Дуративное время - Смирнов Алексей Константинович 16 стр.


— Хочешь такую же?

— Дай пасматрю, — охранник немедленно перешел к переговорам, повинуясь склонности к торгашеству и надувательству, которую впитал с молоком матери. Эту мать он не ценил и не уважал, потому что с момента его появления в магазине она, покойница, успела выслушать со стороны немало оскорбительных слов, которые омрачали ее блаженство.

— Будэт много дэнег, — сказал Барахтелов, умело подстраиваясь под особенности спеллинга.

Медор Медовик и сам не гнушался полевой работой. Переделав неотложные дела, он маскировался под рядового пассажира и катался по облюбованному троллейбусному маршруту.

Солидный, с газетой в руках, он чутко прислушивался к чужим разговорам.

Некий мужчина, благоуханный, допытывался у двух барышень:

— Вы знаете, что со второго числа по четвертое идет метеоритный дождь?

— Нам это не интересно.

— Ну, я-я-я-ясно, звезд с неба не хватаете….

Он обнаружил под боком Медовика:

— Вы знаете, что со второго числа по четвертое идет метеоритный дождь?

— Конечно…

— А вы видели?

— Я его устраивал.

— Ну, я-я-я-ясно… — протянул тот разочарованно.

Майор свернул газету в трубочку и сверкнул очками:

— Не скажешь ведь, что я не хватаю звезд, если у меня их до дури, я ими швыряюсь, когда свободен от троллейбуса. Давайте вместе! Хотите?

Звездочет непонимающе молчал.

— Я набираю астрологическую специальную группу, — Медор Медовик распахнул бумажник, набитый поликлиническими талончиками.

Блошкина, пожалев его старые кости, отправили в родственные ему регионы.

«Все решается в регионах, товарищ Блошкин, — внушительно разъяснил ему Балансиров. — Вот и поезжайте к себе в регион, где мы имели удовольствие познакомиться. И общими усилиями обезвредить вражеский десант в пятую колонну».

«Круть-круть-круть», — понимающе кивнул Блошкин, и Круть, дремавшая в углу, с готовностью приоткрыла левый глаз.

Как только его утвердили в должности, Блошкин списал себе в книжечку объявление, вывешенное в местном продмаге: «Беременным женщинам и лицам с циррозом печени алкогольные напитки не отпускаются».

Некий возмущался:

— Это почему же? А если беременная мне берет?

— Да с какой стати она тебе водку будет брать?

— А чего?

«Продавщица Жотова, — выводил Блошкин в книжечке, хмуря брови. Директор Жотов».

Покупателя он тоже, конечно, знал лично, но тот, к сожалению, об этом не помнил и часто не узнавал Блошкина.

— Мил человек, — позвал старик и сунул руку в карман, нашаривая талончик в городскую поликлинику. — Поди сюда, что скажу.

Ватага старшеклассников, написавших сочинение про картошку, ввалилась в школьный буфет. Кто-то кривлялся, кого-то ломало, иные ржали — громче, чем обычно, ибо пребывали в некоторой растерянности после знакомства с аппаратом доктора Протокопова. Открывшееся давало им полное право кривляться, ломаться и ржать, и этим правом приходилось пользоваться преувеличенно и с оттенком неудовольствия.

Вожак, плосколицый верзила с белыми солеными кругами под мышками пиджака, сделал знак, приказывая замолчать. Он притворился, будто выбирает себе винегрет, тогда как на самом деле начал прислушиваться к разговору нянечки с посудомойкой. Полная, кругленькая нянечка, вожаку по плечо, уронила руки по швам и подалась вперед, заколдованная беседой. Живыми остались только дряблые мускулы ее перестоявшегося лица.

— Небось, пироги пекли? студень варили? салаты готовили? — спрашивала она.

Оказалось, что нет, посудомойка не сделала ни первого, ни второго, ни третьего.

— А я вас понимаю, — сказала нянечка. — Готовишь, а они придут и все сожрут.

Выдержав паузу, она призналась:

— А я всю ночь не спала, сварила ведро студня. Разложила все на двенадцать тарелок. Самой бы все съесть, и не надо ни сосисок, ни колбасы.

Верзила обернулся к товарищам и тихо сказал:

— Берем в кольцо.

Собеседниц окружили, те смолкли.

— Галина Терентьевна, вас вызывают в поликлинику, — с наглым участием, еле сдерживая смех, предводитель молодежного крыла движения УМКА протянул перепуганной нянечке белый талон.

Круть, соблазнившаяся на собеседовании силовыми функциями, прохаживалась возле вокзала. Она — ей почему-то нравилось думать о себе в женском роде, хотя она была мужского — подыскивала себе кандидатов для бригады убойного реагирования.

Привокзальная площадь располагала к дальнему следованию. Круть побродила возле оружейного магазина, постояла у киоска с плакатом «Истина в блине», поглазела на другие необходимые в дороге товары.

Аппарат Протокопова не произвел на Круть большого впечатления. Все это она знала и раньше. И личные обстоятельства, которые предполагалось осознать через аппарат, уже давно устраивали Круть. Она и сама намеревалась вступить в какую-нибудь силовую группировку. Петру Клутычу отчаянно повезло, что он, Петр Клутыч, подвернулся первым. Круть моментально усвоила принцип, которым с ней поделился Петр Клутыч: найти себе подобного действительно нелегко. Зато найти глупее себя — сколько угодно. И случай не заставил себя ждать, на выходе из вокзала Круть стала свидетелем скандала, начало которого, к сожалению, было пропущено. Цветочница, немного увядшая дама, препиралась с мужчиной, владельцем дырявого рюкзака и носителем удивленных глаз.

Назад Дальше