Елена вышла из кабинета.
— Если насчет еды, то, сестрица, не беспокойся, потому я забежал на минутку! Женихи нынче не нравятся мне. Все это про честь и благородство говорят, а у меня уже такой порядок заведен, ежели кто про благородство свое, то наипервый мошенник.
Шалимов вышел и сейчас же вернулся, объявив Сорокину, что Елена уснула.
— Как вам нравится? А знаете что, поедем ко мне ужинать в контору.
Шалимов почти насильно увез с собой Сорокина.
Контора печорского чугуноплавильного завода помещалась в одном из новых домов на Каменноостровском проспекте. Шалимов втолкнул репортера в темную прихожую и, нащупав выключатель, зажег электричество. Во всех трех комнатах было много икон старинного письма в серебряных ризах. В приемной был накрыт белой скатертью большой круглый стол. Шалимов послал жену швейцара в «Аквариум» за ужином.
— Присаживайтесь. Черт побери этих баб! Я женился, когда мне было двадцать пять лет, то есть, меня женил папенька. У меня есть сын.
Шалимов принес из кабинета две фотографические карточки, — жены, миловидной женщины, и сына, мальчика-подростка, похожего на мать.
— Уже в гимназию ходит. А вы где познакомились с моей сестрицей?
Вопрос был задан неожиданно, будто ненароком. Сорокин оценил этот прием и, не моргнув глазом, солгал. Шалимов сделал вид, что поверил.
— Я буду с вами откровенен. Сестрица подозревает меня черт знает в чем. Будто я убил ее жениха, честное слово! Бог свидетель, я не желаю ей зла и не желал. Гостил на Печоре у нас этот Замшин, так себе докторишка. Кому что нравится. Знаете, из поповичей. Покойный был злой человек, обидчивый. Но раз сестра выбрала, что я могу поделать. Я не люблю соваться в бабьи дела. Пошли раз на охоту: значит, я, моя жена, Лена и доктор. Разбрелись вдоль берега в разные стороны. Берег скалистый, а скалы отвесные. Собаки тявкают. Слышу выстрел, а затем крики. Что такое приключилось? А надо заметить, год для нашей семьи был несчастный, — мать померла, а потом папенька. Выбегает Елена, бледная, губы трясутся, и кричит, чуть не убили ее жениха. Пуля шлепнулась как раз у его головы и задела шляпу. Кто выстрелил, до. сих пор не знаю. Жена говорит, что не стреляла, я тоже. После этого Елена и Замшин уехали в Петроград, а вслед за ними и я с женой. А тут новое несчастье с Замшиным. Я уверен, что она меня подозревает, с сыщиками возится. Прямо не смеет сказать, но по глазам вижу, что думает. А вам она ничего не говорила?
Шалимов впился в Сорокина глазами. Швейцариха принесла ужин.
— Милости просим! Так что ж вы скажете! Бывают же такие истории. Я, знаете, уважаемый человек. Состою в переписке с высокими особами.
Для доказательства Шалимов принес из кабинета папку с телеграммами.
Раздался звонок. Шалимов вышел в прихожую.
— А, это ты, Анюта! Видишь, в полном рассудке! Беседуем с представителем прессы.
Муж и жена вошли в комнату.
— Знакомьтесь! Моя супруга.
«Бог мой! Да это же незнакомка под синей вуалью. Так вот оно что!»
Сорокин сгорал от нетерпения проверить, не ошибается ли он, что жена Шалимова и есть та таинственная незнакомка, потерявшая зеркальце с портретом Замшина. Как раз Шалимова вызвали по телефону, находящемуся в кабинете.
— Если не ошибаюсь, сударыня, я имел удовольствие встречать вас?
— Разве?
И Анна Шалимова прямо посмотрела в глаза Сорокину. Ей было лет тридцать. Она вполне сохранилась. Это была худенькая шатенка с птичьим лицом и наивными глазами. Губы ее были тонкие, плотно сжатые, свидетельствующие о замкнутом характере.
— Скажите, где мы встречались?
Она играла брильянтовым кольцом. Сорокин жалел, что затеял столь опасную игру и находился в нерешительности. Но мешкать нельзя было, так как каждую минуту мог войти Шалимов.
— Вчера вечером я вас встретил на Каменном острове. И даже больше скажу. Вы потеряли одну вещь.
— Что вы говорите?
— А вот, извольте видеть.
Сорокин вынул из кармана найденное им зеркальце в золотой оправе.
Анна побледнела. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сорокин не на шутку испугался. Но Анна овладела собой.
— Покажите?
Она протянула руку. Сорокин отдал ей зеркальце.
— Да, это моя вещь. Где же вы нашли его?
Но Сорокин не успел ответить, так как вошел муж Анны.
— Куда же вы?
— Не могу-с.
Сорокин простился с Шалимовыми и быстро спустился вниз по широкой отлогой лестнице, устланной ковром. Он решил во что бы то ни стало выведать у Феклы истинную причину смерти доктора Замшина. Для этого он отправился в таинственный особняк и, под предлогом караулить привидение, к большому неудовольствию Феклы, остался в кабинете Замшина. Фекла приготовила ему постель на кожаном диване. Прежде, чем лечь спать, он тщательно осмотрел все комнаты, запер черную дверь и ключ взял с собой.
— Да ты чего распоряжаешься, как в своем доме?
Сорокин прикрикнул на Феклу, и она присмирела.
Было уже два часа ночи, но репортер все еще не спал.
— А все-таки любопытно. У этих супругов Шалимовых, кажется, рыльце в пушку. Но как их вывести на чистую воду? Ведь глупо лежать здесь на диване и ожидать каких-то привидений. Эта чертовка Фекла потешается надо мной.
Сорокин хотел было уже встать и уйти, но постепенно дремота охватила его. Белесоватый дрожащий свет белой ночи чуть проникал сквозь щели драпри и парусиновые шторы, которые как будто вздулись и казалось, что кто-то спрятался за ними. Нельзя сказать, чтобы Сорокин был трус. Но то, что произошло, привело его в ужас. Сорокин никогда не знал, что значит, чтобы от страха волосы поднялись дыбом. Но так было.
Кабинет имел две двери — в прихожую и в приемную. Обе двери были заперты, и ключи лежали на столе. Диван, на котором лежал Сорокин, стоял против двери в приемную и, откуда бы ни вошли в кабинет, диван бросался в глаза. Сорокин сбросил с себя одеяло и для того, чтобы побороть дремоту, запустил руку под подушку, чтобы достать портсигар. Вдруг какая-то непонятная сила побудила его оглянуться в сторону окон. Драпри среднего окна было раздвинуто, и край шторы приподнят. Женщина в синем, с поднятой синей вуалью, с широко открытыми глазами, выражающими ужас, смотрела на него. Она точно застыла в нише окна. Синее привидение оказалось Анной Шалимовой, которая вошла в кабинет через потайную дверь-окно, выходящую на террасу.
Анна навела на него небольшой револьвер.