Упрямством и умением подчинить себя выбранной цели Олег пошел в отца. Он не хотел быть внизу. Когда-то, давным-давно, после первого курса, уговорил мать съездить вместе в Москву, полюбопытствовать насчет престижного и недосягаемого института международных отношений. Ну хоть помечтать-то можно? По молодости, по наивности грел надежду, а вдруг? Почему бы кому-то не отнестись к Олегу всерьез? В семнадцать лет первый разряд по гимнастике, занимается каратэ, играет в сборной института по волейболу. На английском говорит почти свободно (это после первого-то курса паршивого провинциального иняза!). По истории партии и марксистской политэкономии только отличные оценки и почетные грамоты за рефераты.
Съездили, поинтересовались. Мать даже нашла старую приятельницу, имеющую отдаленное отношение к институту. Приятельница, услышав про их затею, замотала головой — и не надейтесь! Сюда не каждый министр свое чадо протолкнет. Принимают детей строго избранного круга или за такие деньги, какие вам и не снились.
Но уступать он не собирался. Черт с ним с институтом! Будет пробиваться сам, продолжал заниматься спортом и даже не бросил японский язык, за который взялся на первом курсе. В городе на реконструкции комбината работало несколько групп японцев, и выбранное направление казалось перспективным. Но потом произошли события, которые не только охладили его пыл, но и заставили всерьез задуматься — надо ли продолжать учебу в институте.
Началось все с ерунды. На занятиях по лексикологии обсуждали тему «Памятные места революции». Олегу досталось описывать картинку, изображавшую пенек, с которого один из вождей выступал на сходке перед рабочими.
Олег бодро отмолотил на английском, какая важная реликвия запечатлена на фотографии и кому посвящена мемориальная плита по соседству с пеньком. Преподавательница, Раиса Федоровна, пожилая еврейка с крашенными кудрями, благосклонно кивала, прикрыв глаза. Олег, далеко опередивший большинство своих сокурсников, был ее любимцем.
Пересказ темы он закончил довольно неожиданно:
— А вообще это пахнет Африкой. Пеньки, суесловие. Разбиваем лбы перед идолами, а неизвестно, Богу или Сатане молимся.
— Мы не Богу молимся, а чтим основателей нашего великого государства, — важно поправила его Раиса Федоровна.
— Чем же оно великое?
В тот год еще шла бесконечная война в Афганистане, а на очередном съезде партии призывали и дальше шагать верным путем марксизма-ленинизма. Но уже прокатилась первая волна разоблачений высших руководителей страны и стали известны цифры жуткой детской смертности, по которой страна обогнала почти весь мир.
Раиса Федоровна сказала про космические корабли и Большой театр. Олег ухмыльнулся:
— Страной правят дилетанты, а из нищеты мы не вылезем еще лет сто. Штанов, извините, вволю нашить не можем, а хвалимся, что великие. Собственных детей за коробку косметики продаем, это тоже величие?
Незадолго перед этим все газеты обошла заметка о женщине, которая продала своего ребенка бездетной семье за набор импортной косметики и какие-то тряпки. Большинство считали, что бабенка просто шалава, да вдобавок ненормальная. Олег видел здесь совсем другое.
— Говорят, что добродетель живет в развалинах. Чушь собачья.! Нищета и порождает таких уродов. Вы помните, Раиса Федоровна, как весной в институт пришли двое «Жигулей»? Кажется, солидные люди, ах, эстетика, бессмертный Шелли, Шекспир! Куда вся интеллигентность подевалась! Чуть друг другу в глотки не вцепились.
Раиса Федоровна побагровела. Действительно, две автомашины, выброшенные коллективу института, словно на драку собакам, стали причиной диких скандалов и дрязг. В борьбе за дефицит соперники удачно подсидели декана, сообщив его жене и общественности о любовнице-студентке, поймали на подарках от кавказцев старшего преподавателя с кафедры истории партии. Сделано было еще немало гадостей. Вполне естественно, что и Раиса Федоровна принимала самое живое участие в этой драке, с тайной мечтой, если повезет, перепродать машину, купить наконец приличную мебель и как следует одеть дочь, которая явно перезревала для замужества.
— Ну и что вы предлагаете? К чему вообще весь этот разговор?
— Да ни к чему. Все так и останется. Будем петь хвалебные песни и слюнявить пеньки, на которых изволили сидеть или стоять наши боги.
— Мне кажется, что вы зарываетесь, — повысила голос Раиса Федоровна, — в любой стране есть свои святыни, и каждый гражданин обязан их уважать.
Раиса Федоровна была членом парткома института и надеялась со временем получить кафедру. С кафедрой дела обстояли неважно. Ее уверенно обгоняли более молодые и нахальные коллеги. Таким же, наверное, станет и этот самоуверенный красавчик. Родители у него со связями, поэтому может себе позволить дразнить ее.
— Не знаю про других, а за свою страну мне стыдно. Что нас всех ждет впереди? Нищета, прозябание, борьба за угол и кусок хлеба. Нет, извините, я бы лучше загнивал на проклятом Западе в собственной вилле.
Кто-то захихикал. Один из приятелей Олега крикнул:
— Меня с собой возьми…
Раиса Федоровна медленно соображала.
— Олег, вы действительно готовы предать Родину, которая вас вырастила и которая переживает трудное время?
— Родина там, где человека понимают и где ему хорошо.
Группа зашумела. Тут уже Олега никто не поддержал. Уловив общий настрой, Раиса Федоровна перешла в наступление и стала вспоминать предательство генерала Власова. Олег, распалившись, пообещал, что история еще даст Власову свою оценку: чего там больше, трагедии или предательства.
Звонок прервал общий спор, перешедший в гвалт, а неделю спустя Олега пригласили в пустующий кабинет зам. декана. Мужчина в сером ратиновом пальто приветливо поздоровавшись, кивком указал на стул:
— Присаживайтесь. Я из КГБ.
Они решили с Катей ничего не говорить Сергею о смерти старухи. Если милиция выйдет на их след, пусть он останется в стороне. Что может рассказать та девчонка? Дать приметы, имена… фамилию Кати она не знает — старуха из соображений конспирации никогда не упоминала ничьих фамилий.
Катя была уверена — девушка любыми путями постарается исчезнуть и не ввязываться в эту историю. Скорее всего, она сразу же уехала из Москвы. Даже если блондинку Свету вычислят, найдут, она наверняка не даст показаний. Девушки из подпольного дома свиданий мадам Нины Тимофеевны слишком хорошо знали, с кем имеют дело и при любых обстоятельствах держали язык за зубами.
Откровенно блатной публики у Нины Тимофеевны, конечно, не водилось. Приезжали мужчины солидные, в зрелых годах, чаще всего постоянные клиенты. Пока они развлекались, внизу в «Жигулях» и «Волжанках» их ожидали, подремывая за рулем, крепкие молодые парни в джинсовых и кожаных куртках.
Этим людям не понравится шум, поднятый вокруг бывшего места их отдыха. Могут всплыть чьи-то имена. Длинные языки они укорачивать умеют, Света об этом прекрасно осведомлена. Инструктаж на данную тему девушки проходят в первый же день.
— Как все по-дурацки получилось, — с досадой сказал Олег, — эта блондинка нас может заложить в любой момент.
Последнее время он все чаще стал употреблять спиртное. Неумело и брезгливо, как не привыкший к алкоголю человек. Он быстро пьянел и снова начинал вспоминать тот вечер в Москве. Они сидели на софе однокомнатной Катиной квартиры. На маленьком квадратном столике — бутылка коньяка и яблоки. Яблоки тоже напоминали ему об убийстве.
— Света будет молчать, — медленно проговорила Катя, — иначе ей придется много всего рассказывать. И о клиентах борделя. А после этого ей не жить, она хорошо все понимает.
Катя перегнулась с софы и налила коньяк в рюмки. Олег увидел белую полоску тела в разрезе халата. Провел рукой по бедру. Катя потерлась щекой о его руку.
— Давай еще немного выпьем, а потом остальное. — Она откусила яблоко. — Не бойся, Олежа, эти девочки от Нины Тимофеевны приучены молчать.
— Я не боюсь. Просто нервы… Надо срочно думать насчет денег.
Катя, морщась, выпила коньяк.
— Может вложим эти десять тысяч в партию товара и немного поторгуем?
— Скупим мешок штанов в Питере или Риге, — язвительно отозвался Олег, — и загоним у нас в городе. Навар тысячи три-четыре, минус расходы. Нет, это мелочевка!
Он опрокинул Катю на спину и стал расстегивать халат. В его движениях было больше нервного возбуждения, чем страсти. Катя, уступая, откинула голову назад, чтобы не смотреть ему в глаза. Ей не хотелось близости сейчас, среди разговора о деньгах, о том страшном вечере в Москве. Подыгрывая Олегу, застонала и сжала ногтями его плечо.
Набросив халат, пошла в ванную, а когда вернулась, Олег стоял возле открытого окна.
— Мы не будем мелочить. Играть будем по-крупному. И прежде всего, надо найти оружие.