Игра как будто говорит мне, что раз уж сделал первый шаг, придется идти до конца, преодолеть все трудности. А я уже не хочу. Мне уже, черт возьми, страшно делать еще один шаг. То там, то тут в темноте чудятся красные глаза, загребущие руки с противными бородавками. Но это не самое главное: страшно понимать, что пути назад не будет, что, сделав шаг, я не смогу вернуть все назад.
“Возьми себя в руки! — сказал я себе. — Это черновая игра при всем желании тебе ничего плохого не сделает, нечего переживать. Максимум, что с тобой будет, — испуг. Соберись!”
Я набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание секунд на десять, а затем медленно выдохнул — стандартное дыхательное упражнение. Теперь можно идти.
Первый шаг дался легко. Я оказался в центре круга света. Прежде чем сделать следующий, я обернулся на костер. Лучше бы я этого не делал: затухающее пламя так и манило меня остаться, не идти никуда, оно как бы говорило: “Ну что ты, дружок, останься. Разве можно покидать это теплое, нагретое место и идти в эту ужасную, холодную тьму, готовую съесть заживо любого?”.
В мою голову так и закрадывались мысли, что уж второй-то шаг точно окажется последним. “Уж не лучше ли оставить все как есть? — думал я. — Нет, не лучше”,- отвечал я сам себе.
Я, осмелев на секунду, заношу ногу вперед, а затем резко перебрасываю на нее вес своего тела и переношу вторую конечность. Круг света остается прежним. Ничего не поменялось. Я был готов взвыть, но сдержался и уже на последних проблесках духа, перешагивая через себя, ступаю к краям тьмы.
В детстве, наверное, все боялись темноты. Это остаточные инстинкты, как говорил Чива. Да… Знатно его за это троллили в школе. Хех… Инстинкты, которые помогали нашим предкам выживать, ведь во тьме может таиться опасность…
— Знаешь, я уже лет десять не испытывал такого трепета перед чернотой, — говорил я то ли с Чивой, который посмотрит трансляцию через полчаса, то ли сам с собой, то ли вообще с тьмой. — В детстве я всегда пытался себя успокоить, — медленно шептал я, вглядываясь в непроглядную черноту, — я всегда, всегда, понимал, что за этой чернотой ничего не скрывается, что никакого Бабайки там нет, что бояться нечего. Каждый раз говорил себе, мол: “Че ты как баба, спорим там ничего нет?”. Так, может, и сейчас… — я сделал паузу. — Может, и сейчас там ничего нет?
Я выждал какое-то время. Около минуты я находился в абсолютной, давящей на уши грузом тишине. Она пыталась разъесть меня, но я усердно вспоминал все, что произошло в этом подземелье.
— Знаешь, что действительно странно? — спросил я Черноту. — Отсутствия грома, после удара молнии, — я усмехнулся, покрутил в руках кинжал, который (благодаря приобретенным рефлексам) стремительно достал из сумки. Ржавое, тупое лезвие отражало маленькие кусочки света во тьме. Те исчезали в ее объятьях. — Слушай, может ты это все специально подстроила? Чтобы я остался здесь, чтобы никуда не шел, ведь тогда никто не будет убивать мобов, никто не… Да че я вообще с тобой разговариваю?! А монстры эти ваши — простая композиция. Блин, Ляпа бы сюда проверить. — Я резко выдыхаю и шагаю вперед. Это был ход холодного бесстрашия.
Секунда, две, тьма не исчезает, тогда я делаю отчаянный шаг вперед, затем еще один и еще. Когда до моего мозга окончательно дошло, что ничего не изменится, было уже слишком поздно: три шага уже были сделаны.
Я вернулся назад, но и там уже господствовала Тьма. Я закричал, но крик не достиг ушей. Тьма и тишина вместе, что может быть хуже? Страх начал поедать меня.
В этот момент, в момент невозврата, все мои умозаключения показались такими глупыми. Я понял все и сразу, но уже было поздно. “Все бывали в подобных ситуациях, благо, у меня еще есть второй шанс”, - успокаивал я себя, но, честно скажу, не помогало.
“Эй ты! Ты меня убивать-то собираешься!?” — то ли подумал, то ли сказал я.
Ответом была тишина.
“Ну, раз так, то и мы поборемся”, - с этой мыслью я принялся бежать вперед. Сказал бы, что, куда глаза глядят, но, к сожалению, они ничего не видят.
Я натыкался на деревья, спотыкался о корни, падал в ямы, царапал себе лицо и конечности о ветки; но продолжал, несмотря ни на что, перебирать ногами.
Ничего не менялось мучительно долгое время. Тишина. Темнота. И легкая боль от увечий. Вы бы знали, как это страшно. Честно скажу, мой мозг не раз посещала одна ужасающая разум мысль: “А что если это не игра со мной играет, что если я там, в реале, ничего не вижу, ничего не слышу? Что если у меня просто-напросто перегорели те отделы мозга, что отвечают за это?”
Что может быть хуже, чем быть вечно погребенным в тишину и темноту?
Однако я относительно успешно утешал себя, уговаривал продолжать марафон. Когда я привык к темноте и тишине (если к этому вообще можно привыкнуть) Игра преподнесла мне новый “подарок”. Я перестал ощущать что-либо. И вот в этот момент я практически сломался.
Мой мозг паниковал и трубил тревогу во все стороны. Нет ничего и никого теперь для меня. Теперь я ничем не отличаюсь от трупа: ничего не вижу, ничего не слышу и ничего не ощущаю.
Я кричал: “Хватит! Хватит, прошу! Перестаньте! Нет!” — никакой реакции не последовало. Только тишина, темнота и ничего. Я даже не мог понять стою ли я еще или, может, я уже лежу, а то и вовсе — парю в метре от земли. Для меня сейчас все одинаково.
Десять секунд, может, больше. Паника прошла. Мысли восстановились. “Раз меня не убивают, значит, на то есть какая-то причина, — подумал я. — А раз на то есть какая-то причина, необходимо сражаться. Только вот как? Ладно, будем надеяться, что я лежу, тогда лучше всего будет плыть “лягушкой”.
Конечно, я не чувствовал никакой отдачи от своих действий, но все равно усердно продолжал перемещаться.
…
Страх отступил. Человек, воистину, может привыкнуть ко всему, тем более, если убедит себя, что это ненадолго.
Время для меня в состоянии изоляции от окружающей среды приобрело совершенно другой ход; поэтому сказать вам точно, сколько секунд, минут, может, часов, провел я в этом прескверном состоянии, не могу. Я полностью погрузился в свои мысли, раздумья. Я пробыл наедине с самим собой. Говорят, полезно съездить за город, полюбоваться природой и посидеть в тишине. Если позволите, то это была моя весьма странная поездка за город.
…
Я почувствовал запах. Запах бензина. Я уцепился за ниточку, даже не думая, откуда в магическом мире может взяться бензол. Говорят, у слепых гораздо сильнее развит слух и обоняние. Что же касается меня, то в этот момент я понял, что передо мной открыт целый мир запахов. Как же я его раньше не ощущал?
В моем мозгу сразу проецировалась “картина” увиденного. Во-первых, бензин находился метрах в десяти от меня; так как это самый резкий запах, строить изображение относительно него было легче всего. Рядом с топливом находилось какие-то весьма приятные цветы. Пионы, если не ошибаюсь. В реальном мире сейчас самое время для этих прекрасных растений.
Странно, запах камней или, скорее, асфальта вместе с цементом присутствовал в воздухе. Необычайно слабый аромат, поэтому точно местоположение установить мне не удалось, но то, что я практически не чувствую запаха земли, говорит об одном: под ногами камни. Еще и этот приставучее зловоние железа…
Прошла секунда, и мое новое сверхумение многократно усилилось. Теперь мне не нужно было тратить время на улавливание каждого запаха в отдельности. Теперь мой мозг сам составляет картину происходящего. И “увиденное” меня совершенно не радует.
Я нахожусь в центре города, на какой-то заправке. Лежу, если я правильно понял, в багажнике старого автомобиля. Два человека недавно куда-то ушли. Багажник открыт. Сидения в салоне обшиты дешевым кожзаменителем. Кто-то ел мятную жвачку. Запах пороха. Надо мной нависает что-то непонятное, такого аромата я еще не “пробовал” в своей жизни.
Это реальный мир.
“Эй! Это уже <цензура> не смешно! Выпустите меня <цензура> отсюда!” — эти мысли были только маленьким предисловием перед тем, что разразилось дальше. Мозг строил тысячи и тысячи теорий. Он рвал и метал молнии предположений. Он упрекнул всех в похабстве, продажничестве и алкоголизме. От праведного гнева моего главного центра управления не скрылся никто.
Удивительно, но ярость, пришедшая в тот момент, не дала протиснуться в голову куда большему врагу — страху. Мысли о моей будущей судьбе в столь прискорбной ситуации не докучали меня, и за те пять, может, десять минут я построил десятки неплохих планов отмщения всем тем уродам, из-за которых мог бы угодить в такое положение.
Скрипнула дверь. Захлопнулась. Раздался голос. Мужской, грубый, пропитанный алкоголем и куревом, бас.
— А этот точно не очнется?
— Не ссы-ы. Ему все ощущения подрезали, — ответил второй, мерзкий, отвратительный тембр. — Наши медики обещали, что он до са-амого Кладбища дотянет. Просне-ется он только с понима-анием того, что ему вот-вот вспо-орят живот, — говорящий ехидно тянул гласные в некоторых словах.
— Да я и не ссу. Просто показалось, что этот тип шевельнулся. Может лучше это… того, на-верочку грохнем его?
— Ну дава-ай, — усмехнулся водитель. — Уби-ива-ай. За труп на треть ме-еньше пла-атят. Если ты-ы гото-ов…
— Да понял, понял я, — грубо заявил пассажир. Он обладал ужасным запахом, наверняка, еще мускулистым телосложением и ростом около двух метров.
Включилась радио. Заиграла какая-то старая зарубежная музыка. В машине воцарилось молчание.
Словами нельзя описать испытываемый мной страх. Сложно представить себе тот ужас, заволочивший мою душу.