За черным соболем - Клипель Владимир Иванович 5 стр.


До Комсомольска Амур течет широкой долиной. Далеко слева, сливаясь с нагромождениями кучевых облаков, маячили голубые призрачно нежные зубцы хребта Джаки-Унахта. До самых сопок расстилались редколесные заболоченные мари - так называли здесь болота, покрытые багульником, осокой и мхами,- дикие, непролазные и безлюдные места, по которым прокладывали в то время железную дорогу из Хабаровска на Комсомольск. Среди этих марей лежит одно из крупнейших озер амурской поймы - Болонь.

Как правило, население держится высокого, правого, берега, но и тут деревни стояли не часто: на десять-двенадцать, а то и на пятнадцать километров одна от другой. Я целыми часами простаивал на палубе, глядя зачарованными глазами на берега.

Мимо города Комсомольска шхуна прошла на второй день пути. Долго виднелись дымившиеся трубы заводов. Теперь Боев уступил место у руля старшему матросу: Амур, стиснутый с обеих сторон крутыми сопками - отрогами Сихотэ-Алиня, был здесь так глубок, что опасность посадки на мель исключалась. Сумрачные сопки с голыми щебнистыми вершинами-гольцами обрывались к воде скалистыми утесами, возле которых шла глухая извечная борьба воды с камнем.

Резко изменилась растительность: кругом господствовали лиственница, береза, ель, осина. Лес стоял частый, как зеленая стена, безмолвный, и от него веяло дикостью и суровой непокоренной силой.

По распадкам ютились небольшие села, каждое из которых своим названием говорило, откуда прибыли первые переселенцы.

Вечером, когда солнце позолотило вершины гор и пламенеющее небо отразилось в зеркальной поверхности реки, над водой поднялась белая метелица. Тысячи бело-зеленоватых мотыльков неслись навстречу шхуне, подобно весеннему снегу, когда он падает пушистыми крупными хлопьями. Мотыльки-эфемеры плотным слоем облепили палубные надстройки, садились на лицо, шею, руки, и хотя не кусали, но их щекочущие прикосновения были неприятны. Однако смахнуть их с лица не было возможности: от прикосновения рук они попросту размазывались.

- Что это, откуда? - спросил я, растерянно отмахиваясь от этого живого снега.

- Метляк поднялся,- сказал Боев.- Значит, скоро горбуша пойдет. Она первая идет в Амур. Потом летняя кета, а к концу августа и осенняя. Та тоже не сразу вся проходит: первым ходом идут «гонцы» - самая сильная рыба, а за ними вторым ходом основная масса. Эта уже послабее, ближе к берегам держится…

- А третьим?

- А третьим по сопкам.

- Как это? Рыба по сопкам?

- Какая рыба? Третьим ходом здесь по сопкам зима валит! - Боев добродушно расхохотался над тем, что ему удалось подшутить надо мной. Он хлопнул меня по плечу и сказал:

- Там мои хлопцы осетринки спроворили, может отведаем, а? Неплохо ведь? А то скажешь, что с капитаном Боевым плавал, а калужатинки не пробовал.

- Да где вы ее успели поймать?

- Я ведь родился и вырос на Амуре, а батька мой на Сахалине каторгу отбывал, а потом и навсегда в лимане обосновался. Мне тут все калужатники то сватья, то братья, то кумовья. Неужто не уважут? У нас, у рыбаков, так не принято!..

За ужином Боев подробно расспрашивал об экспедиции.

- Тяжелую ты себе задачу взял, не знаю, что тебе Абреков там наговорил, только ты ему особо не доверяйся! Скользкий он и бессердечный человек, на чужом несчастье славу себе наживает. Не одного охотника он на скамью подсудимых посадил, а того не разумеет, что в любом деле свой подход к человеку нужен. Не люблю я таких. Кого он тебе в проводники сосватал?

- Софронова, эвенка!

- Знаю его. Первый браконьер в районе, а вот умеет каждый раз как-то выкручиваться. Хитрая бестия.

- А места он знает?

- Этого не отнимешь, с завязанными глазами куда хочешь заведет и выведет, и охотник первейшей руки. От него ничего в тайге не укроется, все увидит, идет, будто книгу читает. Я, паря, понимаю, что ты не для себя, для народа на хорошее дело идешь. В Чумикан приедем, я со своим кумом поговорю, если он с тобой пойдет, будешь ты как у Христа за пазухой - не даст пропасть. Он хоть и из староверов, с одной кружки даже со мной не пьет, а кристальной души человек, ни в какой беде не покинет. Это уж у него крепко. И силен, дьявол. Как-то мы с ним уговорились на Бикине поднять из дупла черного медведя-муровьятника. Он мне и говорит: «Давай живьем его брать!» - «Давай!». Ружьишки в сторону, да и навалились на медведя вдвоем…

- Взяли?

- Какое там, хорошо что небольшой попался, а то бы кишки нам повыпускал. Мы ему передние лапы крутим, оп нас задними дерет. Всю одежду с нас спустил, пришлось прибить. Потом я ему говорю, что же ты, тигру живьем брал, а паршивого медведя не осилил? А он мне и отвечает: «Тигру легче скрутить, чем медведя. Мне об этом и раньше говорили, да я не верил, пока сам не убедился!» В общем выходит, что у каждого зверя вроде бы свой характер есть и против него не пойдешь, приходится считаться. Вот в Чумикан приедем, я тебя прямо Авдееву и препоручу, потому что ты, парень, мне по душе, дело твое стоящее и нужен тебе надежный человек!

Я вспомнил, что Мамонов рекомендовал мне заручиться поддержкой надежного бывалого человека. Вполне возможно, что он окажется нужным, стоящим проводником.

Боев поставил в шкафчик бутылку:

- Больше нельзя. Где-нибудь на берегу, так я бы разгон дал, а здесь не могу, народное добро мне поручено и должен я за ним смотреть и к месту доставить в сохранности. Кушай талу, первейшая это еда летом, а зимой строганинка!

- А я еще ни разу на медведя не ходил,- сознался я.- Интересно было бы поохотиться.

- О чем речь, мимо Шантаров пойдем, я тебя сведу на охоту! Если бы, как раньше, с гидой или с рогатиной, тогда другое дело, а когда ты с винтовкой, так никакой зверь не устоит. Думается мне, что скоро зверь на земле переведется совсем, если не взять его под защиту…

…Николаевск встретил нас туманом, который нагнало с лимана. Только к полудню его развеяло, и мы смогли войти в порт. Справа, против города, поднимались крутолобые сопки, а слева к самому городу тянулись обширные, заросшие водяной растительностью отмели-лайды. Шхуна «Пушник» бросила якорь на рейде. Оставив вахтенного на борту, мы все сели в лодку и поехали на берег. Шхуна была приписана к Николаевскому порту и должна была здесь запастись горючим на весь рейс, поэтому Боев считал, что стоянка продлится не менее трех дней.

Николаевск имеет любопытную историю, в которой есть печальные, полные трагизма страницы. Пользуясь свободным временем, а также воскресным днем, я отправился побродить по улицам. Характерной особенностью этого города являлось то, что он весь, за исключением нескольких зданий - деревянный. Завозить кирпич издалека дорого и трудно, да и взять его в то время, когда город строился, было негде. Крыши домов крыты волнистым оцинкованным железом, но ржавым, когда хорошо известно, что оцинкованное железо само по себе почти не ржавеет.

Я решил узнать, откуда взялось здесь оцинкованное железо? Оказалось, что в годы японской интервенции город был сожжен дотла, и жители, отстраиваясь заново; использовали все горелое железо.

На возвышенности, с которой открывался вид на Амур с пирсами, портовыми постройками, стоянками судов на всю его ширину до угрюмых лесистых сопок противоположного берега, стояло здание мореходного училища. Его окончил С. О. Макаров, ставший впоследствии видным ученым, адмиралом, гордостью русского флота. Я узнал об этом из надписи на мемориальной доске, висевшей на стене дома. Чуть в стороне, под сенью веселых берез, стоял другой памятник - черный каменный обелиск, поставленный в честь основателя города адмирала Невельского.

Осмотрев памятники, я спустился к самому берегу реки и вышел к городскому базару.

Базар тоже в своем роде историческое сооружение: по какой-то случайности он уцелел во время пожара и разрушения. Одна из стен этого сооружения стояла ка берегу, а другая - на сваях.

Между сваями плескалась вода. К сваям теснились десятки самых разнообразных лодок: гиляцких - длинных, с волнорезом на носу, выступающим в виде лопаты днищем и обычных - рыбацких плоскодонок, оморочек, и долбленых батов из цельного ствола тополя…

Вода была застойная, мутная, на ней плавала подсолнечная шелуха, объедки, мусор - все, что выбрасывалось праздными людьми, стоявшими у перил и сидевшими в лодках. Два раза в сутки вода слегка поднималась и опускалась: сказывались приливы и отливы моря, находившегося недалеко от Николаевска.

Базар гудел от множества людей, толпившихся между торговыми рядами, люди спорили, приценивались, зазывали покупателей к своему товару. На прилавках - всевозможная рыба, причем лучшая из согни видов, обитающих в Амуре так как николаевский покупатель к рыбе привередлив и первую попавшуюся есть не станет.

Здесь были сазаны, калуги, осетры, отборный карась и жирные сомы. Но особенно много лежало серебристой с синеватым отливом горбуши, ход которой у Николаевска начался. Лаская глаз, на прилавках стояли с красной, просвечивающей на свету смородиной берестяные туески. Туески были простые и с узорами, вышитыми или выдавленными на бересте костяной палочкой. Гиляцкие и нивхские женщины большие искусницы до этого ремесла. Черноволосые, широкоскулые, с узкими щелками черных глаз, они бесстрастно покуривали табак из длинных прямых и тонких трубочек с маленьким медным чубуком. На плечах у них красовались халаты из темной ткани, расшитые узорами (белым и красным по черному или темно-синему). Женщины продавали самое ранее растение - черемшу с длинными, крупнее, чем у ландыша, листьями, очень сочное, заменяющее на севере лук и чеснок, которые не успевают здесь вызревать. Время черемши уже прошло - она набирала цвет, была жестковата, листья вялые. Ей на смену уже пришел редис, но ведь бывают любители и на позднюю!

Перед отплытием, в Хабаровске, я покупал свежие огурцы, и вот снова догнал весну с ее черемшой, ранним зеленым луком-ботуном и редисом. Любителю цветов здесь еще предлагали ландыши… Лето в Николаевск приходит с опозданием на месяц, так как в отдельные годы выход из Амура бывает до июля забит льдами и холодный ветер дышит на город с моря. Однако короткого лета вполне хватает для созревания картошки, капусты и диких ягод.

Кое-как я протискался через толкучку к выходу и медленно побрел по деревянному, в четыре доски, тротуару. Базары очень интересны, по ним всегда можно ближе познакомиться с занятием жителей, но они очень шумные - быстро утомляют.

В палисадниках вместо деревьев и кустарников росли картошка и капуста. Овощи здесь ценились выше эстетического наслаждения от созерцания декоративных кустарников. К тому же невдалеке, в обширном березовом парке, достаточно было и тени, и зеленой травы, и свежего воздуха.

Дни пролетели незаметно: я ходил по учреждениям, беседовал с бывалыми людьми, собирал сведения о Тугуро-Чумиканском районе.

Тем временем на шхуну погрузили бочки с горючим. Рано утром выйти нам не удалось. Туман, принесенный вместе с волной холодного воздуха, за несколько минут закрыл береговые кварталы города. Обычное явление в Николаевске. Туман держался недолго, под горячими лучами солнца он стал быстро редеть и таять. Только поблескивающие мокрые крыши береговых построек еще некоторое время отдавали холодной синевой.

Порт был забит большими и малыми речными и морскими судами, баржами и катерами. Часть из них стояла на приколе как списанные или в ожидании капитального ремонта, другие грузились или разгружались, третьи ждали своей очереди у пирсов.

Назад Дальше