Кэллаген ухмыльнулся.
— «Ну и дела, — подумал он. — Ну и дела, черт меня подери!
Кэллаген свернул с Хай-стрит в сторону Хэнтовера. Полуденное солнце только начало припекать, и он наслаждался прохладным ветерком и прелестным сельским пейзажем, который навевал мечты об отдыхе на природе. Увы, думать об отпуске было рановато — он пока мало продвинулся в расследовании и его клиентке грозили серьезные неприятности, впрочем, слово «неприятности» не очень подходило к обозначению того, что грозило Виоле Аллардайс.
Чего же добивался автор анонимного письма? Кэллаген вновь и вновь пытался реконструировать ход его мыслей, но не мог найти никакой логики. Неужели все было просто, как устройство умывальника: он всего-навсего хотел осложнить жизнь Виолы?
Как тогда он должен был поступить, узнав, что полковник Стенхарст, которому он передал информацию, умер? Очевидно, сообщить сведения, находившиеся в письме, другому лицу. Но кому? Насколько легче была бы жизнь, если бы на все возникающие вопросы можно было так же просто получить ответы, как и поставить их!
Кэллаген попытался посмотреть на дело с другой стороны, предположив, что автором письма двигало не желание насолить Виоле, а меркантильные соображения, что, по его мнению, было более вероятно. Допустим, размышлял детектив, что автором письма является Донелли. Что о нем известно? Хитрый, умный, храбрый человек, к тому же в данный момент уверен в неуязвимости своей позиции, поэтому держится очень независимо. К сожалению, Кэллаген не до конца понимал, что связывает Донелли с Кориной.
Подружка Николлза утверждает, что Корина без ума от Донелли и готова для него сделать все возможное. Тогда зачем же Корина подставила любимого человека под удар, высказав детективу подозрения, что Донелли является автором анонимного письма? Хотела, чтобы детектив подтвердил или опроверг ее подозрения, так как не могла сделать это сама? Допустим, что ее подозрения верны, как она себя поведет?
Вопросы, вопросы… Придется немало поработать, чтобы ответить на них. Все-таки главный вопрос сейчас — это мотивы, которыми руководствовался Донелли, отправив письмо, если, конечно, это сделал он.
На первый взгляд ответ напрашивался сам собой: лишить Виолу права на владение деньгами и усадьбой, в результате чего Корина станет намного богаче, чем сейчас. Но мог ли Донелли рассчитывать на то, что получить деньги от Корины будет проще, чем от Виолы? Вряд ли! Корина могла оказаться куда более несговорчивой, чем Виола, которая худо-бедно до сих пор платила по первому требованию.
Зеленая калитка была не заперта, и Кэллаген через нее вошел в сад. На знакомой тропинке, покрытой гравием, его уже ждала Виола. Подойдя ближе, Кэллаген снял шляпу и приветствовал ее.
— Я еле дождалась вас, — призналась Виола. — Бездействие начинает угнетать меня. Виола медленно прошла в глубь сада, Кэллаген следовал за ней.
— Насколько я понимаю, — продолжала она, — условия завещания в сумме со сведениями, сообщенными в письме, позволяют подозревать меня в убийстве отчима. После того, как Жерваз узнает о моем замужестве, между нами происходит ссора, в результате которой я убиваю его. Примерно так это должно звучать в устах обвинения, не так ли?
— Приблизительно так, — согласился Кэллаген. — Но ведь вы не виделись с полковником после возвращения из Лондона, поэтому я не могу представить, когда вам удалось бы убить его.
— Очень мило с вашей стороны пытаться успокоить меня, но, к сожалению, никто не знает, что я не встречалась с Жервазом. Как я уже говорила, после приезда из Лондона я отправилась прогуляться в парк, но меня никто не видел, поэтому некому подтвердить мое алиби. Доказать, что у меня были основания желать смерти полковника, гораздо легче.
— Не впадайте в панику, — мягко сказал Кэллаген и ободряюще улыбнулся Виоле. — Давайте не будем понапрасну терзаться по поводу вашего алиби на момент смерти. Вы не убивали его, этого достаточно.
— Приятно слышать ваши слова, — горько усмехнулась Виола. — Что же вы собираетесь предпринять, чтобы заставить поверить в это полицию?
— Прежде всего, меня интересует, был ли у вас инспектор Гринголл? Какие вопросы он задавал? Расспрашивала ли полиция кого-нибудь еще?
Виола покачала головой.
— Следствие снова отложено — больше мне ничего не известно.
«Несомненно, это работа Гринголла, — подумал Кэллаген. — Его не удовлетворяет ход расследования, и он продолжает собирать факты».
Вслух он сказал:
— Пока вам не о чем беспокоиться, я абсолютно уверен в этом.
— Хотелось бы надеяться, но, к сожалению, мне кажется, что неприятности только начинаются. Больше всего меня настораживает поведение Корины. Оно просто ставит меня в тупик.
— Не думайте о ней и ничего не предпринимайте без консультации со мной, — предостерег Кэллаген, — а сейчас помогите мне найти Саллинса.
— Должно быть, он у себя в комнате, — предположила Виола. — Поднимитесь по парадной лестнице. Комната Саллинса расположена справа от холла. В это время он обычно отдыхает.
— Благодарю. Надеюсь скоро увидеться с вами, — сказал детектив и зашагал к дому.
Саллинс лежал на постели, когда Кэллаген открыл дверь. Он выглядел усталым и очень старым. Рядом с ним на туалетном столике лежали карандаш и листок бумаги.
— Не вставайте, Саллинс, — с порога сказал Кэллаген. — Отдыхайте, у вас очень усталый вид. Я задам лишь несколько вопросов.
— Да, сэр, — ответил старый слуга, — должен признаться, я немного устал. Никак не могу справиться с собой, сэр. Все это так ужасно и неожиданно…
Кэллаген кивнул.
— Полиция уже допросила вас, не так ли?
— Они были очень внимательны ко мне, сэр, но боюсь, что я мало чем помог им. Мне почти нечего было сказать.
— Вы и не подозреваете, Саллинс, как много выводов может сделать полисмен даже из одной подсказанной детали. Как вам понравился инспектор Гринголл?
— В высшей степени достойный джентльмен, сэр, — сказал старый слуга. — Очень любезный и тактичный. Полагаю, он склонен думать, что полковник покончил жизнь самоубийством. Ужасная вещь, сэр, но я, скорее, готов поверить в это, чем в то, что кто-то убил его.
Кэллаген усмехнулся: он ни на минуту не сомневался в том, что Гринголл не верил в возможность самоубийства, поэтому пустил в ход все свое очарование, чтобы выведать что-нибудь у дворецкого. Что удалось узнать Гринголлу?
— Послушайте, Саллинс, — начал Кэллаген, — не могли бы вы вспомнить, каковы были ваши действия после того, как вы встретили меня в саду и сообщили о смерти полковника? Вы сразу позвонили в полицию или сначала сообщили кому-нибудь из членов семьи о случившемся?
— Я все рассказал мисс Ваймеринг, сэр, — сказал Саллинс. — Я как раз шел к телефону, когда увидел ее на площадке парадной лестницы. Мисс Ваймеринг — храбрая женщина. Она решила немедленно отправиться в пагоду, чтобы узнать, можно ли как-то помочь полковнику. Когда она ушла, я позвонил в полицию.
— Непонятно, как я мог разминуться с ней, — задумчиво произнес Кэллаген. — Если она сразу пошла к пагоде, она не могла пройти мимо меня.
— Она пошла другой дорогой, сэр, — объяснил Саллинс. — Во время нашего разговора она стояла на верхней площадке, потом повернулась и прошла коридором второго этажа. Она должна была выйти в сад через черный ход и пройти к пагоде по другой тропинке.
— Теперь понятно, — сказал Кэллаген. — И после этого вы позвонили в полицию?
— Да, сэр. Сразу после этого.
— Благодарю вас, Саллинс. Всего хорошего. — Кэллаген вышел из комнаты, осторожно прикрыл за собой дверь и медленно спустился по лестнице.
«По-прежнему топчусь на одном месте, — рассердился он на себя. — Каждый раз кто-то опережает меня, а это до добра не доведет».
Кэллаген уже собирался выйти из дома, когда голос Патриции, прозвучавший с верхней лестничной площадки, остановил его. На этот раз девушка была одета в скромное домашнее платье. В этом наряде и без косметики она выглядела совсем ребенком.