Опустили над леткой железный фартук, вмиг ставший красным, прозрачным.
С размаху загнали пушку в леточное отверстие.
Но пушку выбило оттуда.
Чугун растопил конец ствола, превратив его в изогнутую белую сияющую сосульку.
Неудержимо чугун выпирал из домны.
Выпустить металл на литейный песчаный двор было нельзя. Песок набух водой; соприкоснувшись с ним, металл будет взрываться, словно гранаты, связанные пачками, калеча и разрушая.
Чугун грозил вылиться из наполняющегося ковша на пути. Сваренные чугуном рельсы — катастрофа, остановка всего доменного цеха.
Илья позвонил директору. Сонный голос ответил ему. Потом директор стал кричать:
— Безобразие! Анархисты! Почему не доложили? Откуда я знал, что будет столько металла!
Илья сказал в трубку, что он по плану должен давать двести шесть тонн и он их дал.
Илья бросил трубку и побежал к ковшам. Трубка висела, вздрагивая, крутясь на шнуре, и что-то долго трещало в ней и шелестело.
Илья понял: единственное — это отцепить паровоз и гнать его в депо, привезти оттуда стоящие на ремонте ковши.
Илья побежал к ковшам — чугун хлюпал, приближаясь к краю. Но паровоза не было.
— Где паровоз? — бросился он к Глобе.
Глоба взглянул вниз, снял шапку, вытер лицо, сказал глухо:
— Полещук угнал. Понял, чем здесь пахнет, — ну и угнал.
Дутье прекратили. В домне слышалось грозное ворчание. Показывая обожженные руки, Глоба сказал:
— Вручную забивать пробовал — не вышло.
Илья подошел к доменщикам, смотревшим на него с надеждой, спросил:
— Так что же, товарищи, будем выпускать на литейный двор, в скраб, другого выхода нет.
Доменщики знали, как будет рвать чугун на мокром литейном дворе, какой огненной картечью будут разлетаться во все стороны брызги чугуна. Они знали, как высоко могут взлетать взъерошенные чугунные глыбы в воздух от соприкосновения с водой.
Но выхода действительно не было.
И люди встали по своим местам.
Но вдруг все услышали клубящееся, воркующее пение гудка паровоза…
И все невольно остановились и повернули головы.
Черный паровоз мчался по путям, толкая вперед себя огромный грушевидный ковш-термос типа клинга с большим объемом, но маленьким входным отверстием.
Поймать чугунную струю с ходу в этот ковш была почти невозможно.
Струя чугуна, не попав в отверстие, ударившись о плечи ковша, будет бить сжигающим фонтаном. Машинист должен сразу суметь точно установить ковш — или чугун хлынет на будку, прожжет ее, и тогда конец машинисту.
Обычно эти ковши долго и тщательно устанавливают для наполнения перед пустым желобом.
Кроме того, нужно было сдвинуть два переполненных ковша так, чтобы не расплескать чугуна. Чугун, попав на рельсы, застынет на них, заварит скаты, и паровоз окажется прикованным под падающей струей металла.
Дождь громко шуршал.
Паровозный фонарь выхватывал из тьмы две косые полосы из толстых дождевых струй.
Все остальное было погружено в черноту.
Даже над шлаковой горой не было привычного багряного отблеска.
Паровоз не замедлял хода. Дождевые струи ударялись о него, разбиваясь в пыль. Паровоз, зажатыми в колодки тормозов колесами скользя по рельсам, толкнул ковши. Выплеснувшийся чугун, упав на землю, громко взорвавшись, ударил в упор чугунными брызгами.
В треске, в грохоте, в клубах рвущегося горячего пара скрылось все.
Оранжевая толстая кривая струя чугуна, казалось, висела в этом мраке.
Потом вдруг чугун взметнулся вверх косым высоким светящимся крылом.
Это струя чугуна упала на плечо котла-термоса.
Куски подброшенного вверх чугуна, падая, с грохотом ударялись о паровоз.
На секунду мелькнуло в окне паровоза искаженное лицо Полещука.
И вдруг все померкло. Послышалось тяжелое, чавкающее падение чугунной струи в ковш.
Прибитый дождем пар медленно рассеивался.
Снова появились белые столбы паровозных огней и в них — дрожащие косые струи воды.