— Посмотрим, он все больше в думах лежит, чего по лесу шататься? Скоро дойдем, я пока малость землицу прикрою, чтобы мелкие всякие не померзли!
Поразравнивал взрыхленный, раскиданный по сторонам снег, приговаривая при этом ласковые слова: — Спите мелкие жучки-букашки, травка-муравка и маленькие кустики, пусть вам будет тепло, до самой до весны!!
Так вот и шли, Мороз зорко поглядывал по сторонам, замечал кой какие мелочи и исправно заравнивал глубокую траншею, прорытую медведем. Так вот и дошли до берлоги. Увидев разворошенный вход, Серый аж на задние лапы сел:
— Вот это да!! А я тебе, каюсь, и не совсем поверил! — Втянул носом воздух и севшим голосом проговорил: — Детишками пахнет, моими, но как-то странно, заячий дух и человечий примешивается!
— А вот сейчас и проверим, что там такое у Топтыгина? — Мороз постучал по крепкому стволу, что нависал над берлогой: — Топтыгин, выходи, разговор есть!!
А Мишка придремнул возле своих гостенечков, да крепко. Но услышала голос Мороза Настена, осторожно сняла с себя зайчаток и волчаток, едва-едва пролезла меж лап спящего медведя.
Вот так, растрепанная, разрумянившаяся от сна она и предстала перед приготовившимся сказать погромче, чтобы весь лес услышал, Морзом.
— Чего вы так шумите?? Там все спят после тяжелой, морозной ночи!
И впервые, наверное, растерялся Мороз, стоял и удивленно смотрел на мелкую пигалицу, которая, не убоявшись его, попросила:
— Потише, пусть они поспят, мишка утомился больше всех!!
Из кармана враз появились заячьи ушки: — Скажи-ка человеческая душа, не встречались ли тебе зайчатки, два?
Встревоженно шевельнулся и серый, большой волк, Настена улыбнулась:
— Встречались, все спят в берлоге у Топтыгина, ещё и сорока, едва не замерзшая, с ними.
Волк кашлянул:
— Благодарю тебя, дева человеческая, за детишек моих, я уже думал…
— Знаю, серенький, батюшка-месяц сказал про твою беду, но малыши в тепле, спят вместе с зайчатками, прижавшись друг к другу.
И звонко так рассмеялась, увидев замершего, удивленно смотрящего на неё Мороза.
— Ой, Мороз Морозович, а ты совсем и не страшный!
Как-то неприятно стало Морозу, что навеличивает его дева юная Морозовичем, вроде он старый, глубокий старикан, но промолчал пока что. Выскочили тут из берлоги ребятишки заячьи и волчьи, стали скакать возле своих родителей, радоваться, да охая, выползла стреконтунья и заругалась на Мороза.
— Ты, Морозушка, аль с ума спятил, эдакую морозяку устроил на Новый-то год, когда все суетятся-радуются?
— Прости, Стрекотунья, не хотел я, так вышло — видишь, исправляю хожу содеянное.
— Исправляет он, — хмыкнула сорока, которую Мороз взял на руки и осторожно поглаживал.
— Прости, зарёкся я с Февралем на посиделках бывать, не заманит он меня более никакими посулами! Все слышали?
— Да!
— Морозово слово крепкое!
— Ага, как и морозяка твой! — все еще серчала сорока.
— Не ругайся, пошли-ка лучше елочку-красавицу нарядим, всем лесным жителям на радость.
— Топтыгин? — загудел было Мороз, но остановила его рев маленькая ручка в плохонькой рукавичке.
— Не буди ты его, Мороз Морозович, утомился он, ночью дорожку к берлоге пробивая, снег-то глубокий, да рыхлый, пусть поспит, а к вечеру и разбудим его, сказывал он, бессоницею замучился, пока вот и поспит.
— Ишь ты, добрая ты дева, как звать-то тебя?
— Настёна я, купца Ставра дочь.
— Ставра? Того самого, что у меня неделю в гостях провел, будучи проездом через наш лес?
Не стал говорить Мороз девчушке — был он тогда в сильном гневе, и кабы не батюшка её — заморозил сильно все, и не растаяло бы аж до мая все.
— Хороший у тебя батюшка!! А что ж ты из дому-то убегла, непорядок это.
— Батюшка… — у Настёнки перехватило дыханье, — батюшка мой уже три с половиною года как пропал, а дома… наверное теперь у меня его и нету!
— Пошто так?
— Да женился батюшка незадолго перед поездкой, на вдовице с девчонкой, Марфуткою, вот они и вознамерились меня замуж отдать за старого, хитрого и жирного, — Настенка передернулась, — лавочника Анфима. Капли мне всякие подливали, чтобы я сама к нему… ффу, он такой противный! А мачеха должна ему много за всякие наряды-украшенья, вот и удумали.
— И как же ты смогла от капель уберечься?
— А травку дал мне батюшкин помощник Сила, вот и спасалась ею, а вчера еле отбилася от Анфима, хотел ссильничать, да ославить на весь город, грязь на меня всякую говорить, что вроде доступная я девка, чтобы все, значит, ко мне лапы поганые тянули!! Наследство батюшка все на меня переписал, вот и не дает покоя это им.
— Ишь ты, до чужого добра, значит, интерес имеется, а ты и убегла из-за этого? Ну, не волнуйся, исправим все, друзья, они на то и друзья, чтобы помогали друг другу!!Только прошу тебя, не называй меня так. Морозович, я же не старый вовсе.
— Хорошо, Морозушко!! — чуть поклонилась ему Настена, — не буду!!
— Пошли, елочку я уже выбрал, осталось только нарядить её как следует, чтобы у всех случился настоящий Новый год.
Посадил в один карман зайчиху с зайчатками, в другой мелких волчаток, сорока уселась на плече, Серый пристроился идти сзади, а Настёну Мороз так и вел за руку, согревая её ручку в своей ручище.
— Ой, Морозушко, я всегда думала — ты совсем холодный, и посох твой… кто до него дотронется — враз замерзнет, насмерть? — удивилась Настена.