Вода, я пил её однажды.
Она не утоляет жажды.
Рай, или то, что поначалу показалось раем, был пуст и отвратителен на вид. Криво торчащие, сухие деревья, меж которых порой попадались сморщенные трупы праведников. Фредди ещё не перестал удивляться дикому несоответствию: однажды эти люди уже умерли, зачем же умирать второй раз?
Рай — или это был ад — Фредди затруднялся сказать — состоял из отдельных оазисов, расстояние между которыми было невелико: мили две или чуть больше. В центре каждого оазиса находился источник, в котором струился или сочился по каплям тот или иной напиток: виски, водка, ром… Поднапрягши остаток разума, Фредди догадался, что в каждом из ручьёв течёт то, что приходилось пить при жизни, причём, чем больше было выпито, тем полней оказывался источник. У источника текилы влагу пришлось бы слизывать языком, а фонтаны ракии или чачи для Фредди оказались бы пересохшими, поскольку, хотя он и слышал эти названия, но пробовать, ни ракию, ни чачу ему не доводилось.
В первый день пребывания в раю, Фредди осознал себя возле родника бренди и как следует отметил это событие. На трупы соручейников — слово «собутыльник» здесь не подходило — он не обратил внимания, решил, что ребята малость перебрали. Утром, с трудом очнувшись и с отвращением похмелившись, попробовал добудиться хоть кого-то, но быстро понял, что никого не добудится. Многие сохраняли человеческий облик только потому, что были крепко проспиртованы.
Фредди в ужасе бежал из оазиса, поначалу показавшемуся раем. То есть, это сильно сказано: бежал. Уполз, ухромал, уковылял, опираясь на палку, отломленную с одного из деревьев, что окружали источник. Когда-то на деревьях произрастало нечто съедобное, но ныне, заспиртованное и высушенное оно не напоминало ничего. Тяжкий смрад сивухи отбивал всякую мысль о том, чтобы попробовать это произрастание на вкус.
Погода, по счастью, благоприятствовала путешествиям. Лёгкие облачка скрывали солнце, было тепло, но не жарко. Будь иначе, Фредди никуда бы не добрался. А так он высмотрел на горизонте купу деревьев и двинулся в путь.
Источник водки встретил его исконным ароматом, вызывающим рвотные позывы. Трупов здесь было ещё больше, чем в прошлом оазисе, и они подвигли Фредди продолжать путь.
Далее попалось место полностью иссохшее. Мощный запах красного перца подсказывал, что здесь могла бы течь перцовая настойка, чуждая вкусам Фредди.
Затем встретилось озеро виски. Проходя мимо, Фредди с огорчением подумал, что всегда требовал от бармена на три пальца чистого. Сейчас ему очень пригодился бы стаканчик содовой со льдом. Но чего нет, того нет, Фредди смочил пылающую голову спиртом и отправился дальше. На пути встретился ручеёк рома, лужица шнапса, грот граппы — Фредди шёл мимо.
Он давно упал бы и умер вторично, но Фредди был молод и ещё не успел пропить прежние силы. Разумеется, он был алкоголиком и при всяком подвернувшимся случае пил вмёртвую, но растратил ещё не всё. Он и помер не с перепою, а просто по пьяни полез на дерево, сорвался и сломал шею. Так что Фредди продолжал переставлять ноги, хотя не испытывал никакой надежды. И почти не удивился, увидав, что впереди кучится нечто напоминающее зелень. Приволакивая обе ноги, с хрипом выдыхая воздух, Фредди поспешил туда. Вот рядом кудрявые кроны, вот бурлящий источник и ручей, весело бегущий от него. Фредди упал на колени, лицом в ручей.
Пиво! Источник пива, прохладного свежего! Фредди глотал чудесный напиток, пока у него не раздулся живот и не осовел взгляд и без того не вполне трезвый после путешествия по спиртовой долине.
Он спасён! Вот он — рай! Вот счастье!
Фредди принялся обходить свой парадиз. Его встревожили несколько скелетов, валяющихся вдоль пивного ручья, но Фредди успокоил себя, решив, что если ручей внезапно пересохнет, или пиво заменится на что-то непригодное к употреблению, он всегда успеет уйти дальше. Зато, обойдя почти половину своих владений, Фредди нашёл живого человека. Опять же, странно звучит выражение «живой человек» применительно к обитателю потустороннего мира. То же можно сказать и о слове «нашёл», поскольку незнакомец лежал на бережку и не совершал никаких попыток двинуться навстречу Фредди.
Был он не то, чтобы очень толст, но неприятно грузен, оплывшее лицо, жирные губы, необъятное чрево, сползающее с колен. Запах от лежащего шёл такой, что даже аромат пива не мог его перешибить.
Почувствовав приближение Фредди, лежащий разлепил глаза.
— А, новенький! Давай, присаживайся.
Фредди обошёл лежащего, выбрал себе местечко выше по ручью. Садиться ниже было противно, судя по всему, найденный уже несколько суток не вставал с места, и нечистоты от его расплывшейся туши стекали прямо в ручей.
— Давно тут? — спросил Фредди.
— Кто же здесь время считает? Ты водочный источник проходил?
— Было такое, — признал Фредди. — Я с бренди начал. Потом водка, виски, ром… ещё что-то.
— А я с коньячка. Зубровку, старку — всё миновал. Тут всякий своим путём идёт, но водку проходят все. Мимо неё не проскочишь, — лежащий заперхал и запел на варварский мотивчик:
— Вот с хлебушком там плоховато, — продолжил он, откашлявшись. — Зато здесь лепота: на деревьях орешки растут, фисташки с солью. Я раньше ел, а теперь расхотелось.
— А дальше что? — спросил Фредди. — Должно же где-то быть место, где не алкаши мрут, что травленые мухи, а живут нормальные люди. Травка там растёт, в речке вода, птички поют. Я бы в речку влез и три дня отмокал.
— Хе, о чём заговорил! Поздно, брат. Такое место если и есть, то не про нас.
— Но ведь я не только бренди, но и воду пил. Всяко дело, больше, чем водки.
— И что с того? Ты, я вижу, в здешних делах ничего не понял. Дело не в том, сколько ты выпил, а сколько хотел выпить. Тебе на день рождения мамочка сока ананасового предлагает, а он тебе по фигу, тебе пивка хочется. Вот оно, пивко, пей на здоровьице. А такого, чтобы мечтать о стакане чистой воды — не было в твоей жизни. И в моей не было. Так что и здесь воды не будет.
Фредди развернулся и пошёл вдоль ручья дальше.
— Эй! — позвал собеседник. — Ты смотри, выше меня по течению не устраивайся. Нечего в моё пиво срать.
Фредди отошёл подальше от вони и устроился на ночлег. На пиво особенно налегать не стал, а солёным фисташкам отдал должное. Спал, конечно, неважно, но проснулся человеком, так что даже подумал, что неплохо бы сбегать назад, пропустить стаканчик-другой. Однако преодолел искушение и, хлебнув из горстки пива, пошёл посмотреть, как дела у расслабленного соседа.
Поговорить не удалось. Сосед был мёртв. Не так он был и толст, только брюхо, такие называют пивными, лежало на камнях словно бы отдельно от тела. Из раскрытого рта один за другим падали белые трупные черви. Сосед сгнил заживо. Так и бывает, если жить на одном пиве. Тут и солёные орешки не помогут.
Фредди перешёл вброд ручей, отыскал свою палку, сориентировался, как мог и отправился в путь. Шёл, хотя и знал, что его ничего больше не ждёт. И всё же, увидел вдалеке словно бы пригорок. Там не было деревьев и кустов, ни засохших, ни выросших на пиве, но каменистая земля бугрилась, как это бывает у источников. Фредди не ускорил шага, он размеренно переступал ногами пока не оказался рядом с последним источником. Тот был практически сух, но всё же белая влага выступала меж камней. Фредди упал на колени, приник губами к камню.
Один сладкий глоток и воспоминание, которого не могло быть. Он приник к маминой гуди и сосёт, сосёт без конца, и не может насытиться. Но мама говорит: «Стоп, хватит, обжора, лопнешь…» — и отнимает грудь.
Фредди ткнулся растрескавшимися губами в сухой камень.
«Мало! Ещё!»
Бесполезно. Камень сух.
Даже если завтра выступят ещё несколько капель молока, их не хватит, чтобы прожить. И вообще, с чего он взял, будто ему следует здесь выжить? Он умер, благополучно сломав себе шею, так чего ради теперь бьётся? Другие, кто жил красиво и благородно, в конце концов, тоже исчезнут. Вполне возможно, что их агония будет красивой и благородной, им не придётся бродить от озера виски до источника водки, но они всё равно обратятся в прах. А Фредди преодолел все стадии ничтожности, но никто не скажет, будто он не прошёл свой путь до конца.