Встав на колени перед молодой женщиной, она без церемоний приподняла ей голову.
— Принеси одеколон, быстро.
Пока Аньес ходила в ванную, Элен наскоро объяснила мне:
— Она утверждает, что якобы обладает даром ясновидения, но в то же время всех тех, кто верит в ее бредни, считает ненормальными. И вот вам результат! Бернар, мне следовало рассказать вам об этом… с самого начала… Но объяснить подобные вещи нелегко… Ну, наконец!
Аньес несла целую груду флакончиков и полотенца.
— Так вот, моя дорогая! Все! Хватит! — сказала Элен в бешенстве. — С меня достаточно! Я не хочу больше видеть здесь всех этих людей, желающих знать о своем будущем больше, чем остальные смертные!
И она принялась энергично растирать лицо женщины одеколоном. Едкий запах заполнил комнату.
— Мало им настоящего!.. Им, видите ли, еще и будущее подавай! Какой здравомыслящий человек поверит в эту чушь! Ну-ка, приподнимите ее, Бернар.
Я приподнял совершенно безжизненное тело молодой женщины, придерживая ее за плечи. Элен, уже не владея собой, влепила ей четыре звонкие пощечины. Когда Аньес попыталась вмешаться, Элен закричала на нее:
— И ты заслуживаешь того же! До сих пор я терпела, но с меня хватит, ты слышишь? Больше не желаю!
— Имею полное право…
— Ошибаешься, милочка моя! Либо ты будешь вести себя как подобает, либо отправляйся на ярмарку и становись в ряды балаганных певичек и шпагоглотателей!
— Какая же ты зануда… Если хочешь знать, я не желаю подыхать с голоду! Семья, традиции — все это прекрасно, но давно уже устарело, поверь мне.
А пианино по-прежнему издавало терзающие слух звуки. Устав держать женщину, я предложил:
— Может, лучше перенести ее на кровать?
Но сестры были так увлечены спором, что даже не обратили на мои слова внимания.
— Мне стыдно за тебя, — продолжала Элен. — Ты бессовестно дурачишь людей! Плетешь им черт знает что, да еще сама находишь удовольствие в этой лжи!
— Я вовсе не лгу, а дарю им моменты счастья, если хочешь знать. Я говорю с ними о близких людях, которых уже нет в живых…
— Нет, вы только послушайте! Она, оказывается, могущественнее церкви и священников, могущественнее всех святых!.. Ну нет, моя дорогая, с меня хватит! Этому пора положить конец!
— Прошу, оставь меня в покое! Я буду делать то, что хочу. Я не в гостях, а у себя дома.
Молодая женщина зашевелилась и приоткрыла глаза.
— Тише, — сказал я, — она вас слышит.
— Вот именно! — закричала Аньес. — Замолчи!.. Дай мне подойти к ней.
— А почему она потеряла сознание? — шепотом спросил я.
— От волнения. Я рассказала о ее умершем ребенке… Я видела его — малыша Роже!..
— Роже! — повторила женщина и опять начала плакать.
Не без труда я приподнял ее и усадил в кресло.
— Ну что, вам уже лучше?
— Да… Да, спасибо…
Элен взяла ее под руку.
— Вы сейчас же вернетесь домой, — тоном, не терпящим возражений, начала она, — и больше не будете об этом вспоминать. Мужайтесь… И не приходите сюда, потому что все, что она вам наговорила, — ложь от первого до последнего слова… Ей неизвестно, где сейчас ваш малыш… и никому не известно… Никто не в силах увидеть это… Таинство смерти необходимо чтить!
Молодая женщина посмотрела на Аньес взглядом, полным отчаяния, а та, сильно побледнев, заявила:
— А вот я его вижу.
— Уходите, — попросила Элен. — Бернар, помогите ей.
— И вы, Бернар, против меня? — спросила Аньес. — Но ведь вы-то знаете, что я говорю правду?
Элен ловко повязала голову посетительницы соскользнувшим с нее шарфом, застегнула черное пальто, засунула в сумку лошадку и подтолкнула женщину к двери.
— Роже…
— Мужайтесь, — прошептала Элен. — Пойдемте… Я надеюсь, вы в состоянии идти?
— Да! Выпроводи ее, только на это ты и способна! — закричала Аньес.
— Бернар, прошу вас, пройдите вперед, — попросила Элен. — Посмотрите, нет ли кого на лестнице.
Открыв входную дверь и осмотревшись, я сказал:
— Ни души!
Элен подтолкнула молодую женщину.
— Уходите и запомните: я запрещаю вам сюда приходить.