— Предельно очищенный, мистер Холлистер. Настолько предельно очищенный и такими дорогостоящими и сложными процессами, что лишь два или три государства в мире могут позволить себе это. — Циммерман длинно затянулся и швырнул окурок в пепельницу поверх других. Резкий запах тлеющих окурков начинал действовать Холлистеру на желудок.
— Это поистине чудесное вещество, мистер Холлистер, — продолжил Циммерман. — Количество, столь малое, что его может унести один человек, дает достаточно энергии для всего этого проекта... или для впечатляющего числа термоядерных бомб. — Циммерман позволил себе новую сигарету и отстраненно уставился на ее дым, который, смешиваясь с тем, что поднимался из пепельницы, уходил к потолку, растягиваясь и плывя над комнатой миниатюрным облаком.
— Да, мистер Холлистер? Что вы думаете?
— Я думаю, — ответил Холлистер, — что вы несколько огорчены, тратя вашу долю плутония на энергию, а не на бомбы.
— Ни в коей мере! — Циммерман с упреком отверг это предположение. — Вы интерпретировали мое высказывание с точки зрения человека, чья жизнь прошла среди оружия. Моя жизнь прошла в науке. Следовательно, я обладаю более широким кругозором, чем ваш. Молодому государству, ищущему место в мире, энергостанция так же важна, как и бомба. Но я не вижу причины, почему молодое государство не должно иметь и свою бомбу, и свою энергостанцию.
— Вы не только физик, но и философ, — заметил Холлистер.
Капитан Моаи кивнул с неопределенным одобрением.
— Ваш сарказм не ускользнул от меня, мистер Холлистер, — сказал Циммерман. — Но я патриот, стремящийся служить стране, которая гостеприимно встретила меня и предоставила шанс продолжить мою работу.
Холлистер кивнул.
— Тогда, возможно, вы скажете, зачем меня сюда пригласили?
— Позвольте мне сначала сказать вам еще кое–что о плутонии... — и тут Циммермана охватил приступ кашля. Глаза его заслезились. Он плеснул воды из стакана в пепельницу, заливая дымящиеся окурки, затем вывернул содержимое пепельницы в корзинку для мусора и кашлял еще некоторое время, пока не прочистил легкие. Тогда он зажег еще одну сигарету.
— Плутоний по природе своей регенеративен. Размножающийся материал. Употребляемый в контролируемых условиях, он служит для запуска таких реакторов, как этот, но он не убывает в процессе использования, подобно обычным видам горючего.
Правительство США ссудило нам икс унций плутония, которые запустили наш генератор. Генератор теперь действует и оставляет нам почти те же самые икс унций плутония, с которых мы начали. Это и есть то самое чудо плутония, о котором я говорил.
— Тогда, — сказал Холлистер, — это похоже на то, как если бы вы его делали. У вас есть энергостанция. И у вас остается достаточно плутония для бомб.
— Ошибка! — вскричал Циммерман, мелом выставляя ему двойку. — У нас нет плутония для бомб, потому что имеющийся нам не оставят. Ваше правительство ОДАЛЖИВАЕТ плутоний другим правительствам, чью политику оно желает поощрить, но лишь для таких благих деяний, для каких мы им уже воспользовались. Они требуют, чтобы по завершении проекта то же в точности количество плутония было возвращено. Так они контролируют ядерную мощь государств. Никаких свободных излишков не остается. Они знают, сколько ссудили. Они знают, сколько должно быть возвращено. Они знают, как и для каких целей использовался плутоний. И они знают, что он использовался только в соответствии с их принципами и политикой. По истечении нескольких недель нам придется вернуть то, что мы заняли.
— Тогда, — спросил Холлистер, — как вы планируете произвести свои ядерные боеголовки?
— Поистине сократовский вопрос, — заметил Циммерман, отправляя свежий окурок в мокрую пепельницу. — А ответ таков: мы уважаем наше соглашение. Поступить иначе означало бы совершить политическое самоубийство. Мы отправим одолженный нам плутоний обратно в Штаты. А вы или ваши коллеги поможете нам вернуть его.
— Вы имеете в виду УКРАСТЬ его обратно? — недоверчиво спросил Холлистер.
— Именно, — подтвердил Циммерман.
— Очень просто!.. — воскликнул перепуганный Холлистер.
— Относительно просто, — холодно заметил Циммерман.
— Относительно чего? Кражи золота из Федерального хранилища? — Холлистер вскочил и нервно заходил по комнате.
Циммерман вынул новую сигарету, пока незажженную, изо рта и бросил ее в пепельницу.
— Я должен предупредить вас, — рявкнул он, — что вы уже включились в это предприятие! Поворачивать поздно. Так что сидите спокойно и внимательно слушайте, что я вам говорю. Вы будете сидеть спокойно и слушать тоже будете. Иначе я буду вынужден попросить капитана Моаи устранить вас!
Холлистер сел.
— Вот так лучше, — одобрил Циммерман. — Уверяю вас, получить плутоний, когда его твердо возьмет в руки Комиссия по атомной энергии, невозможно. Но есть короткий отрезок времени после того, как материал выйдет из–под нашей юрисдикции, но перед тем, как он попадет в хранилише КАЭ; тогда он уязвим. Мы сможем сообщить вам день и время, когда транспорт покинет нашу страну. Мы будем знать номер рейса и время его прибытия в Нью-Йорк. Все, что требуется от вас или ваших сотрудников, — это слаженно действовать в точно означенный момент и обеспечить себе чистый отход. Вас ждет успех.
Холлистер кивнул. Но мысли у него были самые мрачные. Все их заверения в успехе мало утешали его. Потому что, успех ли, неуспех ли, но он ввязался в дело, которое направлено против его страны, против самой его натуры. Кем бы он ни был и что бы он ни делал раньше, он всегда был далек от заговора.
День был жарким, туманно-сырым, в воздухе висело жужжание летних насекомых. Узкая дорога извивалась под густым навесом деревьев вдоль берега озера.
Неожиданные прерывистые пятна света, пробивающегося сквозь листву, маскировали изгибы и очертания дороги. Изыскатели, прокладывавшие дорогу, должно быть, спроектировали ее так, чтобы нарочно сбить с толку вторгнувшихся чужаков. Для нее прорубили в чаще коридор, ведущий к великолепным изолированным домам, спрятавшимся в лесах возле самого озера.
Двое мужчин в медленно двигавшемся “шевроле” не были здешними обитателями. Они были, вероятно, из соседнего Иллинойса, или, по крайней мере, оттуда был номер их машины. На их белых рубашках с короткими рукавами расплывались пятна пота.
Тому, кто вел машину, было особенно неудобно. Он согнулся над рулем, стараясь, чтобы мокрая рубашка не липла к спине. Эго был гигант, с буйволиными плечами и такими большими руками, что руль казался в них игрушкой. Его спутник — очкастый, учительского облика, с большим носом и кадыком под срезанным подбородком — сидел на переднем сиденье, притиснутый к двери.
— Вот он, — сказал гигант, остановив машину перед стеной из дикого камня. Голос его напоминал отрыжку.
Сквозь березняк они могли видеть дом, стоящий почти у озера. Особняк был построен в тюдоровском стиле: белая штукатурка и черные балки. От дома к озеру тянулся деревянный причал, а на нем в самом конце расположилась маленькая фигурка в купальнике — женщина или девушка.
— Хороший кусок недвижимости, — сказал человек без подбородка с неподдельным восхищением.
— Много ему от него пользы!
— Ну и работка... — вздохнул человек без подбородка.
— Смотри на это проще, — сказал тяжеловес. — Она делила с ним все хорошее, придется разделить и плохое. — Кряхтя, он нагнулся, отпустил ручной тормоз и принялся задним ходом выводить машину на дорогу.
— А там еще и дочь, — сказал человек без подбородка, оглядываясь через заднее стекло на фигурку у причала.
— Ну что из того? — прорычал тяжеловес. Разворачивать машину на узкой дороге оказалось нелегко.
— Жаль, что придется страдать и ей.
— Кто сказал, что кому–то придется страдать? Может, все это учебная тревога. — Он, тяжело дыша, развернул наконец машину. — Будешь беспокоиться об их самочувствии — заработаешь себе дурное пищеварение.
— Полагаю, ты прав, — согласился, повернувшись, человек без подбородка.
— Ты знаешь, что я прав.
Тяжеловес переключил скорость и повел машину в ту сторону, откуда они появились.