А когда кончил, посмотрел на свой рисунок, и что-то мне не понравилось. Взял я пририсовал дым из трубы — не то. В небе стаю птиц — всё равно не то.
Показал я рисунок Коле. Посмотрел он и говорит:
— Чего-то здесь не хватает.
Я его спрашиваю:
— А чего, по-твоему, не хватает?
Коля думал-думал, смотрел-смотрел:
— Какое-то всё не настоящее. Как чужая планета. Только почему — не пойму.
Он стал дальше рисовать свой ракетоплан со звездой, а я взял у него красный карандаш и нарисовал в окне красные цветы, а одной девочке — красный шарик.
Показал опять Коле. Он посмотрел и обрадовался:
— Во! Теперь да! Настоящая живая улица!
И как он это сказал, я сразу всё понял. Понял, в чём дело было. Понял, почему всё было не настоящее. Это потому, что не было красного цвета. А без красного цвета разве можно живое рисовать? Конечно, нельзя. Потому что без красного цвета ничего живого не бывает. Что хотите возьмите, хоть серого кролика: у него и то красные уголки в глазах, а уши на солнце красным светятся. Я видел.
Нет, без красного цвета никак нельзя.
Мы идём с Колей Зайцевым из школы, вдруг видим, старушка через улицу переходит. Переходит, а сама не видит, что у неё из сетки яблоки сыплются.
Кинулись мы подбирать их, а из-за поворота машина — вззз… Шофёр выскочил и давай нас ругать. Потом уехал.
А мы догнали старушку, отдаём ей яблоки. Она нам и говорит:
— Не хочу я на эти яблоки смотреть даже. У меня из-за вас чуть сердце не разорвалось. Нашли из-за чего жизнью рисковать.
Вот как получается: мы ей помочь хотели, а у неё из-за нас чуть сердце не разорвалось!
Маргарита Игоревна сказала, чтоб мы принесли в класс цветы. У нас дома нет цветов, но мы с Колей Зайцевым решили, что мне нельзя отставать от других и надо пойти и купить цветы.
На Красном проспекте есть цветочный киоск. Мы подошли и узнали, что самые дешёвые цветы стоят восемьдесят копеек. Хоть они самые дешёвые, они самые красивые. Примулы называются. У них много листьев, а из листьев растёт ножка с цветами. Прямо такая шапка получается. Красная, или белая, или сиреневая… Мы выбрали красную. То есть так… глазами выбрали. Купить-то денег у нас не было.
Мы попросили продавщицу не продавать этот цветок, а сами за деньгами побежали. А куда побежишь? Не хотелось мне на этот раз у мамы просить. Я у неё и так без конца прошу: то на кино, то на тетради, то на марки, то ещё на что-нибудь…
Задумались мы с Колей. Думали, думали и придумали. То есть не я, а Коля придумал. Я же говорил, что он очень умный. Придумал он, что деньги надо заработать. Только как заработать? Макулатуру всю давно собрали, металлолом тоже.
Пошли мы с Колей на улицу Володарского, туда, где дачи настроены. У них у всех садики, огородики.
Пришли мы к одному дому, вошли в калитку, смотрим: сидит на столе — там у них такой стол, в землю врытый, — не то девчонка, не то взрослая и газеты читает. Ну, думаем, сейчас ругаться будет. А она нет.
— Вы, мальчики, за макулатурой? Опоздали, уже приходили.
Мы ей говорим:
— Нет, мы не за макулатурой. А нет ли у вас работы какой?
— А зачем?
Мы всё честь по чести рассказали ей.
— Подождите, — говорит.
Ушла она в дом, а потом выходит и рубль нам подаёт.
Мне чего-то так стыдно стало. Сам не понимаю чего.
А Коля сразу сообразил и говорит:
— Мы не попрошайки. Нам даром не надо.
Она покраснела вся и сразу стала нас прогонять:
— Идите отсюда, раз вы такие гордые!
Мы пошли, а когда до калитки дошли, она нас снова позвала.
— Есть, — говорит, — если хотите, работа — из болота тащить бегемота.
Это, значит, тяжёлая работа, а бегемотом она кирпичи назвала. В сарай их надо было со двора перетаскать. Целых пятнадцать штук!
Мы с Колей таскали, таскали…
Вот, кажется, кирпич маленький, лёгкий.
А три кирпича еле-еле донесёшь, и то согнувшись. Когда кончили таскать, я и разогнуться-то не сразу смог. И руки у меня потом целый день дрожали.
На заработанный рубль мы пошли и купили примулу. Идём оба грязные от кирпичей, потные, руки-ноги как чужие.
А только взяли этот цветок — красную шапочку, — прямо петь захотелось.
Теперь он у нас в классе на окне стоит.