Часть 1. Роль среды - Фернан Бродель 14 стр.

³³⁰ См. стр. 246.

³³¹ Henry Holland, Travel in Ionian Isles, Albania, Thessaly, Macedonia during the years 1812 and 1813, Londres, 1815, p. 91–93.

³³² Op. cit., I, p. 144.

³³³ Op. cit., I,p. 31.

³³⁴ Mémoirs, IV, p. 76.

³³⁵ Op. cit., pp. 109, 112, 251, 295.

Оставим теперь твердую почву и отправимся к морю. Мы будем последовательно рассматривать морские пространства, линии побережья, острова. Наше путешествие будет протекать в указанных географических рамках, но и на этот раз анализу будут подвергнуты элементы сходства и сделаны вытекающие из них сопоставления. Тогда общая картина станет более понятной.

Разумеется, к водным пространствам нужно подходить с человеческой меркой — в противном случае невозможно не только осмыслить, но и представить себе их историю.

Перед лицом моря, казавшегося в XVI веке огромным, территории, занимаемые людьми, обозначаются миниатюрными полосками, черточками, точками… Огромное пространство моря выглядит таким же пустынным, как Сахара. Жизнь кипит только вдоль берегов. Плавание заключается почти исключительно в следовании линии берега, как было на заре судоходства. «Перебираться, как крабы, с камня на камень»¹, «от одной оконечности суши на остров и с острова на другую оконечность»² означает costeggiare^{*GA 3}, не выходить в открытое море, то, что Белон дю Ман называет «морскими кампаниями». Говоря точнее, плавание по морю, судя по кухонным счетам одного судна из Рагузы⁴, означает покупать сливочное масло в Вильфранше, уксус в Ницце, оливковое масло и сало в Тулоне… Или, по словам современника-португальца, переходить от одного постоялого двора на море к другому, завтракать в одном, ужинать в другом⁵. Томе Кано Севилец говорил об итальянцах: «Эти моряки боятся открытого моря»⁶. Плавая по Адриатике, Пьер Лескалопье «забавляется, разглядывая маски» на масленицу 1574 года в Заре; через день, 25 февраля, он проплывает Сен-Жан-де-Мальвуази и 26-го числа обедает в Спалато⁷. Государи и другие великие мира сего таким же образом перебираются из одного прибрежного города к следующему, устраивая праздники и приемы, делая визиты и отдыхая, пока их судно стоит под грузом или в ожидании улучшения погоды⁸. Так же передвигаются военные флотилии, которые не вступают в сражение вдали от берегов⁹. Когда рассматриваешь путевые книги или Arti di navigare^*GB, которые содержат, по сути дела, описания курсов прибрежного плавания, на язык просится скромное слово «каботаж».

Только в крайнем случае судно теряет берег из виду, когда превратности плавания уносят его в открытое море или когда оно выбирает один из трех-четырех более коротких путей, давно известных и часто используемых. Бывает, что корабль идет из Испании в Италию через Балеарские острова и юг Сардинии — это часто называют «плаванием по островам». Бывает, что через Мессинский пролив или Мальту он добирается до Сирии через мыс Матапан, а затем через осгрова Кандию^*GC и Кипр¹⁰. Иногда судно отправляется непосредственно с острова Родос в Александрию Египетскую. Этот переход, при благоприятном ветре занимающий совсем немного времени¹¹, практиковался уже в эллинистическую эпоху: так, в 1550 году Белон дю Ман добирается от Родоса до Александрии по прямой. Нельзя сказать, что названные маршруты пролегают в полном смысле этого слова в открытом море. Применимо ли это понятие к переходам по направлению параллелей от одного острова к другому в поисках защиты от северных ветров, а по направлению меридианов с использованием ветра, который дует на маршруте Родос — Александрия, все-таки очень коротком, то с севера, то с юга? На такой риск моряки отваживаются в большинстве случаев при коротких переходах, когда речь идет о том, чтобы достичь противоположного берега. Но когда в январе 1571 года венецианский галион «Фоскарини и Панигетто», идущий с Крита, миновав Корфу, попадает в туман и оказывается вынужденным двигаться вслепую, не видя земли, экипаж впадает в отчаяние¹².

Привязанность к побережью так велика, что плавание по морю уподобляется речному. При этом, если на берегу есть власти, они требуют со всех проезжающих дорожную пошлину. Одно дело заплатить налог, за которым в порту стоят определенные услуги. Но ничего подобного не предлагают герцог Монако или герцог Савойский, каждый из которых владеет маленьким клочком пребрежной земли, но от этого еще более жаждет приобщиться к доходным торговым перевозкам, осуществляемым у них под носом, и высказывает требования, чтобы пошлину платили все суда, проплывающие вдоль их берегов. Горе парусникам, которые находятся в пределах досягаемости галер, принадлежащих этим государям¹³. Двухпроцентная пошлина, взимаемая в Виль-франше, вследствие дурного расположения французов становится даже предметом дипломатического столкновения в эпоху Людовика XIV. Вот наилучшее объяснение привязанности местных торговых путей к побережью. Точно так же овладение форпостами Таламоне, Орбетелло, Порто Эрколе и Санто Стефано по периметру Тосканского побережья, согласно миру Като-Камбрези, позволяет Филиппу II при желании прерывать судоходство между Генуей и Неаполем¹⁴. Сразу становится понятна роль Ла Гулегты на берберийском берегу. Чтобы преградить путь или помешать прохождению судов вдоль берега, достаточно разместить здесь караульную сторожку. Если плавание по большой воде не было распространено в Средиземноморье, то причиной этого вовсе не являлось отсутствие технических навыков. Здешние моряки умеют управляться с астролябией и с давних пор пользуются магнитом. Во всяком случае, они могли при желании им пользоваться. Кроме того, итальянцы были предшественниками и учителями иберийцев в освоении морских путей, ведущих в Новый Свет¹⁵. Средиземноморские корабли — в Испании их называют «левантинскими» — каждый год совершают плавания из Внутреннего моря в Лондон или Антверпен. С океаном они также знакомы. Средиземноморские суда даже пересекали его, направляясь в Америку: так, марсельская «Паломница» в 1531 году доходит до Бразилии и при возвращении, в самом конце своего пути, оказывается захваченной португальскими кораблями в Малаге¹⁶. В ноябре 1686 года галион великого герцога Тосканского, прибывший в. Аликанте, зафрахтован для плавания в Индии: он должен доставить боеприпасы в крепость Ла Хабана^*GD и привезти оттуда товары, оставленные кораблем, неспособным на подобный переход¹⁷. В 1610 году два тосканских судна сгружали на набережной Ливорно содержимое своих трюмов, доставленное непосредственно из Индий¹⁸. Корабли из Рагузы, возможно, обогнули мыс Доброй Надежды¹⁹ вскоре после Васко да Гамы; они, несомненно, достигли Нового Света.

8. Места кораблекрушения судов, отправлявшихся в Венецию с 1592 по 1609 год

(по книге A. Tenenti, Naufrages, Corsa ires et Assurances maritimes a Venise, 1959), указывают на преобладание прибрежных маршрутов.

Если Средиземноморье осталось верным древним традициям своего судоходства, за исключением отмеченных нами прямых маршрутов, причина заключается в том, что это отвечало его потребностям и соответствовало его разветвленности; можно ли плавать в Средиземном море, не утыкаясь постоянно в соседствующие друг с другом местности? Близость земли служит лучшим проводником и самым надежным компасом; она помогает ориентироваться. Даже если берег низкий, суша может служить укрытием от сильных ветров, дующих с ее стороны и готовых разбушеваться в любую минуту. Когда в Лионском заливе дует мистраль, то и сегодня лучше всего прижаться как можно ближе к берегу, чтобы оказаться в узкой полосе наименьшей качки. Да и магнит не является незаменимым на средиземноморских кораблях. В 1538 году, в отличие от испанских галер, на французских галерах им не пользуются²⁰. Повторим еще раз, что моряки умели обращаться с ним.

9. Захваты кораблей пиратами за тот же период

Согласно тому же источнику

Впрочем, близость берега защищает не только от стихии. Ближайший порт служит убежищем также от преследующего вас корсара. Находясь в крайних обстоятельствах, судно выбрасывается на берег, и экипаж может спастись на суше. Так, в 1654 году Тавернье избежал корсарского плена в Гиерском заливе; на его счастье, судно даже не потерпело кораблекрушения.

Каботажные плавания увеличивают также вероятность фрахтовки судов. Они предоставляют возможность заключать выгодные торговые сделки, играя на разнице в ценах; каждый моряк от юнги до капитана располагает своей долей товара на борту. Купцы или их представители тоже отправляются в путь вместе со своим грузом. Кружение около берегов, которое может длиться от нескольких недель до нескольких месяцев, становится в зависимости от места сложной цепочкой следующих друг за другом сделок купли-продажи и обмена. За это время судно часто заполняется совершенно другим товаром. Он покупается, продается, и в маршрут обязательно включаются такие пункты, как Ливорно, Генуя или Венеция, где можно обменять пряности, кожу, хлопок или кораллы на звонкую монету. Только большие специализированные суда, перевозящие соль или зерно, имеют некоторое сходство с битком набитыми кораблями сегодняшних дней. Другие напоминают передвижные базары. Стоянки дают им возможность заниматься куплей-продажей, перепродажей, обменом, не говоря уже о других удовольствиях пребывания на суше.

Мы еще не упомянули о выгодности почти ежедневного пополнения запасов продовольствия, воды, леса, тем более важного, что речь идет о малотоннажных судах и что припасы, находящиеся на борту, даже питьевая вода, быстро портятся. Приходится часто останавливаться, чтобы «faire aiguade et lignade»^*GE, как говорит Рабле.

Эта топчущаяся на месте навигация влияла на географию прибрежной местности, тем более что на один большой корабль, способный плыть без перерыва, приходятся десятки лодок и маленьких грузовых парусников, которые могут двигаться только ползком. Так же как на материковых дорогах, проложенных Римом в Западной Европе, населенные пункты с поразительным постоянством возникали на расстоянии дневного перехода друг от друга, так и на прибрежных водных маршрутах от одного порта до другого был день пути. Вместо речного устья, которое часто бывало непригодным из-за песков, они используют гостеприимные берега заливов. Между этими пунктами почти нет жилья²¹. Иногда бывает так, что на малонаселенном берегу, например в Северной Африке, существует порт в качестве места встречи кораблей и рыбаков, со своим непременным источником воды, но его расширения в сторону суши не происходит. Вот лишнее доказательство того, что наличия порта недостаточно для образования города…

В этих картинках заключены не просто живописные подробности красочного исторического повествования, но его главная правда. Мы чересчур склонны обращать внимание только на существенные связи; они обрываются, и они восстанавливаются — но это еще не равнозначно безоговорочному успеху или полному краху. Медленно ползущие суденышки неустанно соединяют или воссоединяют отдельные частицы моря, хотя большая история никогда этого не замечает.

В заключение небезынтересно будет бросить мимолетный взгляд на португальцев, которые в начале XV века столкнулись с огромной проблемой плавания по открытому морю в Атлантике, делом для них абсолютно новым. Во время похода на Сеуту в 1415 году недостаток опыта выявился со всей очевидностью: лишь с большим трудом удалось справиться с течениями в Гибралтарском проливе²². Об этом со всей определенностью говорит автор записок де Баррос: конечно, его соотечественники знакомы с уклонением звезд и астролябией, но до 1415 года «они не отваживались далеко заходить в открытое море»²³. Один историк сказал даже о ранних португальских первооткрывателях, плававших вдоль бесконечного африканского побережья, что еще при жизни Генриха Мореплавателя они были «прежде всего робкими и осторожными прибрежными мореходами, не имевшими ни капли морской отваги»²⁴. Одним словом, несмотря на знакомство с океаном, средиземноморскими моряками. Во всяком случае, переломным моментом было появление около 1439–1440 годов произведших революцию в кораблестроении каравелл, в связи с трудностями обратного пути из Гвинеи, когда приходилось идти против ветра и против течения. Каравеллам для возвращения в Лиссабон требовалось выйти в открытое море и описать огромную дугу через Азорские острова²⁵. Португальцы начали отрываться от берегов и очень скоро были вознаграждены за это.

Средиземное море — это целая цепочка водных равнин, соединенная между собой более или менее широкими проходами. В каждом из двух больших средиземноморских бассейнов, западном и восточном, находятся обособленные друг от друга выступами суши группы малых морей, narrow-seas. Каждая из них — целый мир со своими особенностями, собственными типами судов, своими обычаями и своими закономерностями развития²⁶, и, как правило, самые ограниченные по площади из этих морей играли важную роль в истории, как будто бы люди начинали с освоения нескольких Средиземных морей в миниатюре.

Эти водоемы по сей день живут своей обособленной жизнью, яркость которой придает сохранившийся обычай использовать старинные грузовые парусники и давно вышедшие из моды рыбацкие лодки²⁷. Вот в Сфаксе море Сиртов^*GF, где плавают махонны с треугольными парусами, лодки ловцов губок, камаки, с борта которых джербинцы и керкеннийцы поражают рыбу острогой. Современна ли эта картина²⁸? Вместе с Теофилем Готье, обогнув мыс Малею, мы вступаем в Архипелаг^*GG с его островами и медленными течениями; тотчас же «горизонт покрывается парусами; бриги, шхуны, каравеллы, аргосии бороздят голубые воды во всех направлениях…» Такова привилегия и такова участь малых морей и сегодня²⁹. Живучесть этих устаревших средств передвижения, неизменность их маршрутов в течение столетий ставят перед нами проблему. Как вчера, так и сегодня их значение связано с краткосрочностью переходов, накоплением множества мелких заказов на фрахт. Кроме того, с узким семейным кругом обслуживающих эти маршруты лиц, их безопасностью. Трудности для здешних моряков начинаются на дальних переходах, когда они должны проститься с родными берегами, миновать опасные мысы. «Тот, кто огибает мыс Малею, — говорит греческая поговорка, — должен забыть об отечестве»³⁰.

10. Сицилия и Тунис делят Средиземное море на две части

Узкие полосы воды, о которых идет речь, благодаря морским путям, сходящимся к ним и позволяющим отправляться на большие расстояния, играют в XVI веке гораздо более значительную роль, чем два обширных участка Средиземноморья на востоке и на западе: Ионическое море и море, образуемое Сардинией, Корсикой, Европой и Африкой. И то, и другое, но особенно первое представляют собой настоящие водные пустыни, которые торговые корабли стараются обогнуть или поскорее пересечь.

Морская жизнь Средиземноморья протекает на окраинах этих двух больших пространств, устрашающих своими размерами, в замкнутых пределах малых морей: на востоке — Черного моря, правда, лишь наполовину средиземноморского, и Эгейского моря, или Архипелага (в XVI веке употребительной нормой даже во французском языке является итальянское слово Г Archipelago); в центре — Адриатического и безымянных морей, находящихся между Африкой и Сицилией; на западе — Тирренского, по преимуществу итальянского моря, «Этрусского моря», ограничиваемого Сицилией, Сардинией, Корсикой и Западным побережьем Италии; наконец, на крайнем западе, между Южной Испанией и соседствующей с ней частью Африки, — также безымянного моря, «средиземноморского Ламанша», которое на востоке можно обозначить линией, проходящей от мыса Матифу через Алжир к соседнему с Валенсией мысу Нао и которое соединяется Гибралтарским проливом с Атлантикой.

Внутри вышеназванных морей можно также выделить участки меньших размеров, поскольку в Средиземном море нет ни одного залива, который не представлял бы собой обособленного мирка и не был бы малой родиной для окрестных жителей³¹.

Удаленное с точки зрения навигации, Черное море окружено множеством негостеприимных (за редким исключением) земель, диких и населенных варварами. Могучие горы, обступившие его с юга и с востока, враждебны путешественникам, которые отваживаются передвигаться по тяжелым горным дорогам, ведущим из Персии, Армении и Месопотамии в Трапезунд, великий перевалочный пункт. На севере, наоборот, простираются широкие равнины России, край проезжих дорог и кочевников, который в XVI веке находится еще под контролем крымских татар. Только в следующем столетии русские беглецы, находящиеся не в ладах с законом, казаки, появляются на Черноморском побережье и начинают грабить турецкие суда. Но уже в XVI веке московиты совершают набеги на берег Черного моря, пользуясь зимними дорогами³².

11. Портулан восточной части Средиземноморья (XVI в.)

Мадрид. Национальная библиотека. Ms. 1718. f.4.

Черное море в это время, как и на протяжении всей его истории, является важной экономической зоной. Есть продукты, которые производятся почти на месте: сушеная рыба, свежая и паюсная икра из «русских рек», лес, необходимый для турецкого флота, железо из Мингрелии³³, шерсть, свозимая в Варну и перегружаемая там, как и кожи, на большие рагузские суда, и зерно, скупаемое в Константинополе. Кроме того, есть транзитные товары, предназначенные для Средней Азии и Персии, а также привозимые караванами для доставки в Константинополь и на Запад. К несчастью, мы мало осведомлены о том, что являла собой в XVI веке эта торговля с Востоком, ведущаяся в обоих направлениях. Похоже, что Константинополь сосредоточил дальнюю и ближнюю торговлю Евксинского Понта^*GH в своих руках, сделавшись посредником между этой окраиной Средиземноморья и внешним миром. Близко расположенное к громадной столице, Черное море является ее кормильцем, жизненно важным источником продовольствия, поскольку для снабжения Константинополя недостаточно дани, поступающей с Балкан (главным образом, гуртов овец), и основные запасы зерна, риса, бобов доставляются сюда кораблями из Александрии, так же как и пряности, и москательные товары. Белон дю Ман³⁴ говорит о сливочном масле, которое привозят из Мингрелии в Константинополь в «только что содранных… не выделанных коровьих и бычьих шкурах». Его привозят, вне всякого сомнения, на каком-то из бесчисленных греческих карамузалисов^*GI, которые занимаются перевозками по Черному морю, хотя они более пригодны для коротких переходов по Архипелагу, чем для этого опасного моря³⁵, часто штормящего и покрытого туманом. В октябре 1575 года буря затопила поблизости от Константинополя сразу сотню этих небольших суденышек, груженных зерном³⁶.

Черное море в XVI веке привязано к Константинополю, как когда-то оно было вотчиной Милета, вотчиной Афин, а затем, после 1265 года им завладели итальянцы и генуэзцы³⁷. Они закрепились на юге Крыма³⁸, в хорошо защищенных Каффе и Тане, укрытых горами на севере полуострова от набегов степняков; они обосновались также в Константинополе (откуда ушли только в 1453 году, и то не совсем), а из факторий в Крыму турки изгнали их позднее, в последней четверти XV века. Каффа была взята в 1479 году. За этим последовало великое перемещение сухопутных дорог, ведущих к морю: теперь их конечным пунктом является не Крым, а Константинополь. Дороги, которые были направлены в города Килия и Четатя Альба^*GJ, заменяются в молдавских княжествах торговым трактом, ведущим в Галац, где сосредоточивается отныне поток товаров с Дуная и далее из Польши³⁹.

С этого времени Черное море является официальной житницей огромной турецкой столицы. Однако мореплаватели из Рагузы постоянно проникают туда, по крайней мере, до 90-х годов XVI века, загружая в Варне целые суда шерстью и кожей шкурами montonini, vacchini е buffalini^*GK. Впрочем, подобными же перевозками они занимаются на Мраморном море (из Родосто)⁴⁰. Возможно, они хотят избежать таможенных расходов? Во всяком случае, к концу XVI века по непонятным нам причинам рагузские корабли покидают почти одновременно обе гавани. Черное море становится, как никогда ранее, закрытым для Запада, по крайней мере в отношении водных путей сообщения, поскольку в это время сухопутные дороги, по всей видимости, приобрели решительный перевес над последними, к чему мы еще вернемся.

В самом ли деле Константинополь задвинул засов, положив тем самым конец той роли «круглого стола международной торговли», которую Черное море играло в конце Средних веков⁴¹? Не имело ли это событие других, более отдаленных причин? Действительно, к Черному морю сходятся дороги, ведущие не только в Трапезунд или Синоп, но и те, которые обычно называют Великим Шелковым путем, но последний, по-видимому, с XIV века приходит в упадок. Питающая его торговля перемещается в Персию. Во всяком случае, жертвой этого упадка становится Туркестан. С другой стороны, в середине XVI века осуществляется продвижение русских вдоль Волги. Казанское ханство, некое подобие королевства Г ран ад а, разбогатевшее благодаря доходам от караванной торговли, на которые давно зарились русские, перешло к ним в руки, будучи уже наполовину разоренным вследствие не совсем понятных причин, возможно, связанных с иссяканием туркестанского шелкового пути. В 1556 году Иван Грозный овладел Астраханью. На сей раз заслон был поставлен надежный, несмотря на попытки турок прорвать его в 1569–1570 годах, впрочем, история обходит вниманием это событие⁴².

Архипелаг, «самое гостеприимное море на земле», представляет собой совокупность бедных островов и еще более скудных земель на побережье. Его история становится понятной тоже только в свете истории соседнего большого города. Некогда он был афинским плацдармом, впоследствии — основой византийской талассократии^*GL. Благодаря ему Византия сохранила Эгейское море, а затем повернула вспять продвижение ислама, на какое-то время в IX веке закрепившегося на Крите. Архипелаг защищах морские пути сообщения с Западом через Грецию и Сицилию, а также, в ожидании возвышения Венеции, адриатические дороги.

Прошли столетия. Эгейский Архипелаг стах венецианским и генуэзским. Два соперничающих города поделили между собой основные острова; на островах обосновались патриции, стражи империи, владельцы крепостных, плантаторы и одновременно торговцы, настоящая колониальная знать, остающаяся чужой окружающему православному населению. Обычаи последних могли латинизироваться, но это не было ассимиляцией. Таково обычное драматическое развитие событий: в конце концов все колонизаторы оказываются по одну сторону баррикады. Когда в 1479 году Венеция сменила Геную на Кипре, плантаторы, происходившие из обоих городов, быстро нашли общий язык. Очевидная, неизбежная классовая выучка…

В Архипелаге латинские народы защищали свои традиции с большей легкостью и, главное, более эффективно, чем на Черном море, и возможности их защиты долгое время превышали возможности нападающих. Тем не менее остров Негропонте^*GM был захвачен турками в 1479 году; Родос пал в 1522 году; остров Хиос был занят без единого выстрела в 1566 году; Кипр сдался туркам после их почти беспрепятственной высадки и осады двух городов, Никосии и Фамагусты, в 1570–1572 годах; Кандия в 1669-м, после войны, продолжавшейся 25 лет.

Но борьба за Архипелаг далеко не целиком укладывается в рамки истории сражений. Она является также историей повседневной социальной войны. Не раз местные жители — греки изменяли своим хозяевам как на Кипре, так и позднее на Крите. Обитатели островов способствовали победе турок, и даже задолго до этой победы греческих моряков переманивали на суда султанского флота, экипажи которых часто набирались среди жителей Архипелага. Охотнее других в начале каждой летней кампании на корабли султанского флота шли служить критяне. Вербовщики находили их в тавернах Перы, близ Арсенала⁴³, еще за сто лет до того, как Кандия перешла в руки турок.

Помимо военной службы, Константинополь прельщал греков выгодами плавания по Черному морю и в Египет. Для доставки припасов в столицу пригодны и груженные зерном каики, и карамузалисы⁴⁴, и перевозящие лошадей и лес жербы — все греческие парусники Архипелага. Сюда прибавляется конфессиональная привлекательность: Константинополь — это православный Рим.

В первое десятилетие XVI века возобновляется греческая экспансия по всему морю. Не случайным было возвышение Барбароссы и принявших ислам моряков с Лесбоса, обосновавшихся в Джербе, а затем в Джиджелли, перевозивших массы испанских мусульман, бегущих с полуострова; корсаров и, наконец, с 1518 года хозяев Алжира. Также не случайной была и карьера Драгута, другого грека, который с начала 40-х годов XVI века подвизается на берегах Туниса, а в 1556 году закрепляется в берберском Триполи, на месте мальтийских рыцарей, изгнанных турками за пять лет до этого.

Не просто будет уяснить роль того безымянного и нечетко определенного моря, которое простирает между Африкой и Сицилией свои глубины, богатые рыбой, свои отмели, изобилующие кораллами и губками, свои острова, (часто слишком маленькие и безлюдные): на западной оконечности Сицилии — Фавиньяну, Мареттимо, Леванцо; разбросанные по морю Мальту, Гоццо и Пантеллерию; Табарку, Ла Галиту, Дзембру, Джербу, Керкенну поблизости от тунисского берега. Границы этого моря соответствуют границам древнего геологического «моста», который простирался от Сицилии до Африки: на востоке — это линия, проходящая от Триполи до Сиракуз, на западе — от Боны до Трапани. Главная ось направлена с севера на юг, от Сицилии к Африке. Здесь проходит оживленное движение между Востоком и Западом, Левантом и Океаном. Но оно отклоняется преимущественно к северу, в сторону важнейшего прохода, образуемого Мессинским проливом. На отрезке между Сицилией и Африкой оно не имеет такой плотности, как в направлении Север — Юг.

Все зависело от торговых потоков, перемещавшихся то южнее, то севернее. На протяжении одной исторической эпохи контроль над ними принадлежал мусульманам — с 827 года, когда началось нашествие Аглабидов, до 1071 года, даты возвращения Палермо, цитадели ислама; впоследствии, начиная с XI века, он постепенно переходит к нормандцам, т. к. нормандское наступление, перекинувшееся с Неаполя на Сицилию, не останавливается с отвоеванием великого острова; оно продолжается на юге посредством войны, пиратских набегов, торговли и даже эмиграции на африканский берег… Эту политику, продиктованную близостью последнего, продолжают в дальнейшем анжуйцы и арагонцы. Не раз они высаживаются на африканское побережье, облагают данью эмиров Туниса и владеют Джербой с 1284 по 1335 год. Христианские купцы тем временем закрепляются повсюду, особенно на тунисских и триполитанских souks^*GN, получая здесь привилегии за привилегиями. Христианский солдат, в особенности каталонский наемник, будущий хозяин Сицилии (Сицилийская вечерня относится к 1282 году), в свою очередь, воевал в Африке с такой же выгодой для себя, как и на Востоке. Очень скоро, уже в XII веке, каталонские моряки стали посещать коралловые рифы Табарки.

И в XVI веке честолюбие и политический расчет вице-королей испанской Сицилии подвергались искушению со стороны авторов проектов завоевания Африки, опиравшихся на палермитанские и мессинские круги: Хуана де ла Веги, позднее герцога Медина Сели, еще позже Маркантонио Колонны… Эти проекты выражают смутно ощущавшуюся необходимость объединить острова и берега, участвующие в посреднической торговле; прибавить к зерну, сыру, бочкам с тунцом из Сицилии оливковое масло Джербы, кожу, воск и шерсть из южных стран, золотой песок и черных рабов из Сахары. Установить твердую власть по всему морю и тем самым обеспечить порядок на берегах, безопасность ловли тунца и собирания кораллов на рифах Берберии для рыбаков из Трапани, этих полукаталонцев, плохо вооруженные лодки которых бесстрашно нападали в XVI веке на суда берберских корсаров. Наконец, защитить от этих последних caricatori^*GO сицилийского зерна, постоянно находящиеся под угрозой нападения с южного берега. Ведь корсарство здесь, как и в других местах, часто служит для восстановления естественного равновесия, нарушаемого историей…