нарасхват Трифоновский, — засмеялся Ваня. — Всем нужен!