Он разводит руками и грустно улыбается.
— Я устал. Я так давно чувствую усталость. Совсем измотался. Слишком много преступлений, слишком много имен. Со временем некоторые из них начинают давить.
— Все дело в Жозефине, не так ли? Всегда все связано с ней.
Он игнорирует мое замечание, отпивает виски и закрывает глаза.
— Ваниль. Деготь. Чуточка розмарина. Какое-то сочетание шоколада и угля. Что-то, чему я не могу подобрать названия, но мне кажется, такой должна быть жидкая любовь. И, конечно, привкус вины. — Он проглатывает остаток напитка, вздыхает и снова наполняет стакан. — Знаешь, я не предполагал подобного всплеска эмоций, но так получилось. Надо же, я наконец увидел тебя здесь. Пусть на один миг, но все же. Снова появляется надежда. И чья бы то ни было смерть имеет значение.
— Что ты натворил?
— Что было для нас равносильно смерти? Быть пойманным. Я притворился, что преследую Чена, но делал это довольно неуклюже, чтобы он мог меня схватить. А прежде постарался, чтобы у Жозефины были причины меня вытащить, чтобы в ее памяти сохранился образ, позволивший выбрать меня из миллиардов вариаций тюрьмы.
Я опускаю голову и сжимаю виски кулаками.
— Ты намеренно угодил в тюрьму? Ты сошел с ума? Ты хоть представляешь себе, что это такое?
Он качает головой.
— Только теоретически. Но я надеюсь, ты признаёшь, что дело того стоило.
Я швыряю стакан в стену. Он разлетается вдребезги, и янтарная жидкость стекает по прозрачной стене.
— Что ты хочешь этим сказать, ублюдок? Это ничем нельзя оправдать!
Он смотрит на осколки и качает головой. В следующее мгновение мельчайшие фрагменты поднимаются и воздух, словно миниатюрная хрустальная галактика, а потом в моей руке вновь появляется стакан. Вот только виски в нем нет.
— Галерея настроена сохранять все в первозданном виде, так что, боюсь, приступы гнева здесь не эффективны. Кроме того, жаль попусту тратить хорошую выпивку. А, ладно. Легко пришло, легко ушло.
Я возмущенно закатываю глаза.
— Не хочешь ли ты сказать, что попал в тюрьму «Дилемма» для того, чтобы стать лучше?
— Нет, наоборот. Но есть вещи, которые нам никогда не давались. Альтруизм, сочувствие, сотрудничество. Или сожаление. Держу пари, ты уже сожалел о прошлых ошибках и старался их исправить.
— Но я не...
— Не имеет значения, раз ты пытался. Созданный в памяти Жозефины образ на самом деле не был моим. Все-таки эволюционные алгоритмы и сейчас являются лучшим способом для создания чего-то нового. Если ты попал сюда, если книга тебя приняла, значит, ты лучшая моя модель, насколько я могу судить, которую способен принять камень.
Он снова глубоко вздыхает.
— Жан, есть еще одно дело. Кража, чтобы покончить со всеми кражами. Покажи класс. Укради огонь богов прямо у них из-под носа. Я расскажу тебе, как это сделать. А потом все изменится. Соборность полагается на бессмертие, которое превращает души в машинные шестеренки. Зоку погрязли в глупых играх и Царствах, а это ведет в тупик. Чен всегда был прав. Мы не должны принимать положение вещей таким, как оно есть. Мы не должны повторять одно и то же снова и снова.
Он улыбается.
— И разве тебя не бесят эти замки Планка? Какой-то мерзавец в давние времена превратил Вселенную в тюрьму. Мне кажется, тебя это должно возмущать больше, чем кого-либо другого. Что скажешь?
Я сажусь. Смотрю на него, словно на свое отражение в зеркале, но не совсем. В нем не угасает непреодолимая потребность, отчаянное желание мальчика из пустыни. Я чувствую это на себе.
Я вспоминаю «Перхонен». Что ты будешь делать, когда все это закончится, спросил меня как-то корабль. Я думаю о Миели и Матчеке.
Кого я пытался обмануть? Это никогда не закончится.
— Ладно, — говорю я. — Я в игре.
Он хлопает в ладоши и усмехается.
— Отлично! Давай выпьем за это.
Мы чокаемся стаканами.
— Ты станешь Прометеем, — заявляет он.
— Что-то вроде того, — киваю я.
Мы пьем. Он прав: виски оказывает своеобразное действие — щекочет горло и вызывает смех. А послевкусие ложится на желудок странной тяжестью. Но это еще не все: вместе с растворенной в жидкости квантовой информацией появляется еще что-то, я впитываю код. И тогда возвращается ощущение «Леблана», уже подтвержденное кодом авторизации Прайма. Я вижу твердь, лежащую в основе Галереи, вижу ячейки программного обеспечения для прошлых проступков.
— Так-то лучше, верно? — спрашивает он.
Я киваю, вытягиваю руку и ставлю стакан на стол.
— Намного лучше. Спасибо.
— А теперь не хочешь ли ты выслушать мой план?
Он заговорщицки усмехается.
— Нет.
Я подмигиваю ему, а потом изо всех сил бью кулаком по лицу.
Удар получился не слишком удачным. Кулак скользнул по его челюсти, так что я едва не разбил себе костяшки пальцев. Но я с удовольствием увидел, как он рухнул на пол, закатив глаза. Я беру со стола фляжку с виски и направляюсь к двери.
Он изумленно таращится на меня, потирая челюсть.
— Проклятье, а это за что?