При этих словах девушка напряглась, она вспомнила слова кардиолога, которые он говорил ей этой ночью и, Эллочка занервничала в ожидании того, что будет сказано дальше.
- ... Не знаю, кто их на это надоумил, но вполне нормально выглядящие люди, напялили себе на головы несуразные конструкции из оконных сеток и несут какой-то бред про зомбирующее излучение, которое по их словам хотят против них применить коварные опричники. И мало того, они как полоумные стучат себя кулаком в грудь и скандируют: - 'Свобода или смерть! Князя геть! Ижмань вон‟! - И где они Ижманьцев нашли? Не понимаю. Ты только подумай, и среди этих дуралеев, есть люди умудрённые жизненным опытом, и они учувствуют в этом цирке. До чего довело страну наши хапуги бояре да их жадобы купцы.
- Мамуль, знать этот самый жизненный опыт, мимо них прошёл, и они с ним разминулись. Работать надо, а не по митингам ходить. - С этими словами девушка вошла на кухню, и подойдя со спины к сидевшей на стуле матери, обняла её за плечи. - Вот мы с тобой делом заняты, и нам не до этой глупой клоунады. Поэтому мы знаем, что от того что мы подвинем поближе к кормушке очередного олигарха-боярина, наша жизнь к лучшему не изменится.
Женщина прильнула к ладони дочери щекой и погладила её же своей натруженной рукою, покрытой мукою. Затем опомнилась и, устремившись к печи, пролепетала:
- Ой, батюшки святы! У меня же пирожки сейчас подгорят! Совсем заболталась я с тобою. ...
В тот же утро, двумя часами позже, в городе Ратянске, на Сквозной улице, в небольшой квартирке маленькая девчушка рассматривала младшего братика. Малыш спал.
- Мамочка, а я знаю, наш Миша самый лучший из мальчишек: потому что он не дерётся. Только жалко что он ужасный плакса и всё время писается.
- А ты что хотела доча? - Молодая женщина, пользуясь 'затишьем‟ - сын спит, а Мила позавтракала и не сильно отвлекает, поэтому она спешно наглаживала пелёнки и поддерживала разговор со своей дочерью. - Наш Мишутка ещё совсем маленький и не умеет ни говорить, ни просить чего либо, поэтому, когда твой братик хочет привлечь к себе внимание, он плачет.
- Ну вот, точно плакса. - Сделала умозаключение Милочка и резво залезла на родительскую кровать: где начала прыгать как на батуте. - Вот, а я не плачу, ну не сколечко. Ма-а, а он скоро научится говорить? А почему он столько много спит? А можно я сегодня буду его по двору на коляске возить? ...
Лариса посмотрела на свою весело скачущую дочку и из-за потока вопросов не могла ответить ни на один из них. А малышка прыгала, прыгала, и радостно улыбаясь, всё спрашивала и спрашивала. И не было этому потоку любопытства ни конца, ни края.
- ... Мама, а когда я смогу помогать папе водить его автобус? Мамочка, а можно тёти Люсиной Тане сегодня чуть, чуть покачать в коляске Мишу? Я ей обещала. ... - Словно вспомнив что-то важное, но, не переставая скакать, девочка поинтересовалась и после чего замолчала в ожидании ответа. ...
А тем временем, Васка выходил из обветшалой проходной государевой шахты. Он шёл вместе с друзьями и прислушивался к их разговору о наболевшем:
- ... А эти придури продолжают свой балаган. Стоят на площади - слушают разных ораторов, которые их призывают к неповиновению, митингуют, себя в грудь бьют, костры жгут. - Возмущался коренастый шахтёр идущий рядом с Ринчем. - А некоторые придурки их жалеют - подкармливают: чаёк, субчик, бутерброды подносят. Плетью б всех этих дебитов отходить, глядишь, мозги на место вернутся и заработают.
- Во - во! - Поддержал своего товарища высокий худой парнишка, у которого - как и у всех его товарищей, угольная пыль забила все поры на лице, так же как и веки. - Мы вкалываем как проклятые, а наше жалование постоянно задерживают! Так этот жмот управляющий, вчера перед сменой заявил? В этом месяце у нас будет удержана часть зарплаты. Этот душной козёл утверждает, что это пожертвование пойдёт в фонд поддержки этих митингующих 'ослов‟! А у нас кто спросил? Хотим мы их поддерживать, или нет? Нет, я не против кому либо помочь. Например, Ринча с радостью выручу! Он хоть и иноплеменник, но он такой же как я, работяга! А те бездельники, мне чужды, они привыкли жить за наш счёт! Чёртовы кровопийцы! Вот, от безделья уже сума и сходят!
- А я у тебя ничего и не прошу. - С улыбкой проговорил Васка, посмотрев на собрата по артели.
- А я братцы, при всех заявляю, коль кто-либо из вас попросит моей помощи: последнюю рубаху сниму, но, не откажу! А тем лодырям, шиш на шишовом масле! - И парень, скрутив фигу, указал ею на северо-запад.
- Да братцы, этих любителей митингов уже один раз разогнали, а они снова собрались и вновь стоят. Представляете, третью неделю уже стоят, вон даже палаток понаставили. - Вступил в разговор пожилой шахтёр. - Это сколько же денег улетает на их прокорм? А куда смотрят опричники и городовые дружинники. Стоят перед толпой как рохли. Спрашивается, чего ждут?
- Пинка под зад, да камень в забрало! - Вставил своё слово кто-то из позади идущих.
От этой реплики все засмеялись и, продолжая хохотать, начали заходить в рабочий автобус, в тот, который должен был отвести шахтёров домой. Никто не знал, что слова острослова окажутся пророческими, и кирпич в забрало шлема, самое безопасное из того, что уготовлено служителям правопорядка. Именно в этот момент в стольный град въезжали первые машины с боевиками - провокаторами, которые поближе к вечеру, смешавшись с толпой, должны были начать действовать. На них не было единой униформы и на первой стадии операции, их оружием была брусчатка и металлические прутья, а из защиты, в лучшем случае были только мотоциклетные шлемы, да та амуниция, которую они привезли из военизированных лагерей Вильцы. Впрочем, они как исполнители не знали о дальнейших планах, а просто выполняли поставленную перед ними конкретную задачу.
Толпа постепенно возбуждалась, начинала в унисон выкрикивать протестные речёвки - её умело подзадоривали и подталкивали к определённым действиям. Среди возмущённого многоголосья ещё слышались выкрики хорошо поставленными голосами: 'Сатрапы! ... Душители свободы! ... Княжьи псы! ... Грабители народа‟! Но уже стало понятно, что градус возмущения вырос настолько, что больше не требовал принудительной подпитки. Значит, подходило время, когда в дело должны были вступать 'зачинщики беспорядков‟.
Однозначно обозначить состояние Луця было невозможно: с одной стороны его переполняла гордость от того, что ему доверили выполнение опасной и нелёгкой миссии. Но тут же, к этому возвышенному чувству примешивался страх. Нет, не тот который испытывают тупые и трусливые обыватели, неистово орущие за его спиной, он боялся, что у него не хватит сил в противостоянии с княжьими опричниками, и он не оправдает доверие своих отцов командиров. Шкод́а стоял во втором ряду манифестантов, прямо перед шеренгами ненавистных стражей правопорядка. Рядом с ним находились его соратники, и все они постоянно посматривали на своего координатора. Вот, закончив говорить по телефону, мужчина в яркой ветровке с капюшоном, неспешно стянул его с головы и все бойцы, как по команде повязали на лица банданы, у кого были шлемы, одели их: остальная защита была заранее поддета под широкую одежду. Время шло, а дальнейшей команды так и не поступало.
- Ага! - Обрадовано воскликнул стоявший перед Луцем Петро. - Как нам и обещали, нашу улицу покидают журналюги!
И в самом деле: фотокоры и новостные видео операторы спешно садились в редакционные машины и те, неспешно исчезали за поворотом. Правильно. Никчему снимать то, что должно было в скором времени здесь произойти. А только те, кто остался, продолжат съёмку и после внесения необходимых купюр, и прочего редактирования, выдадут нужный фото и видеоряд. Прошли ещё около пяти минут и всё тот же мужчина, в ядовито синей ветровке потёр нос тыльной стороной руки и, повернувшись спиной к манифестантам, неспешно отошёл в глубину уходящей от площади улицы. Луць немного трясущимися руками, расстегнул молнию рюкзака стоявшего перед ним Петро и извлёк из него заранее приготовленный обломок тротуарной плитки. Кто-то проделал тоже самое и в его ранце.
После первого шага, все сомнения и переживания остались позади, Луць вышел из шеренг, и после короткой разбежки кинул камень в правоохранителей. Бледно жёлтый осколок, описав пологую дугу, ударился в подставленный щит. Увидев это, толпа восторженно взревела: ей нужна была кровь. Чувство стадности размыло границы этических и прочих барьеров, и даже самый тихий семьянин-подкаблучник, можно сказать убеждённый пацифист, поддавшись этому чувству, неистово орал и радовался тому, что кто-то бьёт их общего врага. Вот из толпы стали выскакивать очередные товарищи Шкод́ы и с широким замахом посылать свои 'снаряды‟ в ненавистных княжьих опричников.
Вот несколько худосочных подростков, вооружившись заранее подготовленными штырями, начали выковыривать тротуарную плитку возле какой-то кафешки: к ним на помощь кинулись их подружки и несколько посторонних людей - всё это снимается на видеокамеру. Если эти кадры правильно смонтировать и дать нужные комментарии, то все поверят в то, что народ был доведён до такого отчаянного шага. Сработает стереотип, что булыжник это оружие пролетариата. Вот только опричники с городовыми стояли и всего лишь закрывались щитами от летящего на них града камней. А доведённая до 'кипения‟ толпа, теряя последние признаки человечности, жаждала кровавой развязки. И это уже небыли те самые безобидные, глупые обыватели с нелепыми конструкциями на голове: кстати, сегодня такого 'украшения‟ больше не у кого не было - глупцы отыграли свою роль и были здесь лишними.
Обманывать ожидания разгорячённых манифестантов было нельзя: иначе эмоции не подпитываемые действиями быстро перегорят. А этого допускать было нельзя, поэтому, координатор стоящий немного в стороне, чьей задачей было дирижировать бастующими, подал нужным людям очередной знак и вскоре 'толпа‟ пошла в наступление. Выйдя на определённую дистанцию, это были молодые люди с неизвестно откуда появившимися в их руках палками, обрезками труб и кусками цепей. И весь этот арсенал обрушился на головы городской стражи: которые по-прежнему вели пассивную оборону, и как следствие, безнаказанность только подстёгивала молодчиков к проявлению большей агрессии.
На сей раз, Луць орудовал тяжёлой цепью, и она удачно обвилась вокруг шеи рослого опричника, который так вовремя опустил свой щит, дабы прикрыться от ударов длинного шеста по ногам. Юноша, не теряя времени дёрнул цепь на себя: служивый не устоял и подался немного вперёд. Что не осталось незамеченным, и натренированные в 'военно-патриотичных‟ лагерях соседнего государства боевики, выдернули его из строя. Обречённого стража порядка, подхватили на руки и мгновенно оттащили подальше от его товарищей; повалили на землю и над ним замелькали биты, да металлические прутья. Несколько разгорячённых алкоголем и всеобщим неистовством обычных манифестантов, тоже поучаствовали в этом избиении: они бешено выпучив глаза, пинали окровавленного человека, который всё ещё старался прикрыться от сыпавшихся на него ударов. Так сказать, закон стада в действии.
Городовые стражи, увидев что произошло с их сослуживцем, не дожидаясь приказа, перешли в наступление. К моменту, когда они оттеснили беснующихся манифестантов от своего избиваемого товарища; тот уже не мог подняться самостоятельно, так что пришлось уносить его на руках. Попутно прихватили и троих особо увлёкшихся истязателей. Не будем особо винить служивых за то, что они действовали немного грубее того, что было прописано в инструкции, так как на фоне происходящего эти действия выглядели нежным поглаживанием.
- Отведите этих уродов в автозак! - Отдал приказ четовый Негода, к которому их в итоге подвели пойманных 'героев‟. - Да пусть медики окажут им помощь. Какого ляха вы им так сильно носы расквасили?
- Стёпа, а ты погляди, что эти твари с Власом сделали?- Наплевав на уставное обращение, поинтересовался боец, ведущий самого рослого из задержанных боевиков. - Если он выживет, то всё равно будет калекой. Опоздай мы немного, и эти ... его точно насмерть забили бы. И обрати внимание, экипированы они, явно не для прогулки: даже защиту поддели. Разогнать их надобно, да пожёстче чем мы это было три недели назад. Так что больше ничего не говори мне по поводу того, что это дети и простые, мирные демонстранты.
- Это не я говорю. Это нам спускают такие инструкции сверху.
- Так пусть они эти гр... инструкции и ставят между собой и этими ... - Уже пройдя мимо и не оборачиваясь, ответил всё тот же городовой. - По мне, так разогнать этот бедлам, да так чтоб другим неповадно было так 'озорничать‟. Тоже мне, ... мирные. ...
Конвоир продолжал возмущаться и специально резко приподнял заломленную руку своего подопечного, дабы тот со стоном склонился немного ниже: 'Нечего так нагло зыркать по сторонам‟. Другие стражи порядка, которые несли своего полуживого товарища, или конвоировали других задержанных шли молча: но по их нахмуренным взглядам, было понятно, что они полностью поддерживают своего словоохотливого товарища.
Возле двух дежурящих 'карет‟ скорой помощи и одной спецмашины, сновали вездесущие репортёры. С появлением раненного бойца и задержанных бандитов, они засуетились; защёлками затворы фотокамер; видео операторы, мешая друг дружке кинулись на перерез появившейся из-за угла маленькой колонны. И что не укрылось от хмурых стражей порядка: все за исключением троих представителей прессы, снимали только задержанных - полностью игнорируя израненного стража.
- Твари продажные.
Процедил сквозь зубы один из бойцов, исподлобья наблюдая за репортёрами. Он только что погрузил раненого товарища в машину: передав его в заботливые руки медиков и, собирался возвращаться назад - на площадь. Заметив, что на него направлен объектив видеокамеры одного из той троицы журналистов - судя по нашитой на куртки символике, они приехали из Ижмани, городовой прикрылся ладонью и проговорил:
- Не надо меня снимать. Вы лучше идите и зафиксируйте тот беспредел, что сейчас творится на площади. - И мужчина указал рукой туда, откуда доносилась какофония митинга 'мирного‟ протеста. - Вот тогда вам будет понятно, почему мы так говорим и что мы там делаем. А без этого, не вы не ваши зрители не поймёте, почему я назвал тварями ваших коллег по 'цеху‟.
Бойцы правопорядка, после осмотра задержанных медиками, посадили тех в спец фургон, и, не тратя время понапрасну, ушли. Все они были людьми, и возвращаться в тот ад никому из них не хотелось, но они давали присягу, также, там несли службу их друзья и поэтому, как говорится: 'Скрипя сердцем и сжав чувство страха в кулак‟, спешили назад - к стоявшим в живом заслоне товарищам.
А всего в нескольких кварталах, мирно стояла относительно небольшая группа людей, которые решили таким образом поддержать князя в этот тяжёлый час и выразить ему своё полное доверие. Их охраняли незначительные силы представителей правопорядка, и полностью отсутствовали представители прессы. Всё логично, - зачем снимать тех, кто не бузит - зрители хотят зрелищ. ...
В эту ночь с главной площади никто не расходился, прошёл слух что назад - на площадь больше никого не пустят, и чтоб ночью не замёрзнуть, люди начали жечь костры. А на следующий день обстановка накалилась до придела. Хотя стражи правопорядка по-прежнему бездельничали, но пошли слухи, что к городу идут вызванные струсившим князем Григорием первым войска. И именно они на сей раз будут зачищать площадь. Последнюю новость обсуждали все люди, кто-то с опаской: это были те, кто находился на площади, а кто-то с надеждой на наведение порядка - сидящие по домам. Однако и те и другие были уверены, что именно этой ночью армия просто обязана войти в стольный град Ринлев.
С рассветом ничего примечательного не произошло, и мало кто обратил внимание на то, что основной контингент манифестантов значительно увеличился и как следствие помолодел. Зато не остались без внимания новые персонажи - ряженные в национальные костюмы личности и они стали основными моделями для фотокоров: они умело позировали, изображая всенародную скорбь. ...
Такая обстановка царила на главной площади: зато на подступах к казармам опричников³ и других частей поддержания правопорядка выросли пикеты - которые блокировали все подъездные пути. А на Крепостной, Уманской и Шорной улицах, к утру возвели баррикады. Однако на это не последовало никакой реакции: власть молчала и никаких активных действий на подавление беспорядков больше не предпринимала. Дошло до абсурда - князь Григорий ввёл мораторий на применение силы против митингующих. Однако новость, облетевшая весь град после полудня, удивила всех - испуганный правитель звал на переговоры всех лидеров бунтовщиков.
Поздним вечером, когда Вадим отогнав автобус в парк, добрался до дому и вошёл в свою крохотную квартирку, то дети уже спали, а Лариса, в борьбе со сном щуря глаза смотрела какой-то новостной выпуск.
- Лорик, тебе что, делать нечего? - Тихо, чтоб не разбудить детей, возмутился мужчина. - Там в Ринлеве помитингуют, снова сменят власть и всё... кто-то новый, очень жадный, и 'голодный‟ дорвётся до кормушки, а в нашей жизни, в лучшую сторону всё равно ничего не поменяется.