− Я впервые услышал о нем только сейчас. Где он живет?
− В Испании. Его арестуют сразу же, как только он ступит на английскую землю. Бедняга! Он будет сожалеть, что не сможет присутствовать на похоронах отца. Нам придется довольствоваться капитаном Ленноксом, поскольку я не знаю других родственников, которых можно было бы позвать.
− Я надеюсь, мне позволено поехать?
− Конечно, благодарю вас. Вы все-таки хороший человек, Торнтон. Хейл любил вас. На днях в Оксфорде он говорил мне о вас. Он очень жалел, что в последнее время редко виделся с вами. Я признателен вам за то, что вы хотите оказать ему уважение.
− Но о Фредерике. Он когда-нибудь приезжал в Англию?
− Никогда.
− И он не был здесь, когда умерла миссис Хейл?
− Нет. В то время я был там. Я не виделся с Хейлом много лет, если вы помните, я приехал… Нет, я приехал уже спустя какое-то время после похорон. Но бедного Фредерика Хейла здесь не было. Почему вы думаете, что он был?
− Однажды я видел молодого человека, прогуливающегося с мисс Хейл, — ответил Торнтон. — И я полагаю, это было в то самое время.
− О, должно быть, это был молодой Леннокс, брат капитана. Он — адвокат, они поддерживали с ним постоянную переписку. И я помню, мистер Хейл сказал мне, что думает, что он приедет. Вы знаете, — сказал мистер Белл, поворачиваясь и прищуривая один глаз, чтобы пристальнее наблюдать за лицом мистера Торнтона, — я однажды вообразил, что вы неравнодушны к Маргарет.
Ответа не последовало. Выражение лица не изменилось.
− И так же подумал бедный Хейл. Он и не подозревал об этом, пока я не сказал ему.
− Я восхищался мисс Хейл. И каждый должен так поступать. Она — прекрасный человек, — ответил мистер Торнтон, загнанный в угол упрямыми расспросами мистера Белла.
− И это все?! Вы говорите о ней так сдержанно, как о «прекрасном человеке», который только привлекает взгляд. А я надеялся, что в вас достаточно благородства, чтобы оказать ей внимание. Хотя я верю… на самом деле, я знаю, она отказала бы вам, и все же безответная любовь к ней, вознесла бы вас выше всех тех, кто никогда не любил ее. «Прекрасный человек», в самом деле! Вы говорите о ней так, словно оцениваете лошадь или собаку!
В глазах мистера Торнтона вспыхнул огонь.
− Мистер Белл, — сказал он, — прежде чем говорить так, вам следовало бы вспомнить, что не все люди так свободно выражают свои чувства, как вы. Давайте поговорим о чем-нибудь еще.
И хотя сердце мистера Торнтона сильно билось, как при звуке трубы, от каждого слова мистера Белла, и хотя он знал, что впредь его мысли о пожилом оксфордском профессоре будут тесно связаны с тем, что наиболее дорого его сердцу, все же его не заставили обнародовать то, что он чувствует к Маргарет. Он не рассыпался в похвалах, стараясь превзойти другого, восхваляющего то, что он чтил и страстно любил. Он перевел разговор на обсуждение скучных дел, которые были у него с мистером Беллом, как у хозяина и подрядчика.
− Что это за груда кирпичей и известкового раствора, мимо которых мы шли по двору? Требуется какой-то ремонт?
− Нет, никакого, спасибо.
− Вы что-то строите за свой счет? Если да, я очень вам обязан.
− Я строю столовую… для людей, я имею в виду… рабочих.
− Я подумал, что это вам трудно угодить, если эта комната не достаточно хороша для вас, холостяка.
− Я познакомился с необычным парнем и отправил одного или двух детей, о которых он заботится, в школу. Так случилось, что однажды я проходил мимо их дома — я просто оказался там по поводу пустяковой оплаты. И когда я увидел, какое скудное, отвратительное жаркое они едят на обед — жирное, подгоревшее мясо — это навело меня на мысль. Но это произошло до того, как продукты подорожали этой зимой, и я стал подумывать, что если закупать продукты оптом и готовить сразу большое количество еды, можно сэкономить много денег и получить больше выгоды. Поэтому я поговорил со своим другом… или своим врагом — человеком, о котором я вам говорил — и он обнаружил ошибки в каждом пункте моего плана. В результате я отказался от этой идеи из-за ее непрактичности, а также потому, что если бы я привел свой план в действие, мне бы пришлось вмешаться в независимость своих рабочих. И тут вдруг Хиггинс пришел ко мне и любезно выразил свое одобрение плана — почти такого же, как мой, который я мог бы утвердить, — и более того, одобрение еще нескольких рабочих, с которыми он говорил. Полагаю, меня немного возмутило его поведение и я думал избавиться от всего этого — и будь, что будет. Но мне показалось ребячеством отказываться от плана, который я когда-то посчитал мудрым и хорошо продуманным просто потому, что он не принес мне славы, как автору. Поэтому я спокойно сыграл роль, предназначенную для меня, словно я какой-то стюард из клуба. Я закупаю провизию оптом и нахожу подходящую экономку или кухарку.
− Я надеюсь, вы удовлетворены вашей новой должностью. Вы хорошо разбираетесь в картофеле и луке? Но я полагаю, миссис Торнтон помогает вам закупать продукты.
− Нисколько, — ответил мистер Торнтон. — Она не одобряет весь этот план, и мы никогда не говорим об этом с ней. Но я справляюсь вполне хорошо, получаю большой запас продуктов из Ливерпуля и мясо от мясника нашей собственной семьи. Я могу заверить вас, никто не пренебрегает горячими обедами, что готовит экономка.
− В силу своей должности вы пробуете каждое блюдо, когда его приготовят? Я надеюсь, у вас есть белая палочка?
− В первое время я добросовестно занимался закупками и даже скорее подчинялся заказам рабочих, которые они передавали через экономку, чем следовал своим собственным суждениям. Один раз говядина была слишком низкого сорта, в другой — баранина была недостаточно жирной. Я думаю, они поняли, как я старательно соблюдаю их независимость и не навязываю им свои идеи. Поэтому однажды два или три человека — и мой друг Хиггинс среди них — спросили меня, не хочу ли я зайти и перекусить. Это был очень напряженный день, но я понял, что люди обидятся, если после их попытки сблизиться, я не сделаю шаг им навстречу, поэтому я вошел, и никогда в своей жизни я не ел ничего вкуснее. Я сказал им… я имею в виду, моим соседям, поскольку я не мастер говорить… насколько мне понравилась эта еда. И каждый раз, когда в их рационе есть это особенное блюдо, меня непременно встречают эти люди со словами: «Хозяин, сегодня рагу на обед, не хотите зайти?». И если бы они не пригласили меня, я бы навязался им не больше, чем, если бы сел в бараке за общий стол без приглашения.
− Я бы подумал, что ваше присутствие, как хозяина, больше сдерживает их разговоры. Они не могут ругать хозяев, пока вы там. Я подозреваю, что они ведут такие разговоры в те дни, когда в их меню нет рагу.
− Ну! До сих пор мы успешно справлялись со всеми затруднительными вопросами. Но если какие-то из прежних споров возникают снова, я, конечно, высказываю свое мнение на следующий день после «дня рагу». Но вы едва ли знакомы с нашими даркширскими парнями, несмотря на то, что сами из Даркшира. У них такое чувство юмора и такая особенная манера выражаться! Сейчас я хорошо знаком со многими из них, и они уже свободно разговаривают при мне.
− Совместная трапеза лучше всего уравнивает людей. Смерть — ничто по сравнению с этим. Философ умирает нравоучительно, лицемер — нарочито, простодушный — скромно, бедный идиот — слепо, как воробей падает на землю. Философ и идиот, мытарь и лицемер — все едят одинаково — у всех хорошее пищеварение. Вот теория для вашей теории.
− На самом деле, у меня нет теории. Я ненавижу теории.
− Прошу прощения. Чтобы показать, как я раскаиваюсь, не примите ли вы десять фунтов на продукты, чтобы закатить пир для ваших рабочих?
− Спасибо, но нет. Они платят мне ренту за плиту и кухню на заднем дворе фабрики. И им придется платить еще больше за новую столовую. Я не хочу ударяться в благотворительность. Я не хочу пожертвований. Однажды, позволив подобное из принципа, я допущу разговоры людей, что разрушит всю простоту замысла.
− Люди будут говорить о любом нововведении. Вы ничего не сможете поделать.
− Мои враги, если они у меня есть, могут создать ажиотаж вокруг этой идеи с обедом. Но вы — друг, и я надеюсь, что вы оцените мой эксперимент молчанием. В настоящий момент это новая метла, и метет она достаточно чисто. Но, без сомнения, со временем на нашем пути возникнет множество препятствий.
«Любой пустяк в прощанья час
Становится для нас бесценным».
Эбенезер Эллиотт «Деревенский патриарх»
Миссис Шоу испытывала настолько сильную неприязнь к Милтону, насколько позволяла ей ее кроткая натура. Город был шумным и дымным, бедняки, которых она видела на улице, — грязными, а богатые леди одевались слишком нарядно. И ни одному человеку, простому или знатному, одежда не была впору. Она была убеждена, что Маргарет не сможет восстановить силы, оставаясь в Милтоне. Да и она сама опасалась, что ее прежние нервные приступы возобновятся. Маргарет должна вернуться с ней в Лондон и как можно быстрее. Если не убедительно, то, во всяком случае, настойчиво она убеждала Маргарет уехать, пока та слабая, уставшая, упавшая духом, не сдалась, неохотно пообещав, что после среды она будет готова сопровождать тетю в Лондон, оставив Диксон разбираться со всеми делами — оплачивать счета, продавать мебель и закрывать дом. И до того, как наступила среда — эта мрачная среда, когда должны были хоронить мистера Хейла вдали от тех мест, которые ему были знакомы при жизни, и вдали от жены, одиноко похороненной среди чужаков, что сильнее всего мучило Маргарет, поскольку она считала, что если бы не поддалась тому ошеломляющему горю в первые дни, она смогла бы все устроить по-другому — Маргарет получила письмо от мистера Белла.
«Моя дорогая Маргарет.
Я действительно был намерен вернуться в Милтон в четверг, но, к несчастью произошел один из тех редких случаев, когда нас, профессоров Плимута, созывают выполнить свои обязанности, и я не могу уклониться от этого. Капитан Леннокс и мистер Торнтон здесь. Первый кажется толковым человеком и исполнен благих намерений. Он предложил поехать в Милтон и помочь вам в поисках завещания. Конечно, никакого завещания нет, и вы поймете это к тому времени, если выполните мои указания. Потом капитан Леннокс заявляет, что должен сопроводить вас и свою тещу домой. И при нынешнем положении его жены я не думаю, что он останется дольше пятницы. Тем не менее, ваша Диксон очень надежна и может поддержать себя и вас, пока я приеду. Я передам дела своему милтонскому поверенному, если завещания нет, поскольку сомневаюсь, что этот толковый капитан хорошо смыслит в делах. Тем не менее, у него замечательные усы. Вам придется все продать, поэтому отберите вещи, которые вы хотите сохранить. Или вы можете выслать список позднее. Теперь еще два дела, и я закончу. Знаете вы или не знаете, но ваш бедный отец знал, что вы получите все мои деньги и имущество после моей смерти. Это не значит, что я уже собираюсь умереть. Но я упоминаю об этом, чтобы объяснить, что произойдет. Сейчас эти Ленноксы, кажется, очень любят вас и, возможно, будут любить, а, может, и нет. Поэтому лучше всего начать с официального соглашения. А именно, вы будете выплачивать им двести пятьдесят фунтов в год, пока будете получать удовольствие от совместного проживания. В эту сумму, конечно, включены и расходы на Диксон. Смотрите, чтобы вас не уговорили платить за нее. Так вы не будете брошены на произвол судьбы, и если однажды капитан пожелает жить собственным домом, то вы сможете уехать со своими деньгами куда-нибудь еще. Если на самом деле, я не потребую, чтобы вы приехали и похозяйничали сначала у меня. Потом, что касается одежды, Диксон, личных расходов и расходов на кондитерские — все молодые леди едят сладости, пока не станут благоразумнее с возрастом — я посоветуюсь со своей знакомой и узнаю, сколько вы будете получать от своего отца, прежде чем все уладится. Вот, Маргарет, вы бы упорхнули, прежде чем прочитать это письмо и удивиться, какое право имеет этот старик так бесцеремонно улаживать ваши дела? Не сомневаюсь, упорхнули бы. И все же у этого старика есть право. Он любил вашего отца тридцать пять лет, он стоял рядом с ним в день его свадьбы. Он закрыл ему глаза в день смерти. Более того, он — ваш крестный. И так как он не может вернуть вам душевное спокойствие, втайне признавая ваше превосходство в таких делах, он будет рад оказать вам скромную помощь, обеспечив вас материально. И у этого старика нет на земле родственников. «Кто будет скорбеть по Адаму Беллу?» Он уже все решил и желает только одного, но Маргарет Хейл — не та девушка, что ответит ему «нет». Напишите мне ответ, хотя бы пару строк, чтобы сообщить свое решение. И не благодарите».
Маргарет взяла перо и дрожащей рукой написала: «Маргарет Хейл — не та девушка, что ответит ему «нет». Из-за своей слабости она не смогла придумать другого ответа, и все же ей не понравилось, что она ответила его же словами. Но даже это небольшое усилие так сильно утомило ее, что придумай она другой ответ, она не смогла бы написать ни слова. Маргарет пришлось снова лечь и постараться не думать об этом.
− Мое дорогое дитя! Это письмо расстроило или встревожило тебя?
− Нет! — слабым голосом ответила Маргарет. — Мне станет лучше, когда завтрашний день закончится.