Тяжко воевать с партизанами в привычной и родной для них местности, если их поддерживает изрядная часть населения. Отдельные мелкие банды, конечно, неизбежны, но с ними мы справимся, а вот вириатовщины допустить нам никак нельзя. Против неё мы не сдюжим, а если мы не сдюжим, то вслед за нами сюда придут римляне. А нахрена нам здесь римляне? Они, конечно, друзья, но ТАКИХ друзей — за хрен, да в музей…
Даже с пайковым довольствием служивых наш верховный, как выяснилось, облажаться исхитрился. Нет, с чисто военной точки зрения он нормально всё сделал, как ему и разжевали. Разжевали, как это у римлян всё налажено, передовая система по нынешним античным временам, так он практически в точности её у себя и воспроизвёл. Но млять, думать же надо своей бестолковкой и о прочих нюансах! Давно ли в Дахау желудями людей кормили? А отчего? Оттого, что пшеницы и даже ячменя не хватало на такую прорву народу, что стянулась тогда в крошечную приграничную автономию. Потом Тарквинии пригнали корабли с закупленным по дешёвке карфагенским и нумидийским зерном, и необходимость кормить людей свинской пищей как-то отпала. Ну и расслабился Миликон, как решился глобальный вопрос с поставками зерна, перепоручив разруливание локальных мелочей уже своему окружению. А оно уж разрулило! Вчера проходим через очередной гарнизонный лагерь и наблюдаем картину маслом — бойцам выдают на текущий прокорм ИСПАНСКОЕ зерно! Охренели, что ли? Африканское же есть! Людей после окончания кампании демобилизовывать, землёй наделять и зерном — не только на прокорм, но и на посев — обеспечивать. Вот сожрут сейчас испанскую пшеницу и какую сеять будут? Африканскую? А как она в испанском климате себя поведёт, какой урожай даст, кто-нибудь подумал своим пустым котелком? Если хреновый урожай с неё будет, так что, опять желудями людей кормить? Нет, свои-то всё поймут правильно, но какой пример для лузитан и кельтиков тогда получится — ага, передовой турдетанской культуры! Типа, вот это я вам и принёс — покоряйтесь, и сами будете жить так же, гы-гы! Они и так-то скоро просекут, что орднунг — это не только когда тебя от чужого хулиганства защищают, но и когда твоё собственное хулиганство тебе хрен спустят, и от этой тонкости они уж точно в восторг не придут. А если при этом ещё и заметного повышения уровня жизни показать не удастся? Млять, ну всё у нашего царька через жопу!
— Мы уже пять дней гнали этих лузеров взашей, — рассказывал Володя, — Только они зацепятся за какой-нибудь рубеж — мы, ясный хрен, останавливаемся, ждём пехоту. Она подходит, лузеры выдвигают лучников, наши — своих, и начинается перестрелка. А эти ж не привыкли, чтобы у кого-то были лучники получше ихних — даже жаль иной раз было наблюдать, как наши их издали укладывали…
— У всех наши роговые луки? — поинтересовался я.
— Хрен там, у половины примерно, у остальных лузерские. Но этого хватило за глаза — у лузеров же вообще ни одного рогового, одни деревяшки. Им далеко, они навесом только хреначат, куда придётся, а наши их прицельно выщёлкивают. Положат наши ихних — пехота поближе подтягивается, и пращники начинают их долбить. А у них — хрен ли это за пращники? Выносят наши их на хрен, пехота снова вперёд — так чаще всего вообще до рукопашки не доходило. Метнут наши дротики — лузеры перебздят и наутёк, кто ещё цел. Ну, это ненадолго — мы же с конницей только этого и ждём…
Лузерами, если кто не въехал, Володя лузитан окрестил. Для спецназеров — дело обычное и естественное. Когда в Чечне заваруха была, так чеченов они «чехами» или «чичами» меж собой называли, а лузитаны для Володи теперь — по тому же принципу — лузеры. И ведь прав, хрен тут чего возразишь. Не то, чтобы я их так уж презирал, но кто они в натуре, раз так воюют? Самые натуральные лузеры и есть! Это ж каким отсеком спинного мозга надо думать, чтоб с голой пяткой переть на шашку? В смысле — толпой на правильно построенные когорты. Отдельный римский манипул так ещё можно смять, если это мальчишки гастаты, но не когорту же! В долине Анаса ещё можно было бы списать их тупизм на нашу внезапность — там Первый Турдетанский обрушился на них как снег на голову, но дальше-то! И время опомниться у них было, и беглецы кое-какие из-под Илипы просочиться успели, да и нагнетавший панику Ликут, хоть и сгущал краски, но говорил им «правду, только правду и ничего кроме правды». Да только не в коня оказался корм.
Наш второй эшелон вторжения как раз подошёл к осаждённой Миликоном Оссонобе, когда лузитаны, осознав наконец, что это уже не набег, а оккупация, собрались с силами и вывели их в чистое поле за родную Лузитанщину. Выглядело это, конечно, красиво, но где были их мозги? Видимо — там же, где и разведка. Иначе въехали бы в крайне неблагоприятный для них расклад и сообразили бы, что ни конии, не говоря уж о местных турдетанах, ни финикийцы оссонобские, впрягаться за них не станут, а будут ждать, чем дело кончится. Даже не зная о нашей с ними договорённости, можно было бы и просечь, что умирать за «свободу и самобытность» вчерашних обидчиков никто из них не жаждет, а без них лузитан с кельтиками даже численно меньше, чем миликоновских турдетан. Против легковооружённого ополчения у них ещё были бы какие-то шансы, но не против легионных же когорт и, тем более, не против матёрых тарквиниевских наёмников. Или они всерьёз рассчитывали, что те останутся на осадных позициях вокруг города? Там — чисто символически, дабы финикийцам Оссонобы было чем объяснить своё бездействие — хватило и лёгких вспомогательных отрядов, а весь Первый Турдетанский с конницей и наёмниками развернулся против толпы лузитан. Но — не сдрейфили они при виде строя тяжёлой пехоты, надо отдать им должное. Сдрейфили и обдристались позже, когда расшиблись в тупой лобовой атаке, а затем схлопотали — ага, неожиданно — фланговые удары конницей. О Каннах кое-кто из их вождей, надо полагать, был наслышан, так что намёк они наконец-то поняли и ломанулись с поля на хрен. Ну, лучше поздно, чем никогда, сказал еврей, опоздав на поезд. А уж нам-то их твердолобость как облегчила жизнь, избавив нас разом от добрых двух третей потенциально опасных, но так и не состоявшихся горно-лесных партизан! Было бы куда хлопотнее, сообрази они сразу и всеми силами рассредоточиться по пещерам и лесным схронам. Но, как говаривал мой дед, нет мозгов — считай, калека. Или, если политкорректнее — инвалид умственного труда, гы-гы!
В общем, погнали наши городских. Ну, если быть точным, так те — ещё большая деревенщина, чем наши, так что деревенщина поприличнее и поорганизованнее погнала бестолковую — ага, лузерскую. Мы уже настраивались гнать и рубить их до самого Тага, если раньше не кончатся, да тут Фабриций нам закругляться велел, найдя для нас дела поважнее, а преследовать и добивать лузитан продолжили передовые отряды, с которыми были и володины разведчики. Не одни, конечно — стоило только обозначиться нашей явной победе, как местные турдетаны и конии уже открыто перешли на нашу сторону и приняли в наведении порядка самое активное участие. Таким образом, беспокоиться было особо не о чем — если не считать того, что встретиться и пообщаться с Володей у нас так и не вышло. Пока он скакал и размахивал мечом где-то там, уже за холмами, здесь открыла ворота и объявила о своей сдаче Оссоноба. Неожиданно? Ну, для кого как. Для некоторых и зима наступает неожиданно, а для нас и наших — как договаривались заранее, так всё и сделалось в лучшем виде. Договорная война, если кто не въехал — просим любить и жаловать.
Потом, наверное, турдетанские историки назовут имевшую здесь место стычку с не охваченными договором и не посвящёнными в него лузитанскими орясинами «великой битвой при Оссонобе» — уж великих и эпических подробностей, надо думать, высосут из пальца предостаточно. И решающим ударом, надо полагать, атаку нашей кавалерии постановят числить. А я в этой атаке, если честно, так и не взмахнул мечом ни разу — ну, если не считать за взмахи его извлечение из ножен и традиционный жест «за мной». Какое там в звизду «за мной»! От силы пару десятков метров моя охрана дала мне — ага, для приличия — проскакать впереди, а потом резко обогнала и расчистила дорогу так, что хрен кого мне оставила. Под самый конец только, когда гонец от Фабриция доставил приказ поворачивать обратно, Бенат, спохватившись и виновато разведя руками, специально для меня поймал одного из улепётывавших, да мне навстречу погнал, но рубить этого и без того насмерть перешуганного горе-вояку было как-то совестно, и я просто наподдал ему по мягкому месту плашмя. В общем, отметился для порядка.
Затем мы принимали капитуляцию Оссонобы и торжественно вступали в её ворота. Чистейший фарс, если разобраться. Селиться на территории тесно застроенного захолустного финикийского городишки Миликон не собирался, да и не договаривались о таком, но по сравнению с его стенами укрепления городища кониев на холме выглядели уж слишком непрезентабельно, да и некуда там было вступить целому легиону, а турдетанское предместье и вовсе таковых не имело и котироваться не могло. Куда можно было вступить — туда и вступили. Кое-кто из пехотинцев, впрочем, ещё и в конское говно вступил, поскольку первой в город вступала, конечно, конница.
После всех этих довольно таки дурацких, но важных для простых маленьких человечков церемоний оказалось, что нас и в самом деле ожидает немало куда более серьёзных дел. Оккупация — это ж разве увеселительная прогулка? Хренову тучу вопросов следовало разрулить сразу же, едва они только возникли, не дожидаясь, пока они вызреют в реальные проблемы. Некоторые требовали нешуточного мозгового штурма, и он поглощал наше время день за днём, и пока мы этим занимались, передний край откатывался всё дальше — сперва на запад, а затем уже и на север вдоль побережья современной Португалии. Гонцы оттуда прибывали ежедневно, но их донесения были скупы, только о самом важном, и о подробностях можно было только гадать. Лишь теперь нам рассказывал о тех событиях подробно и обстоятельно вернувшийся наконец Володя:
— Лузеры, ясный хрен, пытались зацепиться за любую гряду холмов или речушку. Раздолбаи! Нет бы задержать нас на какое-то время у пары-тройки говённых рубежей, которые не жалко нам потом слить, а часть сил выслать дальше на хороший, да толковую оборону на нём подготовить, пока мы с этих их выбиваем — да мы бы лбы там расшибли и встали бы намертво, пришлось бы слать гонца за легионными когортами и артиллерией! Но эти угрёбки хрен допетрили — как хоть какое-то плёвое препятствие, так они и остановить нас на нём норовят — герои-панфиловцы, млять! Преимуществ почти никаких, только лучших бойцов зря кладут, а у них их и так уже с гулькин хрен, один только никчемный сброд и остаётся. Мы их выбиваем, они дальше бегут, на новый рубеж, а там опять хрен кто чего для нашей встречи подготовил. Мы такие рубежи на плечах у них сходу захватывали, что я с них молча охреневал — мне бы четверть их сил, да хотя бы пару-тройку часов времени, и я б ТАКУЮ встречу организовал!
— С кем? — хмыкнул Васькин, — С этими бандитами?
— Да не надо тут никакой супер-пупер-выучки — элементарно всё! — пояснил спецназер, — Даже работы не так уж и много…
— Вот именно — работы, — заметил я, — А где ты видел, чтобы ЭТИ — работали?
— Только в цепях и под бичами надсмотрщиков! — добавил Велтур, — А чтоб по своей воле…
— Так для себя же, не для чужого дяди! Мы ж — оккупанты, нарисовались — хрен сотрёшь, понимать же надо! Ради такого дела…
— Володя, это ж надо подчиняться. А у них каждый вождь — сам себе пуп земли, и никто ещё до сих пор за жопу их не брал, мы — первые. Ну и блицкриг — большая часть вождей-харизматиков в набеге участвовала и под Илипой уконтрапуплена, остались — так, ни рыба, ни мясо, а мы — как снег на голову, да всё время наступаем и времени прикинуть хрен к носу у них нет. И такое ж хрен когда раньше было, так что они просто в осадок выпали. Тут своих-то людей в повиновении держать — и то задача, а ты хочешь, чтоб они ещё и меж собой соподчинение наладили, да ещё и сходу — ага, разбойничье отечество в опасности…
— Так в натуре ж в опасности. Тут не хренами меряться надо, а организовываться…
— А это надо уметь, а они — ни разу не солдаты, которым разжевал задачу, приказал, и они выполнили. Шпана это, самая натуральная шпана.
— Лузеры, млять, — констатировал Володя, и тут нам возразить было нечего.
— В общем, гоним мы их уже на север, — продолжил спецназер, — Их всё меньше и меньше — кого-то уже завалили, кто местный и по своим деревням разбежался — всех ведь хрен переловишь. В долину Тага спускаемся, форсируем мелкие речушки, выходим к самому Тагу, а на той стороне лузеров вдруг поболе нас нарисовалось. Ну, думаю, влипли — оторвались ведь далеко, пехота отстала, как бы драпать не пришлось. А оттуда — парламентёры, и с ними — племяш ликутовский собственной персоной. А мы ж давно уж ждём, когда Ликут на связь выйти соизволит, как и договаривались, а его всё нет, уже и нервничаем. Вот, только у Тага и встретили. А он же теперь — целый царёк местный, патриот родной Лузитанщины, да новыми людьми оброс, которые не в курсах, так что и открыто хрен поговоришь — и он должен на публику играть, и мы. В общем, получаем от него грозный ультиматум — остановиться и не сметь переправляться через Таг, ну а мы ж разве против? Мы ж в долине Сада ещё встретиться договаривались и долину с ним пополам поделить — как раз по реке. Ведём, значит, переговоры, и вдруг выясняется, что долину Сада Ликут нам всю отдаёт, вместе с северной частью — границу по горным грядам и водоразделам установить предлагает. Мы, ясный хрен, рады и премного благодарны, на публику требуем добавки, он грозится нам на публику звиздюлями, если из долины Тага не уберёмся, мы бздим, как и договаривались, оставляем ему эти мелкие речушки, свёртываемся уже, да тут племяш евонный улучил наконец момент с глазу на глаз с нами все эти непонятки перетереть. И говорит — не спешите свёртываться, торгуйтесь за эти речушки, грозитесь, что вот пехота подтянется, так и весь Таг отхватите. Сапроний, командующий наш, вообще в ступор впал. Тут, млять, если до драки со всей этой оравой дойдёт, так и с пехотой хрен своё удержим — какой тут в звизду Таг! Ну а он нам разжёвывает — вожди, что его дядю своим верховным признали, сами бздят, думают, что вслед за нами римляне идут, а ему — в смысле, Ликуту — надо чуток опосля репутацию свою укрепить, авторитет дополнительный наработать. Так он сейчас, когда вожди римлян бздят, эти речушки нам в ходе торга как бы уступит, а через годик, когда до всех дойдёт, что турдетаны сами по себе, а римляне не при делах, он их обратно у нас типа героически отвоюет, и для этого надо, чтобы они этот годик как бы нашими считались. То есть, часть долины с этими речушками мы сейчас оккупируем, но с отдачей, так что губу на них не раскатываем и на обустройство не тратимся — ну, разве только на ту бутафорию, что не жалко будет оставить ему для показательного уничтожения при отвоевании — как и тогда, в долине Тинтоса. Ну, тут просьба законная, надо другану помочь. Только опять ведь непонятка — как с долиной Сада быть? Её он нам — что, тоже на тех же условиях всю отдаёт? Долина ведь отличная, а если по реке лимес ставить, так и в южной её части народ не очень-то обустраиваться захочет. Но оказалось, её Ликут нам дарит с концами. Вождь местный его не признал, а он ведь и с нами борется, и ему бить в спину соплеменнику при таком раскладе западло — пусть уж лучше мы его раздавим и всем прочим вождям наглядно и доходчиво на его примере продемонстрируем, каков их реальный выбор. В общем, на том с ним и порешили — к обоюдному удовольствию…
— Ну, раздавили мы на хрен этого непокорного Ликуту вождя, порядок навели, лимес по водоразделам наметили, форты, гарнизоны — установили, короче, нормальный оккупационный режим. Народ в низовьях и на побережье, кстати, спокойно к этому делу отнёсся — я боялся партизанщины, но за неё только бандюки взялись. А пейзане, вроде, даже и не похожи на лузеров — другое какое-то племя. Язык на турдетанский смахивает, больше половины понятно, только диковаты по сравнению с турдетанами.
— Старые турдулы, — просветил нас Велтур, — Родственны турдетанам и кониям, но древнему Тартессу не подчинялись — как раз от тартесских царей на север и ушли.
— К лузерам, что ли? — прихренел Володя.
— Лузитан там тогда ещё не было, они ведь и в долину Тага с севера пришли. Набеги, конечно, уже устраивали, но ведь и власть тартесских царей, если честно, была не подарок. Старые турдулы — потомки тех, кто выбрал вольницу.
— А сейчас, значит, допекли уже лузитаны даже их? — поинтересовался я.
— Так молодёжь же ихняя безобразничает, — пояснил шурин, — Вожди лузитан, наверное, удовольствовались бы умеренной данью, но бузотёрам мало, на подвиги тянет, и вожди обуздать их не могут.
— Лузеры — они такие, — подтвердил спецназер, — Кого угодно достанут…
Мы уже слыхали от гонцов, что на обратном пути передовым войскам пришлось растянуться облавой и заняться отловом затеявших таки партизанщину лузитан. Из-за этого, собственно, и затянулся этот обратный путь на добрый месяц.
— Они ж, сволочи, местные — и леса свои знают, и горы, и пещеры. Спасибо хоть турдулам этим, помогли, но один хрен приятного мало, — поделился Володя наболевшим, — При их выковыривании из пещер и схронов мы потеряли больше людей, чем когда преследовали всю их толпу.
— Несмотря на превосходство в численности и в оружии? — изумился Велтур.
— Это — герилья, — глубокомысленно заметил Хренио.
— Да всё из-за грёбаной «зелёнки», — пояснил спецназер, — Зимой-то проще было бы — деревья и кусты голые, видно далеко. Но тут-то лето, всё в «зелёнке». Если бы не проводники с собаками и не дальнобойные луки — вообще жопа была бы с этими «бандитен унд партизанен»…
Золотые слова! Партизанщину лузитан и кельтиков мы и здесь уже повидали, и без проводников, собак и лучников до сих пор, наверное, гонялись бы за ними практически безо всякого толку. Там, ближе к Тагу, родственное турдетанам долузитанское население с этим долгим бандитским соседством и само изрядно обандитилось. Сильно ли их обижали пришельцы поначалу — это стариков ихних надо спрашивать, хранителей древних преданий, потому как то — дела давно минувшие. С тех пор не одно поколение прошло и не два, и уцелели те, кого обижать без крайней нужды дружески не рекомендуется. А у поселившихся среди них лузитан — в основном те, кто этим дружеским рекомендациям внимал и следовал. И тем не менее, нашлось у прежних аборигенов, чего припомнить лузитанам, даже там нашлось. А что о здешней местности говорить, где и население куда культурнее, и лузитаны не столь уж давно «понаехали тут»? Я ведь упоминал уже, что местные турдетаны и конии, ещё с прошлого года нашего прихода с нетерпением ждавшие, перешли на нашу сторону сразу же, как только наш силовой перевес убедительно обозначился, и стало ясно, что не будет больше «как раньше»?
Чисто теоретически партизанщины можно было бы избежать. Порку Миликон задал своему непутёвому наследничку Рузиру и его дружкам такую, да ещё и прилюдно, что вождёныш до сих пор на нас с Фабрицием исподлобья поглядывает — за то, что отцу о его художествах «настучали». Можно подумать, тот и без нас не узнал бы! Только узнал бы позже, когда от его новых художеств заполыхало бы уже полстраны, и тогда уж хрен отделался бы он обычной поркой. Тут уже о лишении его наследственных прав вопрос стоял бы, а для кого-то из дружков-прихлебателей — и о крепкой верёвке, перекинутой через крепкий сук.
Человек пять из солдатни, вообразивших, что в завоёванной стране победителю можно всё, пришлось таки вздёрнуть. Так то — дисциплинированные солдаты, ещё перед вторжением должным образом проинструктированные, а вот местных турдетан и кониев никто проинструктировать не успел, а счёты у них к лузитанам и кельтикам накопились немалые. Справедливая месть — дело святое, и там, где таким самоуправным манером просто восстанавливалась справедливость, у нас претензий не было, да и пострадавшим в большинстве случаев хватало ума сообразить, что пострадали они ну никак не безвинно, и не в их интересах права качать. Пару раз только и пожаловались, и в одном из этих случаев ещё и от нас схлопотали, когда расследование выяснило их неправоту. Во втором случае некоторый перехлёст всё-же обнаружился, и плетей получили не в меру ретивые мстители. Руководивший следствием Васкес, правда, ворчал, что покрываемый нами самосуд — это недопустимое беззаконие, на что мне пришлось напомнить бывшему менту, что уровень жизни здесь невысок, и содержать в каждой деревне полицейский участок, судью и адвоката населению едва ли по карману. Справляются в большинстве случаев сами — и прекрасно.
Но конечно, во многих случаях неоспорима и правота нашего испанского законника. Ведь многие маленькие простые человечки понимают справедливость весьма своеобразно — некоторые возомнили, что раз «чужая» власть переменилась на «свою», так теперь их очередь творить беспредел. При расследовании одного из таких эпизодов мы с Хренио на какое-то время вообще дар речи потеряли. В смысле — связной, членораздельной и не матерной. Заявляются к нам жалобщики от кониев и требуют от нас разоружить и примерно наказать — ага, главным образом через сук и верёвку — соседнее селение лузитан, убивших десяток из них и ранивших полтора. Мы направляемся с ними в то селение, а там выясняется, что стычка как раз в лузитанском селении и произошла — конии нагрянули ни с того, ни с сего, принялись грабить, громить и насиловать баб. Ну и схлопотали, ясный хрен, в ответ резню. Разбираемся, какие у этих кониев на этих лузитан были обиды ранее, и выясняем, что кроме нескольких уведённых коз и пары-тройки раненых в честных поединках — больше никаких. Ну и что за хрень, спрашивается? Тут максимум на возврат тех несчастных коз тянет, но никак не на погром с грабежами и изнасилованиями. Прямо на площади того лузитанского селения мы и устроили тогда суд, по результатам которого троих зачинщиков погрома там же и вздёрнули. Всего же по разным местам число повешенных высоко и коротко местных беспредельщиков давно уже перехлестнуло за полусотню. Что характерно, из этой лузитанской общины, как и из других, где мы успели разрулить конфликт, никто партизанить в лес не подался. Но разве ж поспеешь везде?
В добром десятке мест несправедливо обиженные лузитаны с кельтиками устроили настоящие восстания. Два таких отряда нам удалось урезонить раньше, чем они успели натворить слишком много непотребств — в одном из них даже вешать никого не пришлось, хватило пятерых выпоротых. Во втором вздёрнули двоих и высекли пятерых — остальные вполне заслуживали амнистии. Но прочие банды, успевшие сжечь за собой все мосты, вербовали пополнение и явно намеревались учинить небольшую вириатовщину. Хвала богам, меряние хренами — излюбленный вид спорта у лузитанских вождей, так что сорганизоваться и соподчиниться они хрен успели. Облавы с проводниками и собаками, перестрелки в лесах, выкуривание дымом засевших в пещерах — и очередной банды нет. В перестрелках — тут Володя ничего нового нам не сказал — случалось, что и побольше противника теряли, всё-таки выучке турдетанских лучников до лузитанской ещё далеко, но у нас и стрелков больше, и луки у многих лучше, и это не могло не сказываться на конечном итоге. Ведь всеобщей-то поддержки бузотёры не имели, в меньшинстве здесь их соплеменники, вокруг каждой лузитанской деревни — минимум три турдетан и кониев, которые тоже тутошние и местность знают не хуже. Да и луком, что немаловажно, владеют получше турдетан Бетики — было у кого научиться. В общем, с крупными выступлениями за этот месяц — где мирно, где силой — в основном покончили, но всех до единого — тут Володя прав — хрен переловишь, и малые группы уцелевших от тех облав, конечно, всё ещё бузят. Висит на них уже столько всего, что предлагать им сдачу смысла нет. Часть их, возможно, и сдалась бы на условиях амнистии, но таких амнистируй — в десять раз больше нормальных, лояльных и законопослушных возмутится, и это не считая тех, кто реально от них пострадал. Есть вещи, которых в нормальном и стремящемся к порядку социуме спускать нельзя. Жизнь есть жизнь — бандюки были, есть и будут, и их дело — безобразничать и убегать, наше — ловить их и вешать. Лучше — именно вешать, а не в перестрелке убивать, потому как героически павший в бою с превосходящими силами противника — это герой, а вот обосравшийся при вздёргивании высоко и коротко — правильно, засранец, даже умереть достойно не сумевший. Заведомый маргинал, короче. Есть желающие подражать засранцу-маргиналу? То-то же!
Это, конечно, здорово осложняет задачу. Хоть и выдавлены уже уцелевшие герильерос из «политической» ниши в чисто уголовную, родоплеменного уклада ведь никто не отменял. Отменишь его! Скорее, он сам тебя отменит! Не помочь своему родня не может, обычай обязывает, о выдаче и вовсе даже вопрос не ставится, и какими карами им за это ни грози — помогали, помогают и будут помогать. Чтобы не провоцировать дополнительных бунтов, приходится на многие такие случаи, если не попались явно, то и глаза закрывать, а если попались — карать не слишком сурово. Ведь когда разыскиваемый бандюган не у родственника, а у просто знакомого попался — это одно. Тут родовой обычай не при делах, и укрывателя можно по всей строгости судить — хоть в рабство продать, хоть рядом с укрываемым на том же суку вздёрнуть. Соседи в этом случае едва ли впрягутся — к тонким нюансам правоты и неправоты народ здесь чувствительный. А вот если родственники укрывают — тут дело совсем другое. Это — родовой обычай, дело святое, покуситься — никак не можно. Пойманного уголовничка, конечно, вздёргиваем, а укрывателям-родственникам — только штраф, хоть и немалый, максимум — порка. Иначе — несправедливостью будет считаться слишком суровое наказание для исполнивших священный обычай предков. Вот если с оружием в руках при аресте преступника за него впряглись, тут уже они и сами тогда преступники и судьбу непутёвого родственничка должны разделить по справедливости. Тогда — можно и в рабство всю семью продать, а можно и главу преступной семейки вместе с пойманным бандитом вздёрнуть. А ты не впрягайся явно за объявленных вне закона.
Строго говоря, любой вправе такого, обьявленного вне закона, повязать и нам сдать или убить на месте и голову нам принести за объявленную награду. Но это — по законам государства, а по обычаям — пусть только посмеет! Сразу же схлопочет кровную месть! То, что можно исполняющему свой служебный долг представителю власти, никак нельзя желающему подзаработать частнику. Местным турдетанам и кониям лузитанский разбойник — не брат и не сват, а самый натуральный вредитель, мешающий развивать хозяйство для безбедной жизни, но попробуй только его тронь! Если убил, защищая себя, семью или имущество — это святое, за это кровной мести не будет, но если польстился на награду — считай себя покойником. Поэтому если и доносят нам о местонахождении разыскиваемого, то втихаря и прося не афишировать факт выдачи награды, а наоборот, замаскировать его — например, крупно переплатив за реквизированную на армейские нужды козу или овцу. Или, убив бандита, фабрикуют следы самозащиты, а от награды наотрез отказываются — громко и обязательно прилюдно, а являются за ней потом втихаря.
В общем, хренову тучу подобных тонкостей учитывать приходится, выкорчёвывая остатки партизанщины, дабы не посеять при этом ростков новой. А хрен ли делать прикажете, если здесь такие обычаи? Хочешь лояльности завоёванных — изволь управлять ими так, как у них считается справедливым. А справедливо для них — то, что по обычаю. Два шага влево, один назад, три вправо, два вперёд и один влево — ага, вместо просто одного вперёд, который и был нужен по делу — вот как это, наверное, выглядит на неискушённый взгляд со стороны. Но здесь все взгляды — искушённые и все эти нюансы понимающие. А нам не шашечки, нам ехать, то бишь нужный нам результат получать. А нужно нам, чтобы нормальный человек спокойно работал, богател и размножался, чтобы бестолочь вгрёбывала на рудниках и не размножалась, а ущербный урод — висел на суку. Если этот результат достигается — значит, правильно шагаем. Орднунг юбер аллес…
Отсчитывая втихаря премии за головы смутьянов или вычисляя, насколько следует скостить наказание укрывателю преступника в зависимости от степени их родства, Васькин всякий раз морщится. Хоть и понимает всё, но законник ведь до мозга костей! И в подкорку мозга вбито с детства, что закон должен быть един для всех, и по прежней профессии он — блюститель этого принципа. Можно подумать, я против, гы-гы! Увы, мы не в современном, а в античном мире. У современной законности откуда ноги растут? Правильно, из римского права. А какое оно СЕЙЧАС, это римское право, не по кодексу ещё не родившегося Юстиниана, а по двенадцати таблицам? Единое для всех? Хренушки!
Насчёт этого Юлька нас ещё в Карфагене просветила. Истфак Московского пединститута чистым истфаком стал только относительно недавно, а в совдеповские времена был историко-юридическим — выпускник сразу две специальности получал. Она этого порядка, конечно, уже не застала, но сохраняемая путём преемственности от препода к преподу традиция чувствовалась — история и ей преподавалась с сильным юридическим уклоном. Так вот, что мы имеем в нынешнем среднереспубликанском Риме? А имеем мы там форменный бардак. Нет, в теории-то закон есть закон — нужно ли римские афоризмы по этой теме напоминать? Но на практике помимо общегражданских есть ещё и патронажно-клиентские взаимоотношения. И они — освящены богами, а римляне нынешние — народ благочестивый и богобоязненный. Могут даже результаты консульских выборов опротестовать, если при этом какая-то из религиозных церемоний неправильно была проведена. Вот и с патронажем этим, то бишь с клиентелой ихней закон сам по себе, а клиентела — сама по себе. Патрон и его клиент, например не должны свидетельствовать друг против друга в суде. Нормально? Отношения между ними частные, к государству никакого отношения не имеющие, суд — государственный, а свидетельствовать — один хрен не должны. По нынешним римским понятиям — нормально и естественно. Если патрон свидетельствует против клиента — это достаточный повод для разрыва их отношений, после чего клиент больше ничем патрону не обязан. А если клиент свидетельствует против патрона — свидетельство считается не имеющим юридической силы. Нарушение взаимных обязательств — предательство, противное богам, а боги в Риме выше закона. И это — в Риме, который положено считать оплотом законности. Ну и о каком тут единстве закона для всех можно говорить? О полном бесправии не имеющих ни римского, ни латинского гражданства чужеземцев-перегринов вообще молчу — этим в античном мире никого не удивишь. Зря я, что ли, эту бодягу с фиктивным римским рабством затеял? Гражданство римское нужно, пускай даже и вольноотпущенническое, весьма куцее по сравнению с гражданскими правами свободнорожденных граждан. А куда деваться? Купить римское гражданство нельзя, в награду получить — не того я калибра, усыновлять меня никто из римских нобилей не станет, так что — только через фиктивное рабство, пока не прикрыли эту лазейку. Вот разгребёмся тут со срочняком, и надо будет выкроить время с фиктивным хозяином связаться, да в Рим к нему прогуляться для формального «освобождения» из рабства. Больше года ведь моему «рабству» к тому моменту уже будет, для приличия — вполне достаточно. А то умаялся я тут уже на него вгрёбывать, гы-гы!