Тут девушка залилась слезами.
— Мод, Мод, что с вами? Да говорите же толком; глупышка, вот уж в самом деле, вы пугливы, как молодая лань.
Но девушка, закрыв лицо руками, по-прежнему рыдала.
— Ну же, Мод, мужайтесь! Зачем так отчаиваться? Что вы хотели мне рассказать? Я слушаю, говорите, не бойтесь!
Мод отняла руки от лица, подняла глаза и, пытаясь улыбнуться, сказала:
— Я так страдаю! Я думаю об одном человеке, который был ко мне добр и внимателен, заботился обо мне…
— Вы думаете о Уильяме? — живо прервал ее Робин. Девушка покраснела.
— Ура! — закричал Робин. — Ах, милая моя крошка Мод, так вы, слава Господу, любите этого славного парня! Я бы все отдал, чтобы Уилл был здесь, у ваших ног. Он был бы так счастлив, если бы услышал ваше: «Я люблю вас, Уильям!»
Сначала Мод попробовала отрицать, что любит Уильяма так сильно, как это думает Робин, но все же вынуждена была признаться в своих чувствах: она так долго думала о нем, что постепенно привязалась к нему. После этого признания, которое ей трудно было сделать, особенно Робину, Мод спросила его, почему не видно Уильяма.
Робин ответил, что Уилл отсутствует по необходимости из-за некоего важного дела, что беспокоиться не стоит и что через несколько дней он вернется к родным.
Эта ложь во имя благой цели вернула Мод спокойствие и ясность души; она подставила Робину щеку, покрасневшую от слез, и, получив братский поцелуй, поспешила спуститься в зал.
А Робин пошел в покои Марианны.
— Дорогая Марианна, — сказал Робин, беря руки возлюбленной в свои, — мы должны сейчас расстаться и, может быть, надолго. Позвольте же мне перед разлукой поговорить с вами откровенно.
— Я слушаю вас, дорогой Робин, — ласково ответила девушка.
— Вы ведь знаете, конечно, Марианна, — продолжал дрожащим голосом молодой человек, — что я люблю вас всеми силами своей души.
— Ваши поступки доказывают мне это каждый день, друг мой.
— Вы же мне доверяете, правда? Вы ведь верите в искренность моей любви, ее полное бескорыстие?
— Да, безусловно, да; но по какой причине вы спрашиваете меня, верю ли я честному человеку, храброму сердцу и настоящему другу?
Вместо ответа на вопросы Марианны Робин грустно улыбнулся.
— Но вы и в самом деле меня пугаете, Робин; говорите, умоляю вас, говорите; ваша серьезность, озабоченный вид, странные вопросы, обращенные ко мне, заставляют меня опасаться несчастья еще более страшного, чем те, что уже давно преследуют меня.
— Успокойтесь, Марианна, — с нежностью сказал Робин, — благодарение Богу, я не собираюсь сообщать вам плохие новости. Я хочу поговорить с вами только о вас самой, и не надо на меня сердиться, если я на этом настаиваю. Сколько ни стараешься себя образумить, любовь эгоистична, а моя любовь подвергнется ныне трудному испытанию. Мы расстаемся, Марианна и, может быть, навсегда!
— Нет, Робин, нет! Надо верить в Божье милосердие!
— Увы, дорогая Марианна, все рушится вокруг меня, и сердце мое разбито. Посмотрите на это достойное и гостеприимное семейство: только за то, что оно дало мне кров, когда у меня не было пристанища и крыши над головой, его приговорили к изгнанию, у него отобрали имение, его выгоняют из дома. Мы будем защищать усадьбу, и, пока от деревни Гэмвелл будет цел хоть один камень, я буду стоять насмерть. Провидение, на которое вы уповаете, меня ни разу не покинуло в беде, и, как и вы, Марианна, я возлагаю свои надежды на него; я буду сражаться, и оно защитит меня. Но подумайте хорошенько, Марианна, указом короля я изгнан из королевства, меня могут вздернуть на первом попавшемся суку или отправить на виселицу: какой-нибудь соглядатай выдаст меня, потому что за мою голову назначена награда. Робин Гуд, граф Хантингдон, — гордо добавил молодой человек, — сегодня стал никем! Так вот, Марианна, вы дали мне слово и поклялись стать моей спутницей жизни?
— Да, да, Робин.
— А теперь, дорогая Марианна, я с корнем вырываю из сердца эту клятву, я предаю забвению ваше обещание. Марианна, обожаемая моя Марианна, я возвращаю вам свободу, я освобождаю вас от всяких обязательств по отношению ко мне.
— О Робин! — с упреком воскликнула девушка.
— Я был бы недостоин нашей любви, Марианна, — продолжал Робин, — если бы в своем теперешнем положении все еще надеялся назвать вас своей женой. Поэтому вы можете свободно распоряжаться своей судьбой, и я лишь прошу вас вспоминать иногда о бедном изгнаннике по-дружески.
— Плохо же вы думаете обо мне, Робин, — с обидой ответила девушка. — Как могли вы хоть на мгновение подумать, что та, которая любит вас, недостойна вашей любви? Как могли вы подумать, что мое чувство не выстоит в беде?
И, сказав это, Марианна расплакалась.
— Марианна, Марианна! — вне себя воскликнул Робин. — Будьте милостивы, выслушайте меня без гнева. Увы, я люблю вас так пылко, что мне стыдно обрекать вас на то, чтобы вы разделили мою несчастную долю. Неужели вы думаете, что я не чувствую глубокого унижения от бесчестия, которому подверглось мое имя, что мысль о разлуке с вами не повергает мою душу в бездну страданий! Но если бы я не любил вас, Марианна, я вонзил бы нож себе в сердце, потому что ваша любовь — это единственное, что привязывает меня к жизни. Вы привыкли к роскоши, дорогая Марианна, вы бы жестоко страдали от бедности, если бы вы стали женой Робин Гуда, и, клянусь вам, что я предпочел бы потерять вас навеки, чем видеть, как вы несчастливы со мной.
— Я ваша жена перед Богом, Робин, и ваша жизнь будет моей жизнью. А теперь, позвольте мне кое-что посоветовать вам. Всякий раз, как вам представится случай сообщить о себе, пошлите мне весточку и, если сможете навестить меня, приезжайте, я буду счастлива. Брат мой вернется к нам, я очень на это надеюсь, и с его помощью нам удастся отменить жестокий приговор, вынесенный вам.
Робин грустно улыбнулся.
— Дорогая Марианна, — сказал он, — не надо обольщать сердце несбыточными надеждами. Я ничего не жду от короля. Я избрал свой образ действий и твердо решил придерживаться его. Если вы услышите, что обо мне говорят плохо, Марианна, закройте уши от клеветы, потому что я клянусь вам Святой Девой всегда оставаться достойным вашего уважения и дружбы.
— Что плохого я могу услышать о вас, Робин, и что вы задумали?
— Не спрашивайте меня, дорогая Марианна, я считаю, что мои намерения честны, и если будущее покажет, что это не так, я первый признаю свою ошибку.
— Я знаю, что вы человек верный и честный, Робин, и буду просить Бога помочь вам во всех начинаниях.
— Спасибо, любимая моя Марианна, и прощайте, — сказал Робин, смахивая повисшую на его ресницах слезу.
Он крепко сжал девушку в своих объятиях, и она почувствовала, как при слове «прощайте» ее оставили последние силы. Она спрятала заплаканное лицо на плече Робина и горестно зарыдала.
Несколько минут молодые люди стояли молча, забыв обо всем на свете. И только голос, позвавший Марианну, заставил их разомкнуть руки.
Они спустились, и Марианна, уже одетая в костюм для верховой езды, села на предназначенную ей лошадь.
Леди Гэмвелл и ее дочери были в таком отчаянии, что едва держались в седлах.
Служанки, по большей части замужние, их дети и несколько стариков дополняли верховую группу. После душераздирающего прощания ворота усадьбы закрылись за беглецами, и в сопровождении вооруженного отряда они двинулись лесной дорогой.
Прошла неделя. И каждый день этой недели тревожного ожидания был использован для того, чтобы укрепить Гэмвелл. Жители деревни жили, если можно так выразиться, в муках страха, потому что они постоянно боялись завтрашнего дня. Вокруг усадьбы были выставлены часовые и под руководством Робина были построены две линии заграждений, которые должны были если не остановить врага, то, во всяком случае, приостановить его продвижение и противопоставить ему серьезную защиту. Заграждения эти, в человеческий рост высотой, позволяли крестьянам укрыться от разящих стрел противника, одновременно давая возможность прицеливаться самим.
Сэр Гай, однако, отнюдь не питал иллюзий относительно успеха защиты, он знал, что предприятие это опасное и безнадежное, но этот благородный и доблестный сакс не хотел сдаваться без боя.