Странная это была картина. Дело происходило в полдень, на самом солнцепеке, а на картине изображены были сумерки, предвечерний час. Дерево на берегу — разлогий дуб — было изображено очень похоже. Но на картине дерево это приобрело сходство с сердитым мужицким лицом, украшенным кудлатой бородой, а облако за деревом сидело как шапка на этой голове. Лошадиной изувеченной мордой, с болью поглядывающей в сторону одним узко прорезанным глазом, казалась будочка, где лодочный сторож держал весла.
— Почему это все у вас так? — спросил Павел.
Художник молчал. Павел хотел яснее выразить свою мысль, но художник вдруг ответил ему странным, мурлыкающим голосом:
— А потому, что это дерево и впрямь похоже на голову. Но обычно люди не умеют этого замечать. Дерево — и кончено. А я — как раз тот, который показывает, чего не замечают другие…
Так они познакомились с Виктором.
Как нравился тогда Павлу этот человек, за мягкостью которого всегда чувствовались жесткая воля и недюжинный ум! Как прислушивался он к каждому его слову! Какую большую власть имело над ним очарование таланта и загадочности, окружавшей Виктора.
Ему постоянно хотелось быть похожим на Виктора, так что было даже неприятно свое превосходство в росте.
— Вы — художник? — застенчиво спросил Павел в одну из следующих встреч. Они встречались каждый день.
— В некотором отношении — да, — недобро, тяжело и едва заметно усмехнулся Виктор. — Во всяком случае, учился в художественном институте. Но обстоятельства сложились так, что мне пришлось сменить кисть художника на меч конквистадора.
Павел не решился спросить, что такое конквистадор.
Виктор помолчал немного и вдруг прочел стихи, из которых Павел запомнил только:
— Вы давно бросили школу? — неожиданно резко спросил Виктор.
— Три или четыре года назад, — не смог сразу припомнить Павел.
— А почему не работаете?
— Работал… В авторемонтных мастерских… слесарем. Но поругался с мастером. Не хотел помыть его машину. Частную.
— Быть может, мне понадобится ваша помощь, — сказал Виктор, оценивающе, сквозь быстрый прищур оглядев Павла.
— Хорошо.
— А вообще — нужно учиться. Во что бы то ни стало — учиться.
Вскоре Павел узнал, почему Виктор называл себя конквистадором. Каким романтическим ореолом был озарен он для Павла!
А затем… Виктор ночью постучал в его окошко. Павел был очень удивлен.
— Что случилось? — спросил он.
— Тише, — ответил Виктор. — Ты один?
— Один.
— Я уезжаю. Надолго. Я хочу оставить у тебя этот чемодан. — Он поставил на подоконник увесистый чемодан. — Через две недели его нужно будет отвезти в Киев, сдать в камеру хранения, а квитанцию отправить по почте по адресу, который я тебе оставлю. Тебе, наверное, хочется знать, что в чемодане?
— Нет, — ответил Павел.
Виктор помолчал, улыбнулся мягко и задумчиво.
— Но знать это тебе все-таки нужно. Ты уже слышал об убийстве?
— Да.
— Это сделал я. Здесь деньги. Возьмешь чемодан?
— Возьму, — ответил Павел.
— В Чернигове, я знаю, тебе делать нечего. Когда отправишь деньги, позвонишь по телефону — он в записке, которую я тебе оставляю. Спросишь Виктора. Тебе скажут, как со мной увидеться…
За закрытыми веками у Павла замелькали города, где он побывал: Киев, Тбилиси, Батуми, Сухуми, Сочи, Ялта, Алушта, Симферополь, Одесса и снова Киев. В Киеве его арестовали…
По поручению Виктора он связался с компанией спекулянтов, ездил из города в город, перевозил какие-то пакеты, письма, передавал деньги. Матери сказал, что работает экспедитором в Глававтотракторснабе. Виктор исчез, а встречи с этими ласковыми людьми с потными руками оставляли у Павла постоянное чувство недовольства собой. Уйти бы от них… Но куда?
Они сидели тогда в квартире Михаила Михайловича. Только на суде Павел узнал его фамилию. Ужинали, пили водку. Михаил Михайлович любил хорошо поесть. Тарелки и блюда с дорогими закусками занимали весь стол. Цуркан, рослый, под стать Павлу, парень, с выпуклыми смешливыми глазами и пудовыми кулаками, единственный, кто казался Павлу похожим на человека в этой компании, подвинул Павлу маслины.
— Чего морщишься? — спросил. — Не нравятся?
— В первый раз ем…
— Все бывает в первый раз, — добродушно улыбнулся Цуркан. — Арест, например…
В дверь позвонили. Покрасневший, нагрузившийся водкой хозяин пошел открывать. Спустя минуту он возвратился — бледный и трезвый. Вместе с ним вошли четыре человека в штатском. Цуркан рванулся к окну.
— Разобьетесь, — сказал один из вошедших с хозяином, вынимая из кармана пистолет. — Сидите на месте.
— Накликал, — покрутив головой, сказал Цуркан Павлу. — А еще лекции читают. Про суеверия.
…Какие-то люди негромко и, очевидно, уже давно разговаривали.
Павел проснулся, но ему не хотелось открывать глаза.
Ему никого не хотелось видеть.
Его охватило тупое, жестокое отчаянье.