— Тебя спрашивают, — сказала я.
— Подождет, — процедила Дина сквозь зубы. — Целый день спрашивают, их не перестоишь. А ты чего поздно? — накинулась она на Ларису. — Я тебе когда велела? Теперь зам ушел, лови его. Рубль двадцать пять! — бросила она все-таки пожилой женщине и кивнула на дверь в служебное помещение. — Заходи, Ларь, подождешь зама в конторе. А вы — адью! — Она махнула Буркову и мне. — Желаю удачи.
— Ты долго здесь будешь? — спросила я у Ларисы уже у служебного входа.
— Долго! И ты не жди! — заявила она Буркову. — Адью.
Она даже прощалась с нами по-динкиному.
— А все-таки, может, пойдем сегодня на танцы? — попыталась я в последний раз оторвать ее от Дины. Она крикнула: «Нет!» и скрылась за дверью.
Я посмотрела на Буркова с нескрываемой ехидностью:
— Ну и как же? Позволишь ей идти в ресторан?
Он хмыкнул:
— Сама не маленькая.
— Да, да, знаю. Не детсад. И вообще — что хочу, то и делаю. Свобода личности. Но ты, как ее ближайший друг…
— Да какого лешего! — вдруг оборвал он грубо. — Что ты все суешься — и в школе спасу нет, и здесь. Знаешь? — Он не докончил, повернулся ко мне спиной и пошел.
На углу у магазина я долго стояла, задумавшись. Потом пошла к Зинухе. От нее узнала, зачем меня искали. Оказывается, Марат предложил, чтобы я прочитала на вечере свое стихотворение. Миленькое дело! Остались считанные дни, а им — сочиняй. Воображают, будто Ольга Кулагина печет стихи, как ЭВМ.
— Ну, не знаю, — сказала Зинуха. — Как хочешь. А вообще-то был шум. Марат сказал, что тебя вызвали во Дворец пионеров, и Юлия звонила туда, а там сказали — никто не думал вызывать.
Вот так со мной всегда: не успею обмануть — тут же разоблачают. Я объяснила Зинухе, где была. Потому что поняла: одна с Ларисой не справлюсь. Только на сообщение о ресторане Зинуха откликнулась неожиданно:
— Вот здорово! Классно там потанцует.
— Да ты что?
— А что? Я была раз. С родителями. Моего двоюродного братца-студента день рождения там отмечали. Оркестр, скажу тебе, не то что у водников.
— Но она-то идет, ты же не знаешь, с кем?
— А с кем?
— Да я тоже не знаю, но…
— Ну хорошо, — согласилась Зина, — двинули к Розе.
Мы «двинули», но Сороку дома не застали. Тогда я пошла к Марату. Зинуха отказалась — ей пора было в музыкальную.
Марат был дома. Он рисовал. На холсте перед ним алел букет гладиолусов в пузатой глиняной вазе. Сколько помню — вечно он малюет гладиолусы. Да и в доме у Галустянов в любое время — цветы. Своя оранжерея.
— Наконец-то, — сказал Марат. — Где запропала? — Он отступил на шаг от мольберта и прищурился. — Похоже?
В углу у окна на низеньком столике в таком же пузатом глиняном сосуде стоял живой букет красных гладиолусов.
— Даже сверх меры.
— Это как?
— А так. Недаром, видать, хвалил ты картину с катером на реке. У самого — прожилки на каждом лепестке. В копировальщика вырождаешься, Маратик.
— Да ты посмотри, — заговорил он, делая кистью несколько мазков. — Какие полутона. А тут переход в темную зелень. А тут? Мягчайший полусвет.
— Полусвет, полутона. Жизнь надо изображать.
— А без цветов и жизни нет.
В комнату вошла Маратова бабушка, седовласая, грузная.
— Здравствуй, Ольга-джан. Выпей сливового. — Она протянула мне стакан компота.
— Спасибо, тетя Ася. Не хочу.
— Пей! В дом войти — дело гостя, а как выйти — дело хозяина.
Что спорить! Гостеприимство их дома славится. Когда ни придешь, и накормят, и цветами одарят. Тетя Ася без цветов и в школу не является. А бывает она у нас часто — тоже член родительского комитета, как и моя мама. Поэтому на наших классных торжествах цветов видимо-невидимо. Будет много и на общешкольном вечере в день Конституции — Марат с бабушкой обеспечат. Только сейчас меня другое интересовало. И едва тетя Ася вышла, я все выложила о Ларисе и Динке. Марат выслушал, не отрывая взгляда от мольберта и все так же подрисовывая, потом сказал спокойно:
— Да, надо сходить к Нечаевой. Вот и Юлия тоже просила: приведи беседовать.
— Ну и когда же ты сходишь?
— Успею. Не на пожар.
— Именно — что пожар. Надо уговорить — чтоб сегодня в ресторан не ходила.
— Ну, это — уговаривай не уговаривай. Солнце без петуха всходит.
— По-твоему, нечего вмешиваться?
— Зачем шумишь? Сказала: ребята плохие? А в ресторан-то не с ними идет?