Трапезы в общей столовой первого жилого корпуса Магической Академии живо напоминали Вардану ярмарочное гульбище. Звонкая многоголосица, перекрываемая отдельными выкриками, взрывами хохота, гневными проклятиями, стуком, звяканьем, бряцанием, грохотом… Хождение между столами, деловитые разговоры, веселые подначки, ссоры, порой переходящие в драки; при случае можно и на жонглеров с фокусниками полюбоваться.
Вардан, выросший в деревне, где все делается солидно, неспешно и основательно, а потом проживший пять лет в стенах казенной школы, где за учениками надзирают, как за малолетними преступниками, так до конца и не привык к схоларской буйной вольнице. Если бы Берни и Крессида не приняли его в свою компанию, до сих пор, наверное, чувствовал бы себя наивной девицей, зашедшей перекусить в портовый кабак. Но когда рядом друзья, которые вносят не самую малую лепту в здешнее разудалое веселье, довольно быстро обнаруживаешь, что каким-то загадочным образом и сам стал частью этой жизни…
Кстати, что это сегодня с Крессидой? Какая-то она вялая, неулыбчивая, не столько ест свой завтрак, сколько возит ложкой по тарелке.
– Кресси, ты не захворала?
Она покачала головой и что-то ответила, но Вардан не расслышал. За соседним столом заулюлюкали и загоготали: Пиктар о чем-то проспорил Аристипу и теперь жмурится, подставляя лоб под заслуженные щелбаны. А Берни, который сидит рядом с Крессидой и мог бы передать Варди ее слова, загляделся на спорщиков. Вардан хотел его потеребить, но увидел, как побледнела Кресси, проследил ее взгляд и развернулся к двери.
В столовую вливалась толпа. Стражники в черных мундирах споро, но без суеты рассыпались по периметру, занимая стратегически выгодные позиции у окон и в проходах между столами. Магарды в синих туниках остановились в нескольких шагах от двери, окружив кольцом сбившихся в кучку магистров в лиловых мантиях. Стихающий гомон всплеснулся отдельными выкриками "Смотрите!", чей-то хохот оборвался звуком затрещины и возмущенным воплем. В наступившей тишине от группы магистров отделился куратор первого курса Олеарий.
– У нас чрезвычайное происшествие. Ночью погиб дежуривший в вашем корпусе магистр Гинар. Как мы подозреваем, убит. Преступник пытался взломать охранное заклятье, закрывающее доступ в здание, чтобы создать впечатление вторжения со стороны, но ему не хватило квалификации. Посему, как ни дико это звучит, убийца – схолар первого курса, то есть один из вас. Сейчас вас по очереди препроводят в кабинет, где заседает следственная комиссия. Закон запрещает принудительную мемоскопию, но я настоятельно советую вам дать согласие на обследование. Можете не беспокоиться: перетряхивать вашу память от рождения до последних дней никто не станет. Нас интересуют только воспоминания о минувшей ночи. Обещаю, что ваши мелкие грешки, вроде нарушения распорядка или устава академии, останутся без последствий…
Ропот, поднявшийся среди схоларов в ответ на рекомендацию согласиться на мемоскопию, был заметно громче аханья, сопровождавшего объявление о гибели магистра и даже сообщение о затаившемся среди них убийце. Послышались протестующие возгласы, с разных сторон посыпались вопросы, что будет с теми, кто откажется от обследования и почему бы комиссии не воспользоваться клятвенником. Крессида под шумок жестом поманила Вардана и сама подалась ему навстречу, перегнувшись через стол:
– Варди, оставь им доступ к воспоминаниям о минувшей ночи, а остальное заэкранируй. Сумеешь?
В прошлом семестре троица друзей поквитались с двумя шкодниками с третьего курса, измыслив и воплотив небезобидную каверзу, которая вполне могла повлечь за собой отчисление из академии. В любом другом случае Вардан понял бы опасения Крессиды за их тайну, но теперь, когда речь идет об убийстве…
– Пожалуйста, это очень важно! – сказала она с нажимом, уловив его недоумение. – Я потом объясню. Так ты сумеешь?
Вардан хотел сказать, что попробует, но вспомнил пару своих магических "проб" и ответил, что не уверен.
– Помнишь, как ты вообразил вокруг себя кокон и скрыл свою силу на вступительном испытании? Представь, что у тебя в голове хранилище вроде винного погреба. Извлеки оттуда "бутыль" с памятью обо всем, что произошло со вчерашнего вечера до появления стражи, а остальное мысленно запри и занавесь дверь – тем же самым, из чего тогда сделал кокон. Давай, прямо сейчас! Я посмотрю.
– Боюсь, я стану прорехой в мешке с нашими секретами, – прошептал склонившися к ним Берни. – Ибо, в отличие от всяких менталистов и прочих феноменов, заворачиваться в коконы не умею. Или вы предлагаете мне отказаться от мемоскопии?
– Тебе я поставлю экран сама, на нас двоих силы у меня хватит. Варди, готово? Ну-ка, ну-ка… Да, получилось. А теперь я закрою нас с Берни, и давайте помолчим.
После зимней сессии на первом курсе осталось шестьдесят четыре человека. Вардан шел одиннадцатым по списку. Прикинув, что на беседу с каждым схоларом комиссии понадобится не меньше пинара, он настроился на долгое ожидание, но очередь продвигалась на удивление быстро. Не прошло и двух пинаров после вызова Берни (третьго по списку), а Варди уже предстал перед тремя магистрами и следователем-магардом.
– Схолар Вардан Демирий, сын земледельца из провинции Вамба, – представил его куратор и положил на стол перед следователем личное дело.
Магард бросил мимолетный взгляд на полстранички рукописного текста и уставился на Варди.
– Согласен ли схолар Демирий пройти мемоскопическое обследование?
Варди ответил утвердительно, после чего ему предложили сесть. Один из магистров обернул его голову плотной лентой, свободный конец которой вставил в паз диковинной шкатулки из толстого непрозрачного стекла. Крышка шкатулки засветилась, и почти в тот же миг раздалось возмущенное восклицание магистра:
– Они сговорились! Здесь – то же самое, что и в прошлый раз, магард.
Следователь встал, глянул на шкатулку и впился в Варди пронзительно холодным взлядом светлых глаз.
– Почему схолар закрыл свою память?
– Магистр Олеарий сказал нам, что комиссию интересуют наши воспоминания только о минувшей ночи.
Магард недобро покосился на куратора, издал что-то вроде орлиного клекота и снизошел до подобия объяснений:
– Магистр Олеарий не хотел, чтобы преступник узнал, что мы связываем убийство магистра Гинара с более ранними событиями.
Вардан понимал, что отказ открыть память навлечет на него серьезные неприятности, но не мог подвести Кресси.
– Магард имеет возможность убедиться, что я не убивал магистра Гинара, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – А в то, что я не имею отношения к связанным с убийством событиям, ему придется поверить мне на слово.
Взгляд следователя стал тяжелым, как могильная плита.
– Сопроводить в карантин!
Карантин – приземистое здание на отшибе, в котором селили схоларов, имевших несчастье пообщаться дома или в городе с носителем той или иной опасной заразной хвори – был поделен на изолированные друг от друга камеры с обитыми войлоком цельнометаллическими дверями и закупоренными окнами. Когда Вардана водворили в одну из них и задвинули снаружи засов, он почувствовал себя узником, обреченным на пожизненное заключение в темнице. Обежав тоскливым взглядом скудную обстановку, – голый стол, единственный стул, пара пустых полок, узкий шкап, незастеленная металлическая кровать с серым матрасом – несчастный схолар протяжно вздохнул, завалился, не снимая сапог, на матрас и приготовился к ожиданию длиной с вечность-другую.
Однако не успел он даже задремать, как засов на его двери снова заскрежетал и в приоткрывшейся щели показалась голова Алатрика.
– Можно я посижу с тобой, Коновал?
Вардан со всей доступной ему поспешностью принял сидячее положение.
– Конечно, Газета, заходи. Как ты здесь очутился? Я не видел тебя в столовой.
– А я там и не был, – сообщил Алатрик, закрыв за собой дверь и усаживаясь на стул. – Меня под утро сюда упекли. За то, что подслушивал. У меня в комнате окно – прямо над входом в корпус. Просыпаюсь – еще не рассвело, а внизу кто-то тихо переговаривается. Я – к окну, а на крыльце уже никого, только дверь хлопнула. Ну, меня и понесло на первый этаж – поглядеть, кто в такую рань приперся. А как понял, что стряслось, и вовсе соображение потерял, сунулся в самое пекло…
– Погоди, – взмолился Вардан. – Не части. Ты видел тех, кто пришел под утро? Кто это был?
– Да какая тебе разница! – Алатрик махнул рукой. – Два магистра. Ты их все равно не знаешь, они на старших курсах преподают. Первый, как я понял, ученик Гинара. Ты же знаешь, магистр был менталистом и перед смертью успел послать ученику зов, вот он и примчался. И второго магистра прихватил. Потом еще двое явились, привели магарда. Спустились в подвал с той стороны, где втэмовский полигон оборудован, а я прокрался в каморку кладовщика и подслушивал их оттуда. А потом этот друг-менталист меня учуял и выволок. Нагнали на меня страху, допросили, и, хотя точно знали, что я не вру, затолкали сюда – чтоб никому не проговорился.
– О чем?
– О том, как погиб магистр.
– А почему это такая тайна?
Алатрик посмотрел на него с сомнением, потом решился:
– Ладно, думаю, тебе я могу сказать, хоть тебя и закатали в цугундер. Кстати, за что? Ни в жизнь не поверю, что ты душегуб. А магистра убило кресло. Помнишь, в отсеке воздушной стихии стоит кресло-тренажер для упражнений на укрепление вестибулярки? Так вот, оно напало на Гинара сзади, ударило под колени, подхватило и удавило ремнями.
– А зачем Гинар пришел ночью в подвал?