— Целых полгода!
— Вы свободны. Идите!
Через несколько минут мы сидели с мамой в приемной. За широкими окнами желтел майский закат.
В раскрытое окно, словно приветствуя маму, карагач протянул зеленые ветви, — и тут уж я, удостоверившись, что дверь плотно прикрыта, покрыл поцелуями ее щеки и руки. Я уткнулся головой в ее колени, а она сетовала, что меня остригли так коротко, говорила, что я очень вырос и стал похож на отца. А я спешил рассказать обо всем — о том, что мы едем в Гори, что я комсомолец и мы летом поедем на флот. Я так много должен был рассказать ей, что хватило бы на неделю, но мама сообщила, что сегодня вечером уезжает. Завтра уходит корабль в Геленджик…
— В Геленджик? Ты в Геленджик едешь?
— Да, с библиотекой.
— Но ведь это так далеко, под Новороссийском! Мама! Мамочка!..
— Ну, милый, ну, успокойся… Ну, что ты! — гладила мама мой ершик. — Ты знаешь, я навестила Мираба и Стэллу. Они удивляются, что ты не приходишь. Там была Антонина…
— Ты знаешь?.. Когда папа вернется, возьмем ее к нам.
— Когда папа вернется… — повторила мама, взяв мою голову в руки. Она вздохнула и едва слышно сказала: — Нет, Никиток, наш папа больше никогда не вернется…
Мы долго сидели обнявшись и плакали. Потом она встала, подошла к окну, сорвала с карагача листок: он, подхваченный ветром, стал, кружась, опускаться вниз, подобно зеленой бабочке.
— Я хотела бы повидать твоих друзей. — Лицо ее, когда она обернулась, было почти спокойно. — Фрола и другого твоего друга. Его Юрой зовут?
— Я схожу, позову их.
Через несколько минут Фрол и Юра здоровались с мамой, и она, пожав им руки, стала расспрашивать об училище. Они рассказали ей обо всем, рассказали о вечере и моих декорациях.
— Жаль, не попала я на ваш вечер!..
Когда мама собралась уходить, Юра тихонько толкнул локтем Фрола, и они деликатно оставили нас вдвоем.
— Ну, Никиток, до свиданья. Учись как можно лучше, родной, и помни: папа всегда хотел, чтобы ты стал моряком… Ты проводишь, меня?
Мама вынула из сумочки деньги.
— Это тебе, Никиток. Пригодятся.
— Не надо, мама. У меня все есть.
— Возьми, возьми, пойдете в театр, угостишь товарищей.
И она сунула мне деньги в карман.
— Целых полгода!
— Вы свободны. Идите!
Через несколько минут мы сидели с мамой в приемной. За широкими окнами желтел майский закат.
В раскрытое окно, словно приветствуя маму, карагач протянул зеленые ветви, — и тут уж я, удостоверившись, что дверь плотно прикрыта, покрыл поцелуями ее щеки и руки. Я уткнулся головой в ее колени, а она сетовала, что меня остригли так коротко, говорила, что я очень вырос и стал похож на отца. А я спешил рассказать обо всем — о том, что мы едем в Гори, что я комсомолец и мы летом поедем на флот. Я так много должен был рассказать ей, что хватило бы на неделю, но мама сообщила, что сегодня вечером уезжает. Завтра уходит корабль в Геленджик…
— В Геленджик? Ты в Геленджик едешь?
— Да, с библиотекой.
— Но ведь это так далеко, под Новороссийском! Мама! Мамочка!..
— Ну, милый, ну, успокойся… Ну, что ты! — гладила мама мой ершик. — Ты знаешь, я навестила Мираба и Стэллу. Они удивляются, что ты не приходишь. Там была Антонина…
— Ты знаешь?.. Когда папа вернется, возьмем ее к нам.
— Когда папа вернется… — повторила мама, взяв мою голову в руки. Она вздохнула и едва слышно сказала: — Нет, Никиток, наш папа больше никогда не вернется…
Мы долго сидели обнявшись и плакали. Потом она встала, подошла к окну, сорвала с карагача листок: он, подхваченный ветром, стал, кружась, опускаться вниз, подобно зеленой бабочке.
— Я хотела бы повидать твоих друзей. — Лицо ее, когда она обернулась, было почти спокойно. — Фрола и другого твоего друга. Его Юрой зовут?
— Я схожу, позову их.
Через несколько минут Фрол и Юра здоровались с мамой, и она, пожав им руки, стала расспрашивать об училище. Они рассказали ей обо всем, рассказали о вечере и моих декорациях.
— Жаль, не попала я на ваш вечер!..
Когда мама собралась уходить, Юра тихонько толкнул локтем Фрола, и они деликатно оставили нас вдвоем.
— Ну, Никиток, до свиданья. Учись как можно лучше, родной, и помни: папа всегда хотел, чтобы ты стал моряком… Ты проводишь, меня?
Мама вынула из сумочки деньги.
— Это тебе, Никиток. Пригодятся.
— Не надо, мама. У меня все есть.
— Возьми, возьми, пойдете в театр, угостишь товарищей.
И она сунула мне деньги в карман.