Поддерживаемая под локоть сестрой, она спустилась на жилые этажи. Киарана настаивала проводить ее и до кровати, но Бранвен отказалась.
— Все в порядке, — заверила она. — Твоя старшая сестрица еще не настолько стара, чтобы развалиться при падении. Спасибо за помощь, дальше я сама.
Доковыляв до спальни, Бранвен бросилась ничком на постель и закрыла глаза.
— Жива? — равнодушно спросил Эфриэл, устраиваясь за столом. Зашуршал пергамент, и стукнула крышка чернильницы — сид снова принялся за излюбленное занятие. Он ждал упреков и жалоб, а еще возмущения по поводу очередных непристойных рисунков, но Бранвен произнесла нечто другое.
— Хорошо, что ты вовремя заметил Киарану. Я даже не услышала ее шагов. Ах, если синяк не пройдет до свадьбы, не знаю, как я объясню его лорду Освальду…
— Не показывай тыл, и обойдется, — посоветовал Эфриэл.
Совет был лишен деликатности, но Бранвен не хотела споров и на оскорбление не ответила. Обманутый в ожиданиях сид бросил перо и потребовал плотного перекуса. Девушке пришлось подниматься и хлопотать о трапезе.
Прием гостей утомил всех, и леди Дерборгиль устроила слугам праздник, освободив на день от работы в замке. Этот знак неслыханной щедрости был воспринят прислугой с молитвами и радостью. Обед подали холодным, а ужин не предполагался вовсе. Кто проголодается — всегда может взять в кладовой жареную курицу и хлеб, или подкрепиться фруктами.
Именно так и поступила Бранвен, нагрузив поднос до отказа. Когда она притащила еду, тарелки и кубки к себе в комнату, у нее кроме всего прочего заболели еще и руки. Эфриэл не соизволил донести даже ложку, и не считал себя обязанным извиняться за отсутствие куртуазности.
— Твои манеры оставляют желать лучшего, — не удержалась Бранвен, накрывая на стол. — Сиды все такие невоспитанные? Надеюсь, пребывание в нашем мире изменит тебя к лучшему.
— Это как пить дать. Твоими стараниями, нянюшка, я уже отвык плевать на пол, — съязвил Эфриэл.
— Ешь и не болтай глупостей, — сказала Бранвен, подавая ему хлеб.
Замок Роренброк затих и опустел, слышалось только воркование голубей, и изредка где-то за конюшней лаяла собака. Графиня затворилась в своих покоях вместе с камеристками, Тигриша умчалась гонять коней по Маг-Риг, Киарана забрала к себе Найси, чтобы мальчишка не скучал, а Бранвен играла в шатрандж с Эфриэлом.
Они устроились на постели, поджав ноги и склонившись над игровой доской. Сид не на шутку увлекся игрой и делал огромные успехи. Пытаясь разгадать его хитроумные атаки, Бранвен не могла думать ни о чем, кроме игры, и за это тоже была благодарна нечаянному знакомому. Все-таки, отсутствие мыслей — тоже благо, что бы там ни говорили мудрецы. Нет мыслей — нет волнений.
Противники как раз размышляли над особо захватывающей баталией, когда дверь без стука распахнулась, и появилась леди Дерборгиль.
— Мама! — Бранвен испуганно вскочила, уронив фигуры с доски, и поклонилась.
— Привезли подарок от лорда Освальда, солнце мое, — сказала леди Дерборгиль. — Щедрый, поистине королевский подарок! Не хотела тебя беспокоить, но не могла не порадовать. Вносите!
Двое слуг, побагровев от натуги и ступая короткими шажками, занесли великолепную арфу красного дерева. Высотой она была почти с Бранвен, а внешняя сторона рамы вызолочена.
— Какая красота! — голос Бранвен дрогнул от восхищения.
— И письмо, — леди Дерборгиль протянула дочери письмо со сломанной печатью. — Лорд Освальд извиняется, что ему пришлось задержаться в столице, и просит помнить, когда будешь играть на этой арфе. Он хотел преподнести ее свадебным подарком, но счел правильным сделать подарок сейчас.
Сама графиня даже не подумала извиниться за вскрытое письмо. В Роренброке считалось обыкновенным, что леди Дерборгиль читает переписку дочерей. Никогда раньше Бранвен это не волновало, но сегодня она испытала что-то похожее на недовольство. Матушка могла бы проявить больше такта — ведь это послание жениха невесте. Она пробежала глазами ровные строчки и вздохнула, успокоенная и разочарованная одновременно. Лорд Освальд остался верен своей манере и написал очень короткое письмо без любовных излияний. Бранвен положила его на стол и занялась инструментом. Едва касаясь кончиками пальцев лакированного дерева и струн, она обошла арфу несколько раз, любуясь ее лебединым изгибом и изяществом.
— Мы оставим тебя, наслаждайся подарком, — миледи графиня ласково ущипнув Бранвен за подбородок. — А вечером обязательно придем с девочками послушать твою игру.
— Она чудесна, верно? — воскликнула Бранвен, когда леди Дерборгиль изволила оставить дочь одну. Или думала, что оставляет одну.
Эфриэл проверил струны и кивнул:
— Хорошее звучание.
Он подошел к столу и взял письмо. Письмо интересовало его больше, чем сам подарок.
— Это написано не тебе! — вскинулась Бранвен. — Немедленно отдай!
Но выхватить письмо у сида не получилось. Он отдернул руку и подняв письмо над головой прочел от начала до конца, легонько придерживая Бранвен за плечо, чтобы не мешала.
— Дурацкое письмо, — сказал он с усмешкой. — Забирай.
— Низкий поступок! — возмутилась Бранвен, получив назад женихово послание и пряча его в ящик стола.
— Что же ты не попеняла об этом мамочке? Уверен, твое письмо уже прочитали все в замке. Все, кто умеет читать.
— Неправда! Матушка никому не отдала бы его.
— Угу, — сид смотрел на нее почти с жалостью.
Чтобы не видеть этого взгляда, Бранвен подтащила скамеечку и уселась за арфу. Ей не терпелось опробовать инструмент. Любая благородная девица должна уметь играть на лютне и на арфе. Бранвен умела и то, и другое, но больше любила арфу. Она положила пальцы на струны, мысленно задала счет и начала старинную песню «Сны Мойры Вентур». Деревенская девушка уснула под боярышником и попала в царство волшебников, пляшущих под луной диковинные танцы. Проснувшись, она так тосковала по тому миру, что зачахла и умерла. Печальная, красивая баллада. Закончив играть, Бранвен посмотрела на Эфриэла, ожидая похвалы. Но сид ее игрой не впечатлился.
— Так у нас играет последняя кухарка, — сказал он, не щадя самолюбия Бранвен.
— А ты играешь лучше? — спросила Бранвен, хмуря брови.
— Да уж всяко лучше тебя, маленькая гусыня.
Она указала на арфу, поднимаясь со скамьи. Что бы сейчас не исполнил этот противный призрак, она не похвалит его ни полсловом. Вряд ли он сможет отличиться чем-то, кроме хвастовства.
Сид лениво подошел к арфе, с противным хрустом размял пальцы (Бранвен только поморщилась от такой невоспитанности), потом долго крутил колки, настраивая инструмент, и наконец устроился на скамейку, поставив арфу между колен. Подумал, взял с подлокотника кресла головной платок, отороченный кружевами, и положил пониже живота.
— Чтобы не холодило, — пояснил он Бранвен, которая онемела от такой наглости. — Это у вас, женщин, там всегда горячо.
— Потом выкини платок. Я его никогда не надену.
Эфриэл только пожал плечами, а Бранвен увидела, что арфа и он встретились, как давние друзья. Плечи их соединились, и струны, казалось, сами задрожали от нетерпения, едва музыкант поднес к ним пальцы. Бранвен ощутила что-то сродни уколу ревности — пожалуй, и ее Эфриэл никогда не обнимал с такой страстью, как сейчас арфу. А потом он начал играть, и окружающий мир перестал существовать. Вернее, его существования стало неважным. Каскад серебристых звуков заполнил комнату и вышел за ее пределы, достигнув дальних Мерсий, о которых Бранвен читала в книгах. Дыхание ее занялось, и в груди стало тесно от нахлынувшего томления и светлой печали, которая охватывает всякого, кто соприкасается с прекрасным.
Эфриэл же словно забыл о ней. Бранвен глядела на его смуглое лицо, полузакрытые глаза и понимала, что он захвачен игрой еще больше, чем она. Она любовалась им так же, как наслаждалась мелодией. Руки его летали по струнам, подобно птицам. Бранвен уже знала, какими ласковыми они могут быть. И требовательными. И сильными. Но такими — воздушными и волшебными — она их еще не видела и не чувствовала.
Странное дело — она смотрела на играющего сида, но одновременно видела реку, бегущую через зеленые заросли ивовых деревьев и ракит Солнечные блики играют на воде, и лососи жадно бросаются на них, принимая за добычу. Время растворилось, Роренброк и его обитатели исчезли.