Через несколько лет после Скотта отправилась вторая экспедиция, во главе с Эрнстом Шекльтоном, товарищем по первому путешествию Скотта. Отважный, смелый Эрнст Шекльтон тоже принужден был вернуться, не дойдя всего 179 километров до полюса.
И теперь снова Роберт Скотт у берегов Антарктиды, этого странного, будто заколдованного материка. Природа его капризна, непостоянна. На этот раз на редкость тяжелым оказалось плавание от Новой Зеландии. Сильнейшие штормы играли его перегруженным кораблем, как игрушкой, льды обступали со всех сторон. Хорошо, что это уже позади… Сейчас надо выбрать подходящее место для будущей базы. И не терять зря времени. Летние месяцы Южного полушария — декабрь, январь, февраль — время санных экскурсий. Нужно устроить стоянки по пути к полюсу со снаряжением и продовольствием для будущего года, когда Скотт выйдет в свое второе путешествие к полюсу.
Снаряжение… Скотт глубоко задумался. Роберт Пири шел на собаках. Но возможно ли это для Скотта? Он и не довезет их сюда, на другой конец земли. Несколько собачьих упряжек он взял, но основной транспорт — это выносливые, сильные маньчжурские лошадки.
На пробу, для опыта, он захватил с собой моторные гусеничные сани. Техническая новинка. Они отлично шли в Норвегии, в Альпах Новой Зеландии, однако не угадаешь, как они себя поведут в Антарктиде.
Скотту предлагали и самолеты, но он их не взял и хорошо сделал. В те времена они еще не годились для жестокого неба Антарктиды.
Мысли Скотта по какой-то неуловимой связи перескочили на покинутую Англию. Он вспомнил, как перед отъездом ему захотелось взглянуть на милый старый дом своего детства. С тех пор как умер отец, дом этот был сдан в аренду, там жили чужие люди. Но Скотту захотелось повидать хорошо знакомые ему места. С ними связаны такие сладкие воспоминания…
Посетил он также своего старого почтенного друга — Клемента Маркхэма, бывшего председателя Королевского Географического общества, ныне в отставке. Маркхэм, занимая кресло председателя, много помогал ему в тот первый раз. Как он выколачивал деньги для экспедиции! Теперь Скотту самому пришлось пустить «шапку по кругу». Ему не удалось собрать нужную сумму. Он отдал свое состояние и покинул цивилизованный мир с большими долгами. Газетчики писали, что на это способен лишь великий оптимист. Журналисты на страницах своих газет возмущались богачами, которые не желали развязать туго набитую деньгами мошну для такого великого дела!
В Антарктиде Скотт позабудет о фунтах, шиллингах и пенсах, они там не нужны и ровно ничего не стоят. Он уже забыл о них. Сейчас главное — найти место на берегу для хижины. Вот этот мыс как будто бы вполне подходит. Решено. Здесь нужно высаживаться. Скотт назвал это место в честь своего первого помощника лейтенанта Эдуарда Эванса мысом Эванса.
Первые дни нового, 1911, года, подарили путешественникам тихую, солнечную погоду, редкую в этих краях. И началась спешная разгрузка.
Как обрадовались собаки, почувствовав наконец под ногами вместо зыбкой палубы твердую землю, точнее — лед, и не для всех достаточно прочный: одни из трех моторных саней, самые надежные, провалились и теперь так и будут ржаветь на дне моря…
При высадке потеряли двух лошадей, одну собаку.
Но это только начало, думал Скотт, впереди и трудности и потери…
План был таков: как только корабль освободится от груза, он пойдет дальше на восток, где оставит небольшую группу ученых для исследования Земли Эдуарда VII. На обратном пути он пройдет мимо базы Скотта, так что они еще увидятся.
Тем временем Скотт начинал подготовку к походу на полюс. Он занялся устройством вспомогательных стоянок с продовольствием, снаряжением, топливом настолько далеко в глубь материка, насколько позволит погода. Путешествовать по Антарктиде — все равно что плыть в открытом море: снежная, безжизненная пустыня. И в Антарктиде приходится искать направление по звездам и приборам. Это называется навигацией. В каждой партии должен быть обязательно хотя бы один опытный навигатор, иначе забредешь неизвестно куда. И стоянок не найдешь, а в них продовольствие, топливо, снаряжение. В дурную погоду — в туман, снег, пургу — их легко потерять. Поэтому их делают, по возможности, более заметными: сооружают высокий холм из камней — гурий, — втыкают на высокой палке флаг, непременно цветной или черный, чтобы виден был издали.
В то время как часть людей строили на мысе Эванса дом и ремонтировали старую хижину Скотта на мысе Хат, остальные члены экспедиции двинулись к югу.
Дальше 79° южной широты им не удалось пройти из-за непогоды.
Путешественники заложили последний, самый большой склад и назвали его складом Одной Тонны. Затем повернули обратно.
По дороге завернули в старую хижину на мысе Хат. Там их поджидал доктор Аткинсон, старый спутник Скотта еще по первому путешествию к Южному полюсу. У него была почта, оставленная капитаном «Терра-Нова» на обратном пути в Новую Зеландию. И тут Скотт узнал поразительную новость. Оказывается, «Терра-Нова» встретила возле Барьера Росса, в пустынной Китовой бухте… «Фрам», корабль Нансена, на котором теперь прибыл в Антарктиду знаменитый норвежский путешественник Руал Амундсен. Он расположился на шельфовом леднике Росса, в четырехстах километрах от базы Скотта, на сто километров ближе к полюсу.
Первоначально Амундсен, как всем было известно, собирался к Северному полюсу, но его обогнал Пири. И тогда знаменитый норвежец изменил свой план: он решил идти к Южному полюсу.
Скотта неприятно поразила эта неожиданность. Почему Амундсен не предупредил его заблаговременно? Скотт так оберегал себя от каких бы то ни было соревнований! Он хотел спокойно исследовать неизвестный материк, без спешки, без игры наперегонки. И вот неожиданно, едва ли не под боком у него возникает соперник!
Амундсен впоследствии оправдывался. Он говорил, что не хотел раньше времени сообщать миру о своих изменившихся планах потому, что боялся «газетной шумихи», упреков в «грязном соревновании». Он опасался, что те, кто дал деньги на его экспедицию к Северному полюсу, теперь не захотят вкладывать их в новую экспедицию, и прочее, и прочее… Скотт — опытный путешественник, продолжал Амундсен, он исследователь, а что касается Амундсена, то его интересует лишь достижение полюса. Науке он предоставляет самой пристраиваться к его новым намерениям.
Повод для упреков в соревновании Амундсен все же давал, от них ему не отмахнуться. Амундсен действительно был спортсменом, а не исследователем, тоже верно. Но разве это меняло дело?
Скотт знал, что Англия ему не простит, если он не придет первым.
Мужественный и твердый, он только сказал своим товарищам: «Это великолепная мысль — идти к полюсу на собаках, я не думал, что их возможно перевезти через океан». И больше ни слова.
А про себя он решил: теперь ничего нельзя исправить, и потому всего разумней и корректней будет и дальше поступать так, как было намечено. Нужно идти своим путем, трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ли сомнений. И кончено. Он не будет об этом ни с кем говорить. Он постарается об атом даже не думать. Товарищи Скотта, прекрасно понимавшие, как велико беспокойство начальника экспедиции, тоже корректно молчали. И жизнь пошла своим чередом, будто ничего и не произошло.
В делах и заботах незаметно подкралась зима. Полярники занимались метеорологическими наблюдениями, они исследовали небогатый мир животных Антарктиды, работали в холодных лабораториях неподалеку от базы. Иной раз, если выпадала сносная погода, играли в футбол. Дома засиживались за шахматами. Приветливо светились окна в одиноком домике на мысе Эванса. Где-то вдалеке курился вулкан Эребус, голубой стеной сползал в море глетчер, искрились айсберги, стоявшие здесь точно на приколе, и далеко-далеко уходили таинственные Западные горы с высокими острыми пиками. Дивный горный пейзаж, неземной, такого больше нигде в мире не встретишь!
В экспедиции собралось много знающих людей: геологи, физики, метеорологи, биологи. «Было бы слишком злой насмешкой со стороны судьбы дозволить такому количеству знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не совершив», — думал Скотт.
По вечерам полярники устраивали настоящий университет: специалисты рассказывали о новостях своей науки, путешественники — о странах, где они побывали, а, исколесили они весь мир,
В самом разгаре зимы, 6 июня, был день рождения Скотта. Товарищи тайком приготовили огромный, затейливо украшенный торт, потом устроили торжественный обед с крюшоном из сидра, с ромом и ликерами.
Отечески добродушно Скотт прислушивался к веселой болтовне молодежи. Они смеялись, прыгали через столы и стулья, соревнуясь в ловкости.
Особенно веселился капитан Лоуренс Отс, будущий спутник Скотта к полюсу.
Хорошие подобрались ребята в группе Скотта — и офицеры и матросы. Чего стоит этот богатырь, весельчак и балагур — матрос Эдгар Эванс, однофамилец лейтенанта Эванса. Матрос второй раз сопровождал Скотта в Антарктиду. А эти русские парни — Антон Омельченко или Дмитрий Горев — как они сошлись с английскими парнями!
Потом мысли Скотта перенеслись в Англию, к жене, маленькой стойкой Кэтлин, к крепышу Питеру. Ему было девять месяцев, когда отец его уехал из Англии. «Он станет совсем большим, когда я вернусь», — улыбнулся Скотт этой мысли. Как там они сегодня? Наверное, тоже его вспоминают, может, вместе со старым Маркхэмом. Старик любит его и, наверное, если понадобится, все сделает для экспедиции, что только будет в его силах. Вспоминал Скотт свое последнее путешествие с Кэтлин чуть ли не вокруг земного шара. Пока «Терра-Нова» медленно продвигалась к югу, они с Кэтлин на разных транспортах ехали самостоятельно. Они останавливались в африканских владениях Англии, где считались личными гостями генерал-губернатора лорда Гладстона. Он принимал их в своем загородном доме, где они спали под открытым южным небом, и созвездие Южного Креста охраняло их с высоты. Скотт делал все, чтобы собрать деньги для экспедиции: читал лекции, рассказывал, как важно исследование неизвестного материка. Однако местные богачи, владельцы бриллиантовых рудников, неохотно шли на пожертвования… Обидно вспоминать об этом.
Потом Австралия, Мельбурн, потом Веллингтон в Новой Зеландии… Везде они с Кэтлин были вместе… Однако настал час, и «Терра-Нова» с капитаном Скоттом на борту отвалила от причала, и Кэтлин осталась где-то там, в туманной дымке… Увидит ли он ее еще?
Мысли Скотта перескочили на другое. Ему сорок три года. Может быть, он стар для такой экспедиции? Но ведь Роберту Пири было пятьдесят два года. Он хорошо помнит этого американца, непомерно длинного, с рыжими усами. Они стояли рядом, они пожимали друг другу руки: Пири — уже вернувшийся с победой, и Скотт — направлявшийся в неизвестное…
Уилсон говорит, что с годами человек становится более выносливым и менее чувствительным к холоду. Что же к старости будет с Бауэрсом? Для него, хотя он и молод, холода нет. Целый день он может работать на воздухе в своей поярковой шапчонке. Правда, Бауэрс чудо! Скотт восхищался им, его ловкостью, его готовностью прийти всем на помощь. Славные у него ребята. И на этой приятной мысли Скотт уснул.
Июнь был щедр на праздники: приближалось 22-е число, день солнцестояния. У нас, на севере, — летнее, здесь — зимнее. В конце декабря полюсная партия будет в походе, там уж не до веселья! Нельзя ли устроить наперед любимый праздник — рождество? И снова парадный обед с ликерами и шампанским. Даже с елкой. Это сюрприз Бауэрса. Вместо елки он устроил из палок, обернутых фольгой, деревцо; его увешивали самые настоящие хлопушки, разные игрушки, горели и свечи. При свете елочных свечей раздавали маленькие подарки, об этом позаботилась сестра доктора Уилсона. Она приготовила их в Англии и передала брату. Взрослые мужчины, смелые, мужественные путешественники, как они радовались этим пустячкам, словно дети!
Все вспоминали дом, «старую добрую Англию», семью, близких.
Даже сама природа оказалась милостивой, она также включилась в игру, устроив великолепный фейерверк — полярное сияние.
…Миновала зима. Уже стояла на пороге холодная антарктическая весна. Скотт рвался к полюсу, но начать поход раньше, чем установится сносная погода для его лошадок; не рисковал. Однако мысль о том, что Амундсен с его собачьим транспортом, возможно, уже в пути, мучила его. Но приходилось ждать.
…И день этот наступил для Скотта только 1 ноября. Весна в том году была особенно неблагоприятной. Неужто таким же будет и лето, со страхом спрашивал себя Скотт. Погода отвратительная, дорога еще хуже. Неровности, трещины во льду, ветер, бьющий прямо в лицо, мелкий колючий снег. «Ужасный переход», — часто встречаешь эти слова в дневнике Скотта. Но стоило путешественникам собраться в палатке для отдыха, как слышались шутки и смех…
Моторные сани, увы, скоро были брошены, у них все время ломался мотор, не приспособленный к антарктическому климату. Пришлось в сани впрягаться самим. Но оставались еще собаки, хотя их было немного, и лошадки, главная надежда Скотта. Пока и те и другие тащили грузы. Они часто проваливались в рыхлом снегу, худели, теряли аппетит. Так прошла первая часть пути до ледника Бирдмора.
Дальше пошло совсем плохо. Лошадки выбились из сил, и корм для них кончился. Их пришлось пристрелить. Это место путешественники назвали Лагерем Бойни. На, обратном пути полюсная партия будет питаться мясом убитых лошадей… Ну что ж, записывает Скотт, остается сыграть игру до конца…
Стоянки со всякими припасами делали на расстоянии шестидесяти пяти километров друг от друга. Вспомогательные партии то шли впереди Скотта, то сзади, иногда они встречались на остановках. Но вот настал час, когда из двенадцати человек четверо с собачьими упряжками должны были вернуться обратно. Осталось всего восемь.