— Понятно. А наши… они что-нибудь знают, Мэри?
Девушка помотала головой.
Нет, конечно, нет. С турецкого переводила я сама.
Уэнинг поднялся, подошел к окну и, отдернув край шторы, устремил взгляд в царящую за окном черноту. Он стоял так совершенно неподвижно некоторое время, а секретарша молча смотрела на крепкуюхнину и широкие плечи этого сильного человека. Когда он обернулся, она поспешила отвести взгляд.
Третий случай, — негромко произнес он. — Вы не знали об этом, Мэри, не так ли? Но дело обстоит именно так: два случая произошли раньше, этот — третий. Но как? Бог мой, мне страшно думать об этом! И что я, черт побери, могу поделать?..
Мистер Уэнинг, сэр Юстас предполагал, что вы очень расстроитесь. Он сказал, что вы не должны принимать это слишком близко к сердцу, и просил, чтобы я передала вам это.
Он понимает…
Достаточно, Мэри, Я признателен ему за сочувствие, но это не то, в чем» нуждаюсь. Мне нужно найти этого проклятого предателя, дьявол его дери! Найти и схватить!
Он направился к двери, открыл ее, но, прежде чем выйти, бросил через плечо:
— Позвоните сэру Юстасу. Скажите, что я выехал к нему. И вышел, хлопнув дверью.
Секретарша со вздохом подошла к своему столу, выдвинула ящик, начала шарить в нем в поисках аспирина. Но трубочка с таблетками куда-то задевалась. Когда она снимала телефонную трубку, глаза ее были полны слез.
Достигну в Уайтхолла, машина У энинга остановилась на углу Бердкейдже-стрит, Мистер Уэнингвышел из машины и пешком прошел до Казарм Веллингтона. Толкнув железную калитку, он пересек небольшой садик и вышел к старинному особняку, обращенному тыльной стороней к Бердкейдже-стрит. Поднявшись на крыльцо, он позвонил.
Дверь распахнулась немедленно: Уэнинга, по-видимому, ждали. Респектабельный пожилой дворецкий поклонился пришедшему:
— Прошу вас, сэр. Пожалуйста, сюда! Ваши пальто и шляпу… Сэр Юстас ждет вас.
Следуя за дворецким, Уэнинг прошел по коридору к двери кабинета помощника министра. Дворецкий, постучав, приоткрыл дверь и доложил о его прибытии, после чего исчез. Уэнинг вошел в теплую, ярко освещенную комнату. Помощник министра работал за письменным столом.
Узнинг шагнул вперед.
— Сэр Юстас, — начал он, даже — не обменявшись приветствиями с хозяином кабинета, — это опять случилось! Но вы, конечно же, узнали об этом одновременно с нами, если не раньше.
Помощник министра кивнул.
— Да. Немецкая и турецкая пресса поступают к нам без задержки. Как и к вам, Узнинг.
Он встал, вышел из-за стола и дружески протянул Уэнингу руку, На его губах была улыбка, но глаза оставались холодными, спокойными и невозмутимыми. Уэнинг взглянул в лицо этого очень умного и опытного государственного деятеля, пытаясь предугадать, какое направление примет их разговор.
Указав рукой на стоящее у камина кресло, сэр Юстас взял с письменного стола коробку с сигарами, выбрал две, осмотрел их, аккуратно обрезал кончики, после чего предложил одну из них своему гостю. Щелкнув золотой зажигалкой, он дал прикурить Уэнингу, закурил сам и опустился в кресло напротив.
— Как я и предполагал, — начал он, — случившееся задело вас за живое, Уэнинг. И это понятно. Помимо очевидных последствий, которые возымеет этот факт, вас мучит мысль о том, как такое могло стать возможным. Вы подозреваете… нет, вы уверены, что в вашем бюро орудует предатель. Ну что ж, было бы странно, если бы вы это не заподозрили. И все же я не хотел бы, чтобы вы излишне расстраивались из — за этого, считая себя ответственным за случившееся… даже косвенно виновным. Это не только мое мнение. Такой же точки зрения придерживается и министр. Замечу, что в целом он доволен работой вашего бюро, и этот прискорбный инцидент, конечно, не может перечеркнуть все полезное, что сделано и делается вами и вашей командой. Поэтому не будем излишне драматизировать случившееся. Особенно, если учесть…
Уэнинг позволил себе прервать своего высокопоставленного собеседника.
— Сэр Юстас, — сказал он, подняв свою большую голову и бросив исподлобья взгляд на помощника министра, — я, конечно, признателен вам за ваши слова. И я ценю то, что господин министр считает, что в этой войне и мы приносим какую-то пользу нашей стране. Однако я не настолько туп, чтобы не осознать, какой ущерб нашему делу причиняют эти инциденты. И вот опять работа нескольких месяцев сведена на нет этими публикациями. Да, я считаю себя ответственным за происходящее. Это мое бюро и мои сотрудники, а значит, я несу полную ответственность за то, что происходит в отделе "Си". И если в отделе имеет место утечка информации, то вина за это, естественно, ложится на меня. Но, видит Бог, я не знаю, каким образом… — Он беспомощно пожал плечами.
Помощник министра, исследующий тлеющий конец своей сигары, улыбнулся.
— Я понимаю ваши чувства, Уэнинг, — сказал он. — Но, может быть, вам станет легче, если я поставлю вас в известность кое о чем, свидетельствующем об отношении к вам министра. Так вот, министр, несмотря на эти "инциденты", как вы их назвали, оценил работу отдела "Си" достаточно высоко, чтобы включить вас в очередной список на присвоение государственных наград. — Он улыбнулся еще лучезарнее. — А потому курите свою сигару — она того стоит, поверьте, — и перестаньте себя мучить. Вы весьма ценный сотрудник и не должны отвлекаться от своего основного дела ради вещей, которыми по долгу службы занимаются другие. А то, что люди Геббельса тянут щупальца к вашей конторе и стараются помешать готовящимся пропагандистским кампаниям до их начала, отнюдь не удивляет ни меня, ни министра. Более того, мы даже предвидели нечто подобное.
Помощник министра улыбнулся еще шире, видя, как округляются глаза Уэнинга и ползут вверх его брови.
— Вам следует понять, — продолжил он, — что дело это имеет два аспекта. Один из них очевиден, другой… ну, скажем, менее очевиден. Разрешите мне, прежде всего, остановиться на вопросах, непосредственно касающихся вас. — Он сделал паузу и аккуратно стряхнул столбик сигарного пепла в пепельницу, установленную на подлокотнике кресла.
— "Международная торговая корпорация Уэнинга" была зарегистрирована вами за шесть месяцев до объявления войны. Естественно, никакими импортными операциями она не занимается, а лишь служит легальным прикрытием для деятельности отдела "Си" — очень важного учреждения, ведущего просоюзническую пропаганду во враждебных нам и нейтральных странах. Штат сотрудников вы подбирали сами. Но не только вы, разумеется. Каждый кандидат, претендующий на работу в отделе "Си", прежде чем быть зачисленным в штат вашего бюро, проходил тщательную и всестороннюю проверку со стороны спецотдела Скотланд-Ярда, занимающегося такими делами. И спецотдел разделяет с вами ответственность за случившееся.
— Это, разумеется, верно, — сказал Уэнинг. — Однако… Помощник министра движением руки прервал его.
— Насколько я помню, — продолжал он, — первый инцидент произошел в конце сентября… Да, да, именно так! Вы готовили материал для проведения пропагандистской кампании в сохраняющих нейтралитет странах Восточной Европы. Однако за три дня до начала кампании эти материалу появились в прессе балканских стран. И, конечно же, не в том виде, в каком их намеревались опубликовать вы. Факты были искажены, частично фальсифицированы и фактически обращены против нас. Только идиот решился бы вернуться к ним, так как наше выступление в прессе с использованием тех же данных дало бы противоположный эффект и в конечном счете обернулось бы против нас. Не приходится сомневаться, что к этому делу приложили руки сотрудники Геббельса: им удалось каким-то образом выкрасть копии предполагаемых публикаций, извратить их и в таком виде преподнести народам Балканского полуострова.
Уэнинг, опустив голову, внимательно слушал помощника министра.
— Вы, конечно, помните, — продолжал сэр Юстас, — как после этого события министр, вы и я устроили совещание и пришли к выводу, что причиной случившегося является утечка информации в отделе. Было решено, что вы частым гребнем прочешете свой отдел и под предлогом сокращения кадров, вызванного сокращением ассигнований, удалите всех, кто внушает хотя бы малейшее подозрение. В результате этой операции были уволены три человека… Боюсь, я смогу вспомнить фамилию лишь одного из них… — Помощник министра вопросительно взглянул на шефа отдела "Си".
Совершенно верно, сэр Юстас. После проверки были уволены Харкот Марч, Фердинанд Мотт и Николас Беллами, — перечислил Уэнинг.
Да, да, — подтвердил помощник министра. — Из них мне запомнился лишь Беллами. О причине этого я скажу позже. Убрав из отдела эту троицу, мы сочли, что оставшиеся сотрудники вне всяких подозрений. И ошиблись. В ноябре мы вновь столкнулись с утечкой информации. А сейчас, в январе, произошел еще один инцидент, пожалуй, самый серьезный. — Он откинулся на спинку кресла и глубоко затянулся.
— И виновен в этом кто-то из оставшихся моих сотрудников, — угрюмо констатировал Уэнинг.
— Скорее всего, лишь отчасти, — уточнил помощник министра. — Я хочу заострить ваше внимание на одном моменте, который представляется мне весьма существенным. Вспомните, после того, как Марч, Мотт и Беллами были уволены, министр счел необходимым организовать наблюдение за ними. Кроме того, мы решили, что вы, со своей стороны, дадите им понять, что весьма сожалеете о необходимости с ними расстаться, и постараетесь поддерживать с ними неслужебные связи.
Именно так я и поступил, — кивнул Уэнинг. — Я старался не упускать их из вида, приглашая время от времени к себе на ужин или на приемы с коктейлями, которые устраивает моя жена. Я полагаю, вы помните, что это не дало никаких результатов.
И тем не менее, — заметил помощник министра, — мы тогда решили, чтобы спецотдел продолжал держать их под колпаком…
Но я тогда возражал против этого, — прервал своего собеседника Уэнинг. — Я со всей определенностью заявил, что не имею ничего конкретного против кого-либо из них.
Да, да, — кивнул сэр Юстас. — Вы сочли, что мы не очень честно обошлись с ними. На этих людей пала лишь тень подозрения, причем неопределенного и, возможно, необоснованного, и тем не менее ими пожертвовали.
Сэр Юстас, я не сказал бы, что даже выражение "Неопределенное и необоснованное подозрение" можно применить в отношении Николаса Беллами, — с неудовольствием заметил Уэнинг. — И, если говорить откровенно, я уволил его вовсе не по этой причине. Я просто воспользовался случаем избавиться от него, потому что он не казался мне пригодным для такой работы: ленив, необязателен, небрежно относился к своим обязанностям и чуть ли не ежедневно напивался. При всем этом он отнюдь не был лишен способностей и умел работать, если у него возникало такое желание. Жаль только, что желание трудиться возникало у него крайне редко. Вот почему я воспользовался возможностью избавиться от такого сотрудника.
— Да, да, я помню. Именно так вы объяснили все это тогда, — заметил помощник министра. — Значит, никаких подозрений, в том числе и неопределенных в отношении Беллами не возникало. Только лень, небрежность, пьянство — это все. — Он усмехнулся. — Скажите, Уэнинг, не кажется ли вам, что именно это должно было пробудить интерес к нему?
Уэнинг удивленно вскинул голову.