— Ты что-то путаешь!
— Он получил…
— Что?
— Нет, ничего.
Я вовремя спохватился. Чуть было не оказал: «Он получил извещение».
Рыбаки что-то нам закричали. Кажется, подзывали к себе.
— Пойдем куда-нибудь, — сказал я. Не до них было мне…
Мы свернули на кладбище. Юркая змейка выползла из-под белой плиты. Я отпрыгнул.
— Это уж, ты не бойся, — успокоила Антонина.
Болотная птица низко пролетела над нами, чуть не задев меня крыльями.
— Так он ослеп? — спросила вдруг девочка. — Нет, он не мог ослепнуть!
Я пробормотал, сжав кулаки:
— Когда я вырасту, я фашистам за все отомщу!
— За что?
— За все!
Она подняла заплаканное лицо:
— Тебя Никитой зовут?
— Да. Ты запомнила? Никита Рындин…
— Рындин? Дядя Георгий ведь тоже Рындин!
— Это мой папа.
— Папа твой?
— Да.
— Ты что-то путаешь!
— Он получил…
— Что?
— Нет, ничего.
Я вовремя спохватился. Чуть было не оказал: «Он получил извещение».
Рыбаки что-то нам закричали. Кажется, подзывали к себе.
— Пойдем куда-нибудь, — сказал я. Не до них было мне…
Мы свернули на кладбище. Юркая змейка выползла из-под белой плиты. Я отпрыгнул.
— Это уж, ты не бойся, — успокоила Антонина.
Болотная птица низко пролетела над нами, чуть не задев меня крыльями.
— Так он ослеп? — спросила вдруг девочка. — Нет, он не мог ослепнуть!
Я пробормотал, сжав кулаки:
— Когда я вырасту, я фашистам за все отомщу!
— За что?
— За все!
Она подняла заплаканное лицо:
— Тебя Никитой зовут?
— Да. Ты запомнила? Никита Рындин…
— Рындин? Дядя Георгий ведь тоже Рындин!
— Это мой папа.
— Папа твой?
— Да.