— Что там за бес? — вскинулся остервеневший от неприятности сотник, и тут же Данила выскочил наружу.
Сотник шарахнулся, а десятский сунул факел чуть ли не в рот Даниле.
— Ах, это ты? Какого беса ты тут позабыл?
— Погоди кричать, Михайла Ефремович, — Данила, как это с ним случалось в опасную минуту, сделался не по чину суров и строг, что при его явной безусой молодости казалось многим удивительно. — Пораскинь умом — кто ж знал, что меня нелегкая в развалины ханского дворца занесет? Кто ж знал, что я прямо ночью тревогу подниму? Этого тати предвидеть не могли!
— Не могли, — уже предчувствуя спасительный выход из положения, радостно подтвердил пожилой стрелец.
— Они рассчитали, что погоню за ними могут послать только утром — когда пожрать узникам принесут и пустое место обнаружат. Они полагали, что у них вся ночь впереди.
— Думаешь, они сейчас в посаде? — недоверчиво спросил сотник.
— Если ход ведет из посада, то там, — уверенно сказал Данила. — Разве что воротников подкупили, чтобы их ночью из посадских ворот выпустили. Так это и прямо сейчас проверить можно.
— К воротам? — сам себе задал разумный вопрос сотник и уставился бешено на десятского. — Гаврила! Какого рожна ждешь?!
Десятник, сразу уловив мысль, сунул начальнику факел и поспешил к лестнице. Сотнику бегать было не по чину. Проводив взглядом Гаврилу Ивановича, он повернулся к Даниле.
— Ты, гляжу, в переделках, парень, побывал.
— Нам, государевым конюхам, не привыкать… — более Данила ничего не добавил.
Покивав — а какого еще ответа ждать от государева конюха, подробной росписи его тайных похождений, что ли? — сотник вернулся к мертвому телу.
— Царствие небесное тебе, Якунка… Послужил — и отдыхай…
Данила меж тем задумался — от чего бы мог погибнуть человек, рядом с которым найдено чистое, не измаранное в крови, подозрительное оружие? Не удавлен — удавленника по лицу видать, не застрелен — хотя, как знать, слышен ли снаружи гром от выстрела. Стало быть, все-таки нож?
Он тоже подошел и опустился на одно колено. Точно — торчала рукоять там, где место сердцу. И была она, костяная, невелика — как у того ножа, что сейчас лежал у него за пазухой.
Михайла Ефремович скорбно глядел на покойника.
— Что скажешь, конюх? — спросил. — Что ты там такое углядел?
— Думаю, коли тут завопить, будет ли слышно снаружи.
Сотник понял, о чем речь.
— Били в грудь, не в спину. Кабы он заметил, что на него человек бросился, то завопил бы. Выходит, метнули в него нож-то из-за угла. Пойдем отсюда, позову еще людей. Андрюшке, когда найдем, образ твой велю выменять — кабы не ты, пропадать ему в этих норах. Они тут с тех времен, когда Казань ханской была…
— А на что хану те норы? От кого прятаться? — спросил Данила. — Коли он тут хозяйничал?
— А война? Осада? Думаешь, за что башню Тайницкой зовут? Тайник от нее к воде шел, — объяснил сотник. — А ведь сперва велено было звать Никольской. У вас на Москве тоже в Кремле, поди, Тайницкая башня есть?
— Имеется, — согласился Данила. — И от нее тайник к реке есть, чтобы в осаду воду брать. Только его давно строили, теперь уж того места не сыскать, где он выходит.
— Ну, и у нас был! У вас — к реке, у нас — к ключу! Ключ глубоко открылся, над ним — колодезь, так тайник от башни к колодезю под землей вел. А как царь Иван Казань брал, при осаде его воеводы додумались этот тайник взорвать, чтобы Казань воды лишить. И взорвали. Потом же он никому сто лет не был нужен. И вон — гляди ты, понадобился ворам, татям!
— Выходит, от башни тайник начинался? А не от ханского дворца? — уточнил Данила.
— Да кто его теперь разберет! Статочное дело, что вел от дворца через башню. Ведь первым делом хана с двором и с женками водой снабжали, — отвечал сотник. — А потом он уж никому не был нужен.
Они выбрались из подвального яруса Тайницкой башни в первый надземный и вышли наружу.
— Ступай, конюх, теперь без тебя справимся, — велел сотник.
Данила вдохнул побольше воздуха, показавшегося после подземелья особо вкусным и свежим. Поднял лицо к ночному небу, увидел огонек на высокой башне…
— А точно ли, что ханская женка оттуда спрыгнула? — спросил Данила, показав на башню.
— Сам ты, конюх, с ума спрыгнул, — отвечал Михайла Ефремович. — Башня уступчатая, что же — она с уступа на уступ, как коза, вниз скакала? Вот разве что ветер был сильный — так ее сразу подхватило и в сторону снесло.
Данила пожал плечами, как бы отвечая — дело давнее и темное.
— Башня уже при нынешнем государе достроена, сторожевая она, — пояснил сотник. — Раньше-то тут неприятеля и с минарета высмотреть могли, а как царь Иван Казань взял, минареты порушили — то и вышло, что свою башню ставить надо.
— Какой же тут неприятель?
— А мордва, а башкиры, а луговая черемиса? Недогляди — встрепенутся. Бунташные народы… Ну, ступай, Господь с тобой.
Данила усмехнулся — прав, выходит, Богдаш. Сотник же быстро пошел прочь, высоко держа факел и помогая себе посохом, а нечаянного помощника оставив в потемках. Пошел туда, где негромко гомонили стрельцы, снаряжая конных к воротам.
Стоило Даниле задуматься — а как же пережил всю эту суматоху Богдаш? — товарищ и объявился.
— Эй, Данила, эй… — раздалось из покрывавших развалины кустов, покрытых молодой, еще полупрозрачной зеленью.
— Вылезай, — сказал, повернувшись на голос, Данила.
— Что там было-то? С кем ты про ханских женок толковал?
— С сотником стрелецким. А было… Тати, что в подземной тюрьме сидели, сбежали. Кто-то к ним через старый забытый тайник пробрался, одного сторожа убили, другой, не знаю как, в подземных норах заблудился. А они, воры, так и ушли.
— Ты-то тут при чем?
— А я с девкой был, и мы голос из-под земли слышали, — Данила, вспомнив Дунин испуг, рассмеялся. — Так это он и был, тот сторож, что по норам лазит! А ты со своей?