— Да, я слышал о вас, — сказал он. — Инспектор Гринголл, возглавляющий расследование, побывав здесь, упоминал ваше имя. Чем могу быть полезен?
— Гринголл попросил меня выяснить один небольшой вопрос. Думаю, вы сможете помочь мне.
Мэнсон кивнул.
— Конечно, если это в моих силах.
— Может быть, вы помните дело офицера Люсьена Донелли? Он был слегка навеселе и врезался во встречную машину. Мисс Корина Аллардайс, которая в это время работала в оздоровительном центре Харстмонсе, находилась в автомобиле вместе с ним. Вы собирались вызвать ее в качестве свидетельницы, однако не сделали этого. Насколько я понимаю, причиной отказа явилось то, что Аллардайс была женой мистера Донелли и, следовательно, освобождалась по закону отдачи показаний против своего мужа?
— Вы правы, — подтвердил Мэнсон. — Абсолютно правы, хотя мне и непонятно, как вам удалось это узнать. Или Корина Аллардайс сама вам сказала? Впрочем, это неважно. Ведь вас интересует смерть полковника.
Кэллаген поднялся.
— Да, это не более чем эпизод, — сказал он. — Но Гринголл просил меня уточнить его. Благодарю за помощь.
Они обменялись рукопожатием, и Кэллаген удалился.
Оказавшись на улице, он сел в автомобиль и двинулся в сторону Алфристауна. На этот раз он не сбрасывал скорость и насвистывал какую-то простенькую мелодию, что указывало на то, что Кэллаген был доволен собой.
Итак, новый сюрприз: Корина была женой Донелли! Какого черта он тогда написал анонимное письмо полковнику, а позднее переслал его копию Гринголлу?
Интересный расклад!
Кэллаген оставил автомобиль в гараже отеля, поднялся к себе и возобновил свою привычную ходьбу из угла в угол номера. День заканчивался. Чего же он добился? Цельной картины не получалось. Очевидно, какое-то звено было упущено.
Кэллаген снова подумал о Виоле Аллардайс. Он обещал ей обуздать того, кто окажется автором анонимного письма. Автор найден — Донелли, но Кэллаген оказался бессилен что-либо предпринять, и копия письма попала к Гринголлу.
Гринголл предупреждал его, что рано или поздно он погорит из-за желания помочь очередной красотке, но что делать, если неприятности чаще всего случаются именно с ними? Женщины, имеющие ноги кавалеристов и фигуры, напоминающие тыкву, редко попадают в какие-нибудь истории…
Что же он сделал для Виолы? Практически ничего. Ее положение после всех его ходов не только не улучшалось, оно стало угрожающе опасным.
Кэллаген вздохнул: дорога в ад и в самом деле вымощена благими намерениями, но сдаваться он не собирался.
Смешивая себе очередную порцию выпивки, он услышал, что зазвонил телефон. Кэллаген узнал голос Эффи Томпсон.
— Николлз только что принес копию доклада Эксфорда по делу Руперта Шэрфема, — сообщила она. — Все материалы завтра будут у вас. Обычное досье на офицера Королевских ВВС: длинное и довольно скучное. Я записала наиболее существенные моменты. Зачитать их вам?
— Умница, — похвалил он секретаршу. — Читайте, я внимательно слушаю.
— Записи в основном касаются отчетов о полетах, медицинских справок и служебных характеристик. Шэрфем, по-видимому, был неплохим офицером. Он был дважды ранен, прежде чем попал в плен. Первый раз трассирующая пуля попала ему в плечо в начале 1942 года, вторично в конце того же года он был ранен в кисть правой руки.
Ему ампутировали мизинец и на шесть месяцев освободили от боевых вылетов. К этому времени он был в чине лейтенанта. В 1943 году его назначили командиром эскадрильи. Вы слышите меня?
— Да-да, — сказал Кэллаген. — Продолжайте.
— Николлз полагает, что вас должно особенно заинтересовать следующее обстоятельство: в 1944 году, когда самолет Шэрфема был сбит над Италией во время разведочного полета, с ним находился второй пилот. Его имя — Люсьен Донелли. При аварии самолета Шэрфем отделался небольшими ушибами, но Донелли пострадал куда серьезнее: была сломана правая рука, разбита челюсть и нос, повреждены глаза. Какое-то время существовала опасность, что он может остаться слепым. Однако, по-видимому, в лагере находился хороший хирург, который спас ему зрение. После выздоровления Шэрфем и Донелли бежали из лагеря, но при переходе через линию фронта Шэрфем был убит осколком снаряда. Донелли же добрался до своих и его эвакуировали в Англию. После выздоровления он был направлен в реабилитационный центр для офицеров в Харстмонсе. Это, пожалуй, все. Николлз надеется передать вам досье завтра утром.
— Скажите ему, что он может не торопиться, самое важное я уже узнал. Есть какие-нибудь новости из Кейптауна?
— Пока нет, — сказал Эффи. — Я разговаривала с Фриком, он обещал связаться со мной, как только будут получены первые сведения.
— Сразу же звоните мне, договорились? Всего хорошего, Эффи.
Кэллаген повесил трубку.
Что ж, очевидно, теперь дело сдвинется с мертвой точки, получены очень важные сведения.
Кэллаген взглянул на часы: половина десятого. До встречи с Кориной оставалось совсем немного времени.
Кэллаген взялся за бутылку. Рано или поздно с выпивкой придется завязывать, решил он, но, слава Богу, это произойдет не сегодня. Он наполнил бокал, выпил, надел пальто, взял шляпу и вышел на улицу.
Сев за руль, Кэллаген весь сосредоточился на предстоящей встрече с Кориной.
Было немногим более десяти часов вечера, когда Кэллаген, припарковав машину у обочины, двинулся по тропинке, ведущей мимо домиков старой таможенной службы в сторону моря. Вечер был чудесен, и Крумбиз, так назывался этот заброшенный район с одинокими коттеджами, выглядел мирно и привлекательно. Ярдах в тридцати от Кэллагена высился Офицерский дом — некогда солидное строение с четырьмя каминными трубами. Его останки вызвали у детектива неприятные воспоминания.
Именно здесь Патрик Мэхон, известный в округе и достаточно Богатый ирландец, убил женщину, разрезал ее на куски и сжег. Несколько недель спустя ребенок, игравший рядом с Офицерским домом, нашел обгоревшую человеческую руку. Колеса закона пришли в движение, и Патрик Мэхон окончил свои дни на виселице.
Кэллаген миновал это страшное место и начал спускаться к пляжу. Почти сразу он увидел Корину, сидевшую на носу одного из яликов, вытащенных на берег. Позади нее он мог различить очертания моторной лодки, привязанной к пирсу длинной веревкой.
Заметив его, Корина встала и пошла навстречу. Ее туалет, состоявший из широких брюк, шерстяного жакета и шелкового кашне, был тщательно продуман и вполне соответствовал прохладному летнему вечеру. В лунном свете она выглядела эффектно и загадочно.
Протянув сыщику руку, она сказала:
— Слим, вы образец пунктуальности. Честно говоря, я думала, что вы намного опоздаете.
Кэллаген улыбнулся.
— Это не входит в число моих скверных привычек. Кроме того, не забывайте, что вы — мой клиент и оплачиваете мою точность.
— Не надо говорить так официально, — попросила Корина и, взглянув в сторону моря, продолжала:
— Чудесная ночь. Не хотите ли прокатиться на лодке?
— С удовольствием, — ответил Кэллаген.
Она села в ялик, Кэллаген оттолкнул его от берега и, перепрыгнув через узкую полоску воды, присоединился к ней. Корина взяла в руки весло и несколькими уверенными движениями направила ялик в сторону пирса. Они приблизились к моторной лодке, которую скорее можно было назвать катером. Пока Кэллаген привязывал ялик, Корина запустила мотор, и он перебрался к ней. Катер был изящен снаружи, но снабжен мощным двигателем, как вскоре убедился он.