Потом Николая допрашивали другие следователи, но он твердо следовал своей версии. Продержав Шкориненко около месяца в предварительном заключении, его освободили за отсутствием улик.
В тот день и час, когда шел обыск в квартире Шкориненко, Варя Глазепа подходила к Авиловке. Невдалеке от села ее встретила весьма древняя старушка.
— Куда ты, милая, прависся? — спросила она, прикрывал глаза от яркого солнца козырьком ладони.
— За яйцами, баушка, — стараясь попасть в тон, ответила Варя. — Бают, у вас их тут много и дешево. Мне бы сотен пять-восемь…
— Иде их терь возьмешь, милая, яйца-то, Да вить и не за ними ты идешь, девонька. Чать, шукаешь людей ростовских, ась?
— Это почему же, баушка! Мне яйца вправду нужны.
— Можа, и нужны — как знать. Но иди вон по той стежке, к балке, до первой развилки, а там пашаница начинаицца. Там встретишь человека, погутарь с ним. Ждуть тебя, девка, давно ждуть.
Растерянная Варя, обескураженная проницательностью бабки, заторопилась к балке, но бабка остановила ее:
— Погодь-ка, девка… Скажи Коваленке — это он тебя встретит, — что у Насти казаки крышу разобрали, поставили заставу. Винникова арестовали. Чать, запомнила?
— Запомнила, баушка.
Винников (Бессмертный) был крестьянским вожаком, председателем подпольного ревкома. Он сначала и приютил беженцев из Ростова. Видя, что это становится небезопасным, их затем устроили в пещере — старой заброшенной шахте, связь с селом поддерживал Коваленко, член ревкома.
— А кто вы-то, баушка? Как о вас сказать — кто мне все сообщил?
— Я-то? Соседка Винникова. Федотиха я. Он мне все передать и наказывал, когда казаки его заарестовали. Такой человек был, спаси его господи!.. Иди, иди, милая. Торопись, но осторожненько, штоба казара не увязалась.
В пещере Варю ждали новости. Несколько человек уже ушли отсюда. Ушла Елена. Ушли Николай Спирин с Зубом.
Васильев вернулся в Ростов, необходимо было осуществлять директиву Донбюро.
В начале июля ЦК РКП(б) обратился к организациям партии с письмом «Всё на борьбу с Деникиным!» Были в нем и такие строки: «Товарищи! Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции. Защитники эксплуататоров, помещиков и капиталистов, русские и иностранные (в первую голову английские и французские), делают отчаянную попытку восстановить власть грабителей народного труда, помещиков и эксплуататоров, в России, чтобы укрепить падающую их власть во всем мире. Английские и французские капиталисты провалились со своим планом завоевать Украину своими собственными войсками; они провалились со своей поддержкой Колчака в Сибири; Красная Армия, геройски продвигаясь на Урале при помощи восстающих поголовно уральских рабочих, приближается к Сибири для освобождения ее от неслыханного ига и зверства тамошных владык, капиталистов. Английские и французские империалисты провалились наконец и со своим планом захватить Петроград посредством контрреволюционного заговора, в котором участвовали русские монархисты, кадеты, меньшевики и эсеры, не исключая и левых эсеров.
Теперь заграничные капиталисты делают отчаянную попытку восстановить иго капитала посредством нашествия Деникина, которому они, как некогда и Колчаку, оказали помощь офицерами, снабжением, снарядами, танками и т. д. и т. п.
Все силы рабочих и крестьян, все силы Советской Республики должны быть напряжены, чтобы отразить нашествие Деникина и победить его, не останавливая победного наступления Красной Армии на Урал и на Сибирь. В этом состоит основная задача момента».
Жара легла на город и его окрестности. В тени термометры показывали выше 30 °C. И даже дыхание Дона не смягчало палящие лучи. Жухлая зелень прикрывала землю, ждавшую дождя. Исключением во всей округе был, наверное, Зеленый остров. Но люди, собравшиеся здесь 12 июля в домике рыбака Цапина, меньше всего были похожи на пляжников, очарованных природой. Их было немного, но по дороге к домику проходили они тройное кольцо охранения. Так, в условиях жесточайшего белого террора состоялась очередная конференция Ростовской подпольной партийной организации.
На конференции присутствовала Лидия Шаблиевская, по поручению Донбюро прибывшая с проверкой состояния дел в Ростово-Нахичеванском подполье. Важных вопросов накопилось множество, их решения остро требовали майские события.
Необходимо было усилить агитацию, укреплять связи с фронтом, направить своих людей в белую армию для ее разложения. Нужно проверить и укрепить партийные группы на предприятиях.
И главное — нужно срочно организовать новую типографию, договориться о мероприятиях по спасению арестованных товарищей, определить, как поступить с предателями. Говорили недолго, по-деловому. Решения приняли конкретные. И снова Вернидуб отправляется в Донбюро. И снова там идут ростовчанам навстречу.
Для оказания помощи арестованным, для подкупа нужных лиц Дмитрию было вручено двести тысяч рублей. Было передано, что Донбюро выслало связного для связи с Екатеринодаром, Новороссийском и Баку. Ростово-Нахичеванский комитет получил указание подготовить для переброски из Ростова в «зеленую» армию под Новороссийск специальные группы из числа тех, кому опасно оставаться в городе.
Особой шифровкой на имя Вольмера сообщалось, что Донбюро категорически запрещает использовать явочную квартиру Вернидуба для каких бы то ни было целей и оставляет ее за собой как резервную. На экстренный случай давался пароль на имя Ирины Шкориненко.
Поскольку попытка открыть новую типографию на Темернике не увенчалась успехом, решили купить в Берберовке — дачном предместье Ростова — дом, где в обстановке полной секретности для абсолютного большинства подпольщиков устроить типографию.
Александр Григорьевич Селиванов (Чернов) сообщил родным, что выезжает в Советскую Россию, а сам жил при типографии, как и остальные ее работники, не выходя из дому. Знала об этом только жена его, Юлия Петровна. Так появилась новая газета «Пролетарий», появились новые листовки, звавшие к свержению ига Деникина.
В городе было организовано бюро помощи заключенным, которым руководила Анна Ченцова. Когда дело арестованных перешло из контрразведки в судебно-следственную комиссию, председателю комиссии и ее членам были даны взятки. Благодаря этому получили разрешение передавать в тюрьму продукты питания. А там через надзирателя Зайцева установили связи непосредственно с арестованными.
12 июля был избран новый состав подпольного комитета РКП(б). Председателем избрали Вольмера, секретарем — Горбачик, в состав комитета вошли Романов, Пивоваров, Калита и другие товарищи.
Необходимо было кончать с предателями, оказавшимися теперь на воле, тем более стало известно, что Василий Абросимов уже как провокатор ездил по явкам Ростовского подполья в Екатеринодар и там выдал руководство местного большевистского подполья. Донбюро торопило с принятием мер, и военный чрезвычайный штаб взялся за дело.
Гункину и Войлоку, как отлично знавшим Абросимова в лицо, поручили привести приговор в исполнение. Сделать это оказалось непросто, потому что Абросимов если и появлялся на улице, то, как правило, не один — рядом были незнакомые люди, явно из белой контрразведки. И все же подпольщикам повезло. Они выследили предателя, когда он шел к тестю по 33-й линии. Гункин выстрелил, но, как выяснилось потом, неточно. Абросимов был ранен. Гункин и Войлок были арестованы и брошены в тюрьму. Судьба же Абросимова оставалась неясной: насколько серьезно он ранен, где находится.
Варя Глазепа, бывшая медсестра больницы Красного Креста, обошла все госпитали и больницы города. Следов Абросимова обнаружить не удавалось. (Только впоследствии узнали, что раненый Абросимов отлеживался у свояченицы и оттуда послал комитету угрожающее письмо: «Не будь я Абросимовым, если теперь не выжгу вас всех каленым железом!») Абросимов пошел в открытую.
Уничтожить его взялся новенький — Алексей Сидорчук. Он говорил:
— Мне сделать это легче, меня Абросимов не знает. Но мне нужны помощники, чтобы навели на него, подстраховали.
Пришлось создать группу для поиска и уничтожения Абросимова. А пока занялись Василенко.
Колин и Алексей пришли к нему домой.
— Емельян Василенко, тебя обвиняет комитет, — сказал Колин, — обвиняет в предательстве.
— Это неправда! — воскликнул Василенко. — Интересно, кто больше меня из нынешних вас сделал для подполья! Да мы еще с Мурлычевым!..
— Не смей трогать Мурлычева! Мурлычев — человек! Герой! А ты… Да что говорить!..
— Подожди, Колин, — остановил товарища Алексей. — Нам поручили вести следствие… А ты сразу — приговор!..
— Я докажу, что не виноват! — горячился Емельян.
— Ну и отлично, — согласился Алексей. — Едем в Новое поселение. Там, на явке, ты сначала приготовишь финансовый отчет. Потом расскажешь подробно обо всем, что было в тюрьме.
Сторожить Емельяна остался Колин. Все было спокойно. Такое поведение арестованного еще больше насторожило подозрительного Колина. Он стал следить незаметно за каждым шагом Василенко.
И на второй день, когда тот в полдень отправился в уборную во дворе (одной стенкой «домик» выходил в соседний двор), Колин засомневался: «Что-то подзадержался Емельян!». Он осторожно подкрался к строеньицу и услышал, как Емельян негромко говорил через щель в задней стенке уборной с неизвестной женщиной, видимо живущей в соседнем дворе. Емельян просил отнести кому-то записку, только что просунутую (так понял Колин) в щель. Куда? В любой ближайший полицейский участок! Колин подождал конца разговора, стремительно перескочил через изгородь и отобрал у перепуганной женщины записку, в которой Василенко сообщал, что он арестован большевиками и нуждается в помощи.
— Такие у тебя доказательства? — показал Колин записку. — Невиновен, значит?