— О, господи. Моего кошелька нет. Даже не знаю, где я могла его оставить.
— Вы были где-нибудь еще, до того, как пришли сюда?
— Знаете что? Была. Теперь я вспомнила, что вытащила кошелек и положила у кассы, когда покупала туфли. Я была уверена, что забрала его, потому что доставала кредитную карточку, но, наверное, оставила его там.
Кассирша потянулась к телефону.
— Буду рада спросить в обувном отделе. Наверное, они его нашли.
— Ой, это было не там. Это было в магазине через дорогу. Ладно, не важно. Вы можете отложить эти вещи, и я вернусь за ними, как только найду кошелек.
— Нет проблем. Я все положу вот сюда.
— Большое спасибо.
Она покинула магазин, бросив постельные принадлежности, которые она в конце концов купила в торговом центре на окраине города. Событие напугало ее больше, чем она согласилась бы признать. Она обдумывала проблему последующие дни и в результате решила, что на карту поставлено слишком многое, чтобы рисковать.
Она сходила в архив и получила копию свидетельства о рождении Другой. Потом пошла в Управление автотранспорта и подала заявку на получение водительских прав под именем Соланы Рохас, используя свой собственный адрес в Колгейте.
Она решила, что в мире точно существует больше одной Соланы Рохас, точно так же, как больше одного Джона Смита. Она сказала клерку, что ее муж умер и она только что научилась водить машину. Ей нужно было сдать письменный экзамен и пройти тест на вождение, с сидящим рядом с ней экзаменатором, но она с легкостью справилась с обоими.
Она расписалась в формах, ее сфотографировали и выдали временное удостоверение, до того, как постоянное будет сделано в Сакраменто и выслано ей по почте.
После этого ей нужно было заняться другим, возможно, более практическим делом.
У нее были деньги, но она не хотела тратить их на текущие расходы. У нее была тайная заначка, на случай, если она захочет исчезнуть — что она и сделает в какой-то момент — но ей нужен был постоянный доход. После всего, у нее был сын, Крошка, которого нужно было содержать. Работа была необходима. Поэтому она просматривала объявления, день за днем, без всякого успеха. Было больше предложений для машинистов, домашних уборщиц и рабочих, чем для медицинских профессионалов, что вызывало у нее справедливое возмущение. Ей стоило такого труда, чтобы оказаться там, где она была, и теперь выходит, что ее услуги никому не нужны.
Две семьи искали няню с проживанием. Одни подчеркивали, что нужен опыт обращения с совсем маленькими детьми, другие упоминали о ребенке околошкольного возраста. В обоих случаях говорилось, что мама работает за пределами дома. Каким нужно быть человеком, чтобы распахнуть свою дверь перед любым, кто умеет читать? Женщины в наши дни ничего не соображают. Они ведут себя так, будто материнство ниже их достоинства, тупая работа, которая может быть доверена любому незнакомцу, зашедшему с улицы. Как им не придет в голову, что педофил может утром заглянуть в газету и заполучить свою жертву к концу дня?
Все рекомендации и проверки прошлого ничего не стоят. Эти женщины находятся в отчаянном положении и ухватятся за любого, кто вежлив и выглядит хоть наполовину презентабельно. Если бы Солана желала согласиться на долгие рабочие дни и плохую оплату, то подала бы заявку сама. Но она ждала чего-нибудь получше.
Ей нужно было подумать о Крошке. Они жили вдвоем в скромной квартирке уже около десяти лет. Он являлся предметом дискуссий между ее родственниками, которые считали его избалованным, безответственным манипулятором.
Мальчика назвали Томассо. После его появления на свет с весом в шесть килограммов, она страдала от инфекции женских органов, что излечило ее как от желания иметь других детей, так и от возможности сделать это. Он был красивым младенцем, но педиатр, который осматривал его после рождения, сказал, что он дефективный. Солана не могла вспомнить теперь название этого дефекта, но тогда она проигнорировала мрачные докторские слова.
Несмотря на размеры сына, его плач был слабым и мяукающим. Он был вялым, с плохими рефлексами и слабым мышечным тонусом. Он с трудом сосал и глотал, что создало проблемы с кормлением. Доктор сказал ей, что мальчику будет лучше в специальном учреждении, где за ним будут ухаживать люди, привычные к таким детям, как он. Солана воспротивилась. Ребенок нуждается в ней. Он был светом и радостью в ее жизни, а если у него были проблемы, она с ними разберется.
Когда мальчику была всего неделя от роду, один из ее братьев прозвал его «Крошка», и с тех пор его так и называли. Она мысленно с любовью называла его Тонто, что ей казалось подходящим. Как индеец Тонто в старых вестернах, он был ее спутником, верным и преданным товарищем.
Теперь он был тридцатипятилетним, с плоским носом, глубоко посаженными глазами и гладким младенческим лицом. Он носил свои темные волосы собранными на затылке в хвост, открывавшим низко поставленные уши. Он не был легким ребенком, но она посвятила ему свою жизнь.
Когда Крошка учился в шестом классе, он весил больше 80 килограммов и имел освобождение от занятий физкультурой. Он был гиперактивным и агрессивным, склонным к вспышкам гнева и разрушения, когда ему перечили. Он плохо успевал в начальной школе и в средних классах, потому что страдал расстройством, которое делало для него затруднительным чтение и обучение. Больше чем один школьный психолог приходил к выводу, что Крошка слегка отстает в развитии, но Солана только фыркала.
Если ребенку трудно сконцентрироваться в классе, зачем винить его? Это была вина учительницы, которая плохо делала свою работу. Было правдой, что у него имелись проблемы с речью, но она понимала его без труда. Он дважды оставался на второй год — в четвертом классе и в восьмом- и наконец бросил школу в десятом классе, в день, когда ему исполнилось восемнадцать.
Его интересы были ограничены, и это, в придачу к его размерам, мешало ему удержаться на нормальной работе, или на любой работе вообще. Он был сильным и старательным, но не был приспособлен к какому-либо виду работ. Она являлась его единственной поддержкой, и это устраивало их обоих.
Солана перевернула страницу и проверила объявления о работе. Она пропустила объявление с первого взгляда, но что-то заставило ее перечитать страницу. Вот оно, почти сверху, объявление в десять строчек о сиделке для пожилой женщины, больной деменцией и нуждающейся в квалифицированном уходе.
«Надежная, ответственная, с собственным транспортом», гласило объявление. Ни слова о честности. Был указан адрес и телефон. Она посмотрит, какую информацию сможет собрать, прежде чем идти на собеседование. Ей нравилось иметь возможность оценить ситуацию заранее, так что она могла решить, стоит ли это усилий.
Солана сняла трубку и набрала номер.
В 10.45 у меня была назначена встреча, чтобы обсудить дело, которое меня главным образом заботило. За неделю до этого мне позвонил адвокат по имени Ловелл Эффинджер, который представлял обвиняемую в деле о нанесении физического ущерба в результате столкновения двух машин семь месяцев назад.
Прошлым маем, в четверг перед выходными на День памяти, его клиентка, Лиза Рэй,
ехала в своем белом «додже» 1973 года. Она делала левый поворот с одной из стоянок городского колледжа, когда в нее врезалась проходящая машина. Машина Лизы была сильно разбита. Приехали полиция и парамедики. У Лизы была шишка на голове. Парамедики осмотрели ее и посоветовали обратиться в травматологическое отделение больницы Санта-Терезы. Хотя Лизу трясло, и она была расстроена, она отказалась от медицинской помощи.
Видимо, она не могла вынести мысли о многочасовом ожидании, только для того, чтобы ее отправили домой с призывом быть осторожной и рецептом слабого болеутоляющего.
Ей рассказали, за какими признаками следить на случай сотрясения мозга и посоветовали обратиться к своему лечащему врачу, если будет нужно.
Водитель другой машины, Миллард Фредриксон, был потрясен, но невредим. Его жена, Глэдис, получила целую кучу повреждений и настояла, чтобы ее отвезли в больницу, где врач обнаружил у нее перелом, сильную контузию и повреждение мягких тканей на шее и в нижней части спины. МРТ показала разрыв связок на правой ноге, а рентген — трещину тазовой кости и двух ребер. Она получила лечение и была направлена к ортопеду для продолжения.
В тот же день Лиза уведомила своего страхового агента, который передал информацию в страховую компанию Калифорния Фиделити, с которой я когда-то делила офисное пространство. В пятницу, на следующий день после аварии, представительница страховой компании Мэри Беллфлауэр позвонила Лизе и записала ее показания.
Согласно докладу полиции, Лиза была виновата, потому что должна была убедиться в безопасности поворота. Мэри отправилась на место аварии и сделала фотографии. Она еще сфотографировала ущерб, нанесенный обеим машинам, а потом велела Лизе сделать оценку ремонта. Она думала, что машине уже ничего не поможет, но ей нужны были цифры для отчета.
Через четыре месяца Фредриксоны подали в суд. Я видела копию заявления, которое содержало достаточное количество «принимая во внимание» и «по причине», чтобы напугать до заикания среднего гражданина. Там говорилось, что «ущерб был нанесен здоровью истицы, ее силе и активности, причинен серьезный и долговременный вред ее телу, шок и эмоциональный ущерб ее личности, что принесло и продолжает приносить огромное эмоциональное страдание и физическую боль, что впоследствии может привести к потере социальных связей… (и так далее, и тому подобное). Истица требует возмещения ущерба, включая прошлые и будущие медицинские расходы, потерянную зарплату и любые и все расходы и компенсации, разрешенные законом.»
Адвокат истицы, Хетти Баквальд, кажется, рассчитывала на миллион долларов, с этим уютным рядом нулей, которых было бы достаточно, чтобы утолить и смягчить многочисленные страдания ее клиентки. Я видела Хетти пару раз в суде, когда бывала там по другим делам, и уходила с надеждой, что мне никогда не придется столкнуться с ней лицом к лицу. Она была маленькая и коренастая женщина в возрасте под шестьдесят, с агрессивными манерами и без чувства юмора. Я не могу вообразить, что сделало ее такой злюкой. Она относилась к адвокатам противоположной стороны, как к грязи, а к бедным обвиняемым — как будто они едят на завтрак младенцев.
Обычно Калифорния Фиделити в таких делах предоставляет своего адвоката, но Лиза Рэй была убеждена, что ей будет лучше с собственным адвокатом. Она упорно не хотела заключать никаких сделок и попросила Ловелла Эффинджера представлять ее, подозревая, что Калифорния Фиделити может перевернуться на спину и притвориться мертвой.
В противовес полицейскому рапорту, Лиза Рэй клялась, что была не виновата. Она утверждала, что Миллард Фредриксон превысил скорость, а Глэдис не была пристегнута, что само по себе было нарушением правил дорожного движения Калифорнии.
Папка, которую я забрала у Ловелла Эффинджера, содержала копии многих документов: запрос ответчицы о производстве документов, дополнительный запрос о производстве документов, медицинские документы из больницы и отчеты различных медицинских работников, лечивших Глэдис Фредриксон.
Там еще были копии показаний, взятых у Глэдис, ее мужа Милларда и ответчицы, Лизы Рэй. Я быстро просмотрела доклад полиции и пролистала протоколы допросов. Изучила фотографии и схему местности, где было показано положение машин, перед и после столкновения. Важным, с моей точки зрения, было показание свидетеля на месте, который поддерживал позицию Лизы Рэй. Я сказала Эффинджеру, что займусь этим, а потом назначила встречу с Мэри Беллфлауэр.
Прежде чем пройти через офисы Калифорния Фиделити, я задернула свои рациональные и эмоциональные шторы. Когда-то я работала здесь, и мои отношения с компанией закончились не очень хорошо. По нашему соглашению мне предоставлялась площадь для офиса в обмен на расследования заявлений о поджогах и смертях из-за халатности медиков.
Мэри Беллфлауэр в те дни только начала работать, недавно вышедшая замуж двадцатичетырехлетняя девушка, с хорошеньким свежим личиком и острым умом.
Теперь у нее был за плечами четырехлетний опыт, и мне было приятно иметь с ней дело.