Между тем Куликов уже рассказывал о своих партнерах.
Все это были люди немолодые, солидные — врач, адвокат, главный инженер строительно-монтажного управления, директор рыбного магазина.
— Рыбного? — с трудом заставляя себя говорить спокойно, переспросил я. — Опишите его, пожалуйста, поподробнее.
Куликов удивленно посмотрел на меня.
Директора звали Витков Владимир Федорович. Куликов познакомился с ним за карточным столом года два назад. По его мнению, это был спокойный, рассудительный человек.
О себе он распространялся мало, впрочем, как все партнеры Куликова, интересующие друг друга только как преферансисты. Связи с ним Куликов не имел.
Заканчивая разговор, Куликов снова вернулся к картам. Казалось, это беспокоит его больше всего.
— Конечно, я был не прав, когда в первый раз отказался объяснить вам, где я провел день и ночь, и солгал, что ездил к жене. Я не вижу ничего особенно страшного в том, что люблю играть в преферанс, в конце концов это касается только меня, и тем не менее мне хотелось бы, чтобы об этом не знали. Помочь следствию мне больше нечем, и, если вы не возражаете, я готов продолжить разговор в любое другое время, когда это понадобится, а сейчас я очень прошу отпустить меня. Я устал и плохо себя чувствую. К тому же меня ждет жена.
— Вот это успех! — сказал Худяков, когда сгорбившийся, потерявший лоск Куликов закрыл за собой дверь. — Держался, держался человек и все-таки вывел нас на рыбный магазин. Я только не понимаю, как он рискнул это сделать? Ведь для него это конец.
— А что ему оставалось? — холодно парировал я. — Он же понимает, что назвать всех своих партнеров и забыть Виткова он просто не имеет права. Это может для него обернуться еще большими неприятностями.
Нам так же, как нашим коллегам по ОБХСС, было мало что известно о магазине номер шесть, в котором работал Витков. Магазин недавно открылся.
На Виткова по прежнему месту его работы никаких компрометирующих материалов не было, за исключением одного взыскания за самовольно организованную торговлю рыбой с лотка на улице. Однако наряду с этим он имел две благодарности от директора торга, и начальство сочло возможным перевести его с повышением, сделав директором магазина, тогда как на старом месте работы он был заведующим отделом.
Мы ознакомились и с объяснением, которое написал Витков по поводу взыскания: «Мне было необходимо выполнить план, находившийся под угрозой, поэтому я совершил нарушение. Признаю свою вину и обязуюсь впредь неукоснительно соблюдать правила торговли».
Нужно сказать, что даже разрешенная и одобренная начальством торговля в киосках и с лотков обычно строго ограничивается. Oт нее и очереди на тротуарах, и загрязнение улиц, и, самое главное, — бескассовая торговля порой создает условия для сбыта «левого» товара. Если в результате каких-либо махинаций образуются излишки товара, сбывать их в магазине практически невозможно, потому что в каждой кассе есть контрольная лента. Поэтому нечестные торговые работники пытаются обмануть государство, прибегая к таким способам торговли, при которых деньги получает сам продавец.
Само собой разумеется, все вышесказанное относится не ко всей лоточной торговле, а лишь к редким, из ряда вон выходящим случаям, но не считаться с ними тем не менее нельзя.
Внезапная ревизия в магазине, проведенная по нашей просьбе, не дала никаких результатов, свежей рыбы там найдено не было. Прямо из кабинета директора торга, где был подписан соответствующий приказ, мы вместе с представителями бухгалтерии и двумя общественными инспекторами отправились в магазин к Виткову. Он принял нас с широкой улыбкой на продолговатом, чуть скуластом лице.
Магазин был небольшой, очень чистый, уютный и современный. Витрины и прилавки сияли мрамором и стеклом, белоснежные шкафы-холодильники казались чудом современной техники. Им не хватало только рыбы.
Соленой рыбы, замороженной и консервов имелось много, свежей рыбы не было и в помине. Витков сам вызвался помочь комиссии и делал это довольно толково. Между тем ревизия была отнюдь не простой формальностью. Мы знали, что искали. Мы были уверены, что какие-то следы незаконной торговли должны остаться, и искали их с упорством и настойчивостью, свойственными молодости.
Товар взвешивался, пересчитывался, сверялся с накладными. На свет вытаскивалась и подвергалась тщательному анализу любая, самая маленькая и пожелтевшая бумажка. Из документов следовало, что свежая рыба не поступала в магазин уже три недели. Между тем Куликов утверждал, что купил у Виткова трех судаков и щуку неделю назад. Рыбу, конечно, следовало уже реализовать, но почему она не была оформлена в соответствии с правилами торговли? Все это укрепляло наше убеждение в том, что Витков был одним из скупщиков (а может быть, и единственным) дешевой рыбы у старика Юргенса, если… если, конечно, можно было полагаться на показания Куликова.
Но к предположениям нужны были еще доказательства, а их-то и не было. Мое настроение с каждым новым документом, с каждым просмотренным ящиком все более ухудшалось, а тут еще куда-то пропал Худяков.
Я вышел во двор и там увидел Худякова. Он сидел на скамейке и разговаривал с молоденькими симпатичными девушками в белых халатах.
Худяков лучезарно улыбнулся мне и широким жестом предложил познакомиться.
— Не время, — сказал я.
— Нет, как раз время, — возразил Худяков.
— Светлана — заместитель секретаря комсомольской организации торга, Лена — продавец. В магазине нет свежей рыбы, так как Лена и Светлана продали ее на прошлой неделе с лотка у сквера на улице Пирогова.
Остальное девушки рассказали вечером у нас в отделе. Я записывал, стараясь не пропустить ни одного слова.
Витков вручил им накладную, рабочие отвезли рыбу на тележке к скверу. Лена и Светлана продали ее за один день, а деньги и накладную вернули директору.
— Все необходимые кассовые операции, — сказал Витков, — я проделаю сам.
Рыбой с лотка они торговали не впервые. Еще несколько месяцев назад Витков объяснил им, что товар этот ходовой и скоропортящийся, а хранить в магазине его негде.
На вопрос Худякова, что они думают о своем директоре, девушки растерянно переглянулись.
— Как-то не думали мы о нем, — призналась Светлана. — Но к нам он относился всегда хорошо, часто спрашивал про наши успехи в учебе и даже сделал подарки к Восьмому марта.
— Но мы их не взяли, — гордо вставила Лена. — Если бы всем девушкам в нашем магазине, а то почему-то именно нам.
Витков небрежно сидел или, скорее, полулежал, закинув ногу на ногу и облокотившись на спинку стула. Он был сама любезность и даже тактично не интересовался, почему ревизия, которая вроде ничего особенного не обнаружила, закончилась беседой в ОБХСС. Сам он ни о чем не спрашивал, но на вопросы, которые задавали ему, отвечал так охотно, подробно и благожелательно, что было просто неудобно его прерывать. Он сказал, что каждый должен заниматься своим делом и что работа сотрудников ОБХСС, с его точки зрения, одна из самых трудных и он готов помочь нам, конечно, в меру своих способностей.
Он хвалил свой магазин, продавцов, и шутливо заверял, что к концу года обязательно выведет его на первое место среди магазинов торга. Попутно Витков выразил возмущение поведением некоторых своих коллег, которые нарушают правила торговли. Сам он очень любит свою работу и не променяет ее ни на какую другую.
— Парадоксально, но факт, — сказал еще Витков. — На старом месте работы я получил взыскание за то, что слишком заботился о покупателях. Нет, я не отрицаю, конечно, нарушение было, но…
Я, не перебивая его, напряженно думал, издевается ли Витков над нами или просто пытается выиграть время. Может быть, лихорадочно думая о возможных причинах вызова в ОБХСС, он старается угадать степень моей осведомленности… А может быть, произошла ошибка. Но это было невероятно.
— Вы торгуете «левым» товаром и зарвались, — сказал я после долгого молчания. — И, как всякий зарвавшийся преступник, стали неосторожны.
При этом я посмотрел на сидящего рядом капитана Данцева, но начальник ОБХСС даже не улыбнулся.
Я посоветовал Виткову не запираться, ибо в противном случае ему помогут кое-что вспомнить его же продавщицы Светлана и Лена, а также рабочие Павлов и Николаев, с которыми Худяков заканчивал разговор в соседней комнате. Но Виткова это не испугало. Он не боялся очных ставок, а наоборот, он требовал их.
— Все это поклеп и оговор, — упрямо твердил директор.
Улыбка сошла с его лица, резко обозначились скулы. Он выпрямился на своем стуле, глубоко засунул руки в карманы пиджака, посмотрел в упор на Данцева, потом перевел взгляд на меня и сказал:
— Документов на свежую рыбу нет. Самой рыбы тоже вы не нашли и, смею надеяться, не найдете. Деньги, которые лежат на моей сберкнижке, вряд ли скажут вам, за что они мной получены. Что же касается работников тех высоких инстанций, которым я напишу на вас жалобу, то у них могут возникнуть сомнения, которые, как известно, по советскому законодательству всегда идут в актив обвиняемому. И тогда следователь, вероятно, спросит уже у вас, на каком основании вы нарушаете законы, принуждая сотрудников давать показания против директора, вся вина которого состоит в том, что он всегда был строг и требователен к своим подчиненным.
Я мысленно поблагодарил судьбу, что Данцев поручил беседовать с Витковым мне, а не Худякову. Если бы вспыльчивый младший лейтенант услышал подобную наглость, он наверняка бы сорвался.
Данцев молчал, вертя в руках сигарету, а Витков, все больше и больше распаляясь, продолжал грозить нам: