— Я, старый козак Илья Муромец. Это Добрыня Никитич, — повел рукой Илья.
Добрыня отвесил поклон, не спуская с Алены внимательного, изучающего взгляда.
— А это вот, — старый казак повернулся в другую сторону, — Алеша Попович.
Алеша, склоняясь в поклоне, лукаво подмигнул. Такая небывалая отчаянность переливалась в синих глазах этого русоволосого парня, что захватывало дух.
— Просим в наш дом погостить, красна девица, — пригласил Добрыня. И, оглядев внимательно калитку, продолжил. — Ведь ты, я вижу, и так уж туда пробиралась?
— Полно тебе девицу в краску вгонять, — одернул его Илья.
Алеша, дернув за неприметный рычажок, приоткрыл калитку, изнутри распахнул ворота, и богатыри ввели во двор коней. К седлу Ильи Муромца был приторочен довольно внушительный, шевелящийся и похрюкивающий тюк.
— А что это у вас в мешке? — поспешила спросить Алена, незаметно подбирая свое лукошко. Появившийся из конуры пес опасливо оглядывал ее, словно размышляя, рычать или нет.
— Не тронь ее, Полкан, — похлопал пса по холке Алеша. — Вон, стереги лучше добычу Ильи.
— Да, пусть отдохнет пускай Соловушка. А потом мы ему зуб выбивать будем. Свистящий. Чтоб грабежом больше на дорогах не баловал, — и Илья грустно вздохнул, то ли огорчаясь, что придется выбивать Соловью зуб, то ли досадуя, что такое важное и полезное дело приходится откладывать на потом.
— А сейчас дорогую нашу гостью надо накормить, напоить. Да и самим с дороги не мешало бы…
Алеша остался во дворе расседлывать коней. Добрыня учтиво пропустил Алену вперед, и они вошли в дом. Богатыри тут же сняли свое снаряжение и любовно разложили в красном углу. Алена огляделась. В горнице было, мягко говоря, не прибрано. И дух стоял… богатырский. Пахло плесенью, перегаром и кислой капустой.
— Да… — досадливо поморщился Добрыня и стал растворять окна.
Илья деловито смахнул со стола остатки позавчерашней, а может быть и более давней трапезы, сделав пол еще на самую малость грязнее.
— Негоже нам гостью в таком свинарнике встречать.
Только что вошедший Алеша страдальчески вздохнул и начал медленно, словно готовясь к страшной казни, засучивать рукава.
Понаблюдав с полминуты за тем, как Алеша, краснея, пыхтя от натуги и шепотом чертыхаясь, подметает пол, Алена не утерпела.
— Дай-ка веничек… Вон, подвиньте стол лучше. Под столом тоже подметать иногда надо.
Алеша с Добрыней, радостно крякнув, подхватили, как пушинку, дубовый стол и перенесли его в угол комнаты. Под столом обнаружились залежи еще прошлогодней грязи.
Через пару минут умильно улыбавшийся, глядя на уборку, старый козак Илья Муромец был отправлен выносить мусор. Потом Добрыня с Алешей водрузили стол на место и стали перетаскивать скамьи… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но в конце концов Алена сочла, что навела достаточный порядок в горнице и можно обедать. Более углубленную уборку она, вздохнув, отложила на потом, а про другие комнаты богатырского терема решила пока что не думать.
Богатыри, тем временем, собравшись в уголке, в пол-голоса переговаривались о чем-то, часто поглядывая на нее.
— Вот, — Алена отряхнула подол сарафана. — В чистоте и поесть по-человечески можно. Вам помочь еду приготовить?
— Что ты, что ты, красна девица, — замахал руками Илья. — Ничего нам готовить не надо. И так уж упарились.
— Но как же…
— А вот как, — Добрыня ловким движением раскинул на столе белую, удивительно чистую скатерть. — Развернись!
Хлопок, словно кто-то резко ударил в ладоши. Пахнуло озоном, а затем сытным духом, и на скатерти появились четыре миски с горячими щами, еще четыре — с мясной пшенной кашей, хлеб, пироги, корчага с квасом и такая же — с пивом.
— Ох, до чего скотинка умная! — похлопал по скатерти Добрыня. — Ведь почуяла, что четверо нас.
— А зелена вина подать забыла. Умная, тоже мне, — пробурчал Алеша.
— Отчего же… Пожалуй, умная. Позавчера подала она зелена вина, — нахмурился Илья. — На нас, да на тридцать три гостя. Да дядька ихний, Черномор, заморского пойла бочонок притащил. И что, спрашивается, было?
Алеша густо покраснел. Добрыня, потупив взор, хмыкнул.
— Да ладно, чего теперь-то… Я ж говорю, умная.
— Ну, — продолжил Илья, — прошу гостью дорогую за стол. Чем богаты, тем и рады.
Утолив голод, Алена уже не могла сдерживать своего любопытства.
— Это вам, выходит, ничего себе готовить не надо? Все скатерть-самобранка доставляет?
— Если бы, — Добрыня утер усы. — Когда в походе — приходится охотой пробавляться. А дома, да, лепота.
— А почему с собой не берете?
— Потому, — вздохнул Илья, — что Добрынюшка наш спер скатерку у Бабы-яги. Нет бы выиграть — в зернь там, в шашки. Возили бы тогда скатерть с собой, ничего не боялись. А так — держи ее теперь дома. Хоть насчет дома-то, слава Роду, у нас с Ягой уговор.
— Да я хошь с Царем Морским в шашки играть сяду! — вскипел Добрыня. — Но с Ягой — ни за что. Она же насквозь все ходы твои и хитрости видит!
— А ты с ней хоть раз по честному играть пробовал? По честному-то оно завсегда… — назидательно взмахнул ложкой Илья.
Алеша чуть не захлебнулся пивом от смеха. Прокашлявшись, посмотрел на Илью удивленно.
— В зернь с Ягой по честному? Да она ж удачливей Добрыни в тыщу раз! По честному, так это три года, а то и все десять служить ей надо за какую-то скатерку самобранную. На такую кабалу разве что Иван-дурак согласится, но никак не наш Добрыня.
— А что за договор у вас с Ягой? — вмешалась Алена.
— Договор? — переспросил Илья. — Да простой уговор. Нигде не писаный, но словом моим крепкий. Она в наш дом не вступается, а мы — в ее.
— Да я ж не из дома у ней скатерочку-то… В сарайчике валялась, — хитро улыбнулся Добрыня. — Небось, и не нужна ей вовсе самобранка. У нее, у Яги-то, говорят, полон дом слуг невидимых.