— Как «что»? Медаль «За оборону Кавказа». Ты же знаешь, что наша школа над морским госпиталем шефствует. И сам видел — мы в палатах дежурим.
— По… поздравляю…
Фрол сел на тахту: у него подкосились ноги.
— Что, Фрол, не ожидал? — засмеялись мы.
Мираб заставил нас отведать бастурмы — жаркого из баранины, и вареной рыбы — цоцхали, хвалил Стэллу, гордился ее медалью и уверял нас, что мы так выросли, что, честное слово, он нас на улице принял за лейтенантов. Мы знали, что он льстит, но льстит от доброго сердца, этот добродушный толстяк с пестрыми усами. Потом мы отправились к Антонине, и Мираб с сожалением проводил нас до порога.
Стэлла шла между нами, с букетом цветов в руке и с медалью на зеленой с розовыми полосками ленточке, приколотой к платью. Она вся сияла от счастья и болтала без умолку, и прохожие оборачивались, чтобы полюбоваться ее длинными черными косами.
Тамара, увидев нас, закричала:
— Антонина, беги, погляди, кто пришел! Антонина!
— А я-то ждала тебя, Никита, ждала, каждый день ждала! — кричала Антонина, сбегая по лестнице.
Она расцеловала маму и Стэллу, схватила цветы и потащила нас наверх. Шалва Христофорович сидел у окна.
— Никита пришел? — спросил он. — Очень рад! Поздравляю с победой. Какое счастье, Никита! Дай, я тебя расцелую. С тобой Стэлла и твои друзья, да?
— И мама!
Художник встал:
— Где же Нина? Что же вы молчите? Подойдите ко мне, дайте обнять вас и поздравить с победой. Какое счастье, какое счастье! — повторял он, целуя маме руку. — Наконец, мы все можем вздохнуть свободно… Как Георгий? Как мой Серго?
— Они в Севастополе, — сказала мама. — Сегодня они так же счастливы, как все в нашей стране… И, конечно, вспоминают нас с вами.
— Я слышу, бурлит весь Тбилиси, — сказал художник. — Можно подумать — дома все пусты.
— Да, — подхватила мама, — чудеснее дня я еще не видела в жизни!
Мы пошли в комнату Антонины и увидели Хэльми.
— С победой, мальчики! — вскричала она, бросаясь навстречу. — Я так счастлива! Мы уезжаем домой.
И она принялась рассказывать о Таллине, который, как видно, очень любила. Сколько там древних башен и памятников! И одну башню зовут «Длинным Германом», а другую — «Толстою Маргаритой». И есть домик Петра в парке Кадриорг и памятник русскому броненосцу «Русалка», погибшему в море. Теперь она все это снова увидит!
— А я еду на свой крейсер, — сообщил Фрол.
— Не-ет, тебе дали крейсер? — удивилась Стэлла.
— Как «что»? Медаль «За оборону Кавказа». Ты же знаешь, что наша школа над морским госпиталем шефствует. И сам видел — мы в палатах дежурим.
— По… поздравляю…
Фрол сел на тахту: у него подкосились ноги.
— Что, Фрол, не ожидал? — засмеялись мы.
Мираб заставил нас отведать бастурмы — жаркого из баранины, и вареной рыбы — цоцхали, хвалил Стэллу, гордился ее медалью и уверял нас, что мы так выросли, что, честное слово, он нас на улице принял за лейтенантов. Мы знали, что он льстит, но льстит от доброго сердца, этот добродушный толстяк с пестрыми усами. Потом мы отправились к Антонине, и Мираб с сожалением проводил нас до порога.
Стэлла шла между нами, с букетом цветов в руке и с медалью на зеленой с розовыми полосками ленточке, приколотой к платью. Она вся сияла от счастья и болтала без умолку, и прохожие оборачивались, чтобы полюбоваться ее длинными черными косами.
Тамара, увидев нас, закричала:
— Антонина, беги, погляди, кто пришел! Антонина!
— А я-то ждала тебя, Никита, ждала, каждый день ждала! — кричала Антонина, сбегая по лестнице.
Она расцеловала маму и Стэллу, схватила цветы и потащила нас наверх. Шалва Христофорович сидел у окна.
— Никита пришел? — спросил он. — Очень рад! Поздравляю с победой. Какое счастье, Никита! Дай, я тебя расцелую. С тобой Стэлла и твои друзья, да?
— И мама!
Художник встал:
— Где же Нина? Что же вы молчите? Подойдите ко мне, дайте обнять вас и поздравить с победой. Какое счастье, какое счастье! — повторял он, целуя маме руку. — Наконец, мы все можем вздохнуть свободно… Как Георгий? Как мой Серго?
— Они в Севастополе, — сказала мама. — Сегодня они так же счастливы, как все в нашей стране… И, конечно, вспоминают нас с вами.
— Я слышу, бурлит весь Тбилиси, — сказал художник. — Можно подумать — дома все пусты.
— Да, — подхватила мама, — чудеснее дня я еще не видела в жизни!
Мы пошли в комнату Антонины и увидели Хэльми.
— С победой, мальчики! — вскричала она, бросаясь навстречу. — Я так счастлива! Мы уезжаем домой.
И она принялась рассказывать о Таллине, который, как видно, очень любила. Сколько там древних башен и памятников! И одну башню зовут «Длинным Германом», а другую — «Толстою Маргаритой». И есть домик Петра в парке Кадриорг и памятник русскому броненосцу «Русалка», погибшему в море. Теперь она все это снова увидит!
— А я еду на свой крейсер, — сообщил Фрол.
— Не-ет, тебе дали крейсер? — удивилась Стэлла.