— Ой, Вить, только не надо! — Она слегка боднула его в грудь. — Два года прошло. Это ты на острове живешь, а я в Москве. Со всеми истекающими последствиями, как говорит мой папочка.
— Как он, кстати? — Ладонь по-прежнему осталась лежать на ее плече, и пальцы покалывало от мягкого тепла разогретого солнцем тела.
— Скрипит потихоньку. Привет не передавал. Никто, даже твои, не знают, что я тебя нашла.
— И как же это удалось?
— Папа всегда говорил, что у меня незаурядные способности к личному сыску.
— Это когда ты его с очередной пассией выслеживала?
— Ха-ха-ха! Было по малолетству… А ты помнишь?
— Я все помню, Настя.
— Господи, — она уткнулась лицом ему в грудь, — и зачем же ты уехал, Кашпировский ты мой! Все было бы иначе…
— Зачем, зачем… — Он крепко обнял ее, поцеловал горячие от солнца волосы.
— Так, Ладыгин, брысь на место! — неожиданно встрепенулась Настя, сбрасывая его руки. — Врач не должен пользоваться минутной слабостью пациента, пусть и бывшей жены.
— Тем более — соблазнительной женщины, — попытался подыграть ей Виктор.
— Витюш… — Она посмотрела ему в глаза. — Не надо. Ты же всегда рассудком жил. Вот и сейчас подумай, что нас ждет. А ждет нас — максимум! — скоротечная любовь на служебной кушетке. А я от блицкригов как-то отвыкла. Не тот возраст.
— Значит, на ночь не останешься?
— А что это изменит? Ну, хорошо будет, даже уверена, что хорошо. А потом? Ты отсюда не уедешь, я здесь не останусь. Зачем ворошить старое, Витя?
— Ты права, — Он убрал руки. Постоял немного, потом вернулся за стол и закурил. — А ты научилась придавать этому несколько большее значение…
— Любая баба хочет только по любви, что тут такого? Жадность со временем проходит, и вдруг понимаешь, что хоть в этой сфере количество не переходит в качество. Вот такая диалектика.
— Да уж, — вздохнул он. — Тут Гегель, конечно, лопухнулся.
— А ты стал похож на монаха. В белой рясе. — Она из-под ладони посмотрела в глубь кельи, где в темном углу стоял его стол. — Что ты там делаешь?
— Курю.
— Надулся. — Она легко спрыгнула с подоконника. — Вить, ну что тебя здесь держит? Знаешь, сколько сейчас психиатры в Москве заколачивают? Захотел бы работать в клинике, мама бы устроила в любую.
— Вот-вот. — Он снял очки и погладил тонкими пальцами переносицу. — Один приятель открыл медицинский кооператив, меня звал. Говорил, самое перспективное — вкладывать деньги в медицину, туалеты и морги. Люди, дескать, всегда будут болеть, хотеть в туалет и умирать. Независимо, есть у них жратва или нет.
— Ну и правильно говорил.
— Только пристрелили его очень скоро. Не успел разбогатеть.
— Знаешь, кто не рискует…
— Тот пьет водку на чужих поминках, — окончил за нее Виктор. — А главное, мне это неинтересно.
— Конечно, здесь куда интереснее! Первый парень на деревне… Вернее, на острове.
— Здесь работа. Ты же тоже любишь свою работу.
— Не-а. — Она вскинула руки, собрав волосы на затылке. — Я не работаю, не пашу, не вкалываю и не заколачиваю бабки. Я, Витюш, живу! Сейчас работа журналиста полностью соответствует моему представлению о жизни. Мне интересно так жить, и все. Завтра проснусь, захочется жить иначе — сменю работу.
— А для меня это больше, чем образ жизни.
— Нашла коса на камень! — Она хлопнула себя по узким бедрам, туго обтянутым джинсами. — Какая местная Фекла тебя приворожила, а?
— Кто о чем, а баба о бабе! — рассмеялся Виктор. — Мужик он, мужик.
— Вот тебе раз! Ну-ка, колись, бывший благоверный. До каких это глубин разврата вы дошли в этом святом месте?
— Ты даже не представляешь, — сказал он неожиданно серьезно.
— Не поняла.
— О Мещерякове не слышала?
— Не-а, — легко соврала Настя.
— Был такой крупный исследователь, пока друзья не сожрали.
— Профессор, наверное?
— Нет. Докторскую защитить дали, а дальше не пустили. Да и докторская была на закрытую тему.
— Как диссидентам через задницу вкатывать краткий курс истории партии?
— Ну зачем так? Он… — Виктор резко встал, в два шага пересек келью и распахнул дверь в коридор. Дверь, как и все здесь, была без ручек, открывалась специальным крючком. Прислушавшись к гулкой тишине, Виктор мягко закрыл дверь, тихо щелкнул замок.
— Па-ра-но-йя, — по слогам произнесла Настя, покрутив пальцем у виска. — Шиза косит наши ряды, ага?
— Показалось. — Виктор сунул крючок в карман халата.