— Чего застыл, растирай её тело полотенцем. — Сказала она. — Надеюсь, тебя не смущает голая девушка.
Мне сейчас было не до разглядывания, я взял другое полотенце и начал осторожно растирать ноги Киры.
— Сильнее. — Поправила меня гувернантка. — Нужно чтобы кровь прилила к мышцам.
Мы начали интенсивно растирать Киру. Я отметил про себя, что она худенькая и маленькая, как подросток, живот и ноги подтянутые, грудь небольшая, красивой формы и ещё тонкая талия, мне казалось, что я обхвачу её одной рукой. Через некоторое время, тело Киры начало розоветь. Отстранив меня, Елена Валерьевна, надела на неё халат и завязав пояс, попыталась приподнять её. Я с легкостью взял Киру на руки и держал, пока гувернантка не разобрала кровать. Удобно устроив её на подушках, я закрыл её одеялом и сел в кресло.
Елена Валерьевна собрала вещи Киры, и кивнув мне головой вышла из комнаты, но дверь не закрыла. Правильно, неужели Кира всегда спит с открытой дверью, а как она в ванной моется, наверное, тоже с открытой дверью. На меня навалилась усталость, сняв с себя одежду, я залез под одеяло, но к Кире придвигаться не стал, кровать большая, двоим, вполне место хватит.
— Завтра нужно обязательно поблагодарить Елену Валерьевну. — Подумал я засыпая.
Меня разбудил крик. Открыв глаза, я увидел, как Кира заметалась на кровати. Она пыталась выбраться из-под одеяла, что-то шептала, изгибалась, по её лицу текли слезы, и выгнувшись, она закричала. Я прижал её к себе, от её волос пахло краской, но я с таким блаженством вдыхал этот запах. Ей не понравилось, что её прижимают, она начала вырваться и бормотать, опять слезы, они катились по щекам. Достав полотенце, я начал вытирать её лицо, но она постоянно пыталась оттолкнуть ткань и опять что-то шептала. Я смог разобрать, что она звала отца и слово — откройте. Несколько раз, я отодвигался от неё, а потом прижимал к себе, пробовал разбудить, но это невозможно, снотворное сильное, пока его действие не закончиться, она не проснется. Кира последний раз громко вскрикнула и затихла, я вытер полотенцем слезы с её лица, и притянув к себе закрыл глаза, подозреваю, что это ещё не конец. Неужели она видит кошмары каждую ночь, но почему не обратится к психологу, есть же лекарства….наверное.
Следующий раз она зашевелилась через час. И опять все повторилось, она уже не могла кричать, а только хрипела, разобрать её слова невозможно и опять слезы. Хорошо, что ей отвели комнату на втором этаже в дальнем крыле дома, гости, и хозяева сюда не заходят, да и стены в доме толстые со звукоизоляцией. Потом она расплакалась, что-то шептала, всхлипывала, а через некоторое время затихла. Развернув её на спину, я вытер полотенцем слезы, и отодвинувшись закрыл глаза. На улице начало светать.
Александр.
Кровать прогнулась, и я не открывая глаз, протянул руки и прижал Киру к себе.
— Что случилось. — Услышал я её голос.
Открыв глаза, я увидел её лицо совсем близко, она хмурила брови и кусала губы.
— Ты не помнишь? — Спросил я.
— Я помню, как мяукала кошка и как я прошла в подвал, чтобы вытащить её оттуда, а дальше было очень страшно, мне казалось, что меня положили в гроб и закрыли крышкой, а сверху насыпают землю, и я слышу, как она ударяется о крышку гроба с глухим стуком. Мне нечем дышать, потом голоса и мне говорят, что я на улице, но я не верю, а потом отец, хватающийся за сердце, он не может говорить, его губы синеют, вокруг стекла и железные стены и я кричу и стучу по двери. — Шепчет она. — Зачем я тебе рассказываю, ты же был там и все видел.
Кира пытается отстраниться от меня, но я удерживаю её, провожу ладонью по спине. Она дрожит, и в уголках глаз скапливаются слезы. Протягиваю её полотенце, она берет его и начинает вытирать лицо.
— Ты выпила снотворное из пузырька и не могла проснуться, кричала, я не мог тебя разбудить. — Прошептал я. — Как часто тебе снятся такие сны?
— В последнее время часто, нужно идти к врачу, но мне некогда скоро сессия и заказы. — Шепчет она. — Мне нужно в туалет и где моя одежда?
Встаю с кровати и выхожу из комнаты, накину халат из ванной и принесу ей одежду, пусть пока принимает душ. Одежда Киры, постиранная и отглаженная, лежит в коридоре на стуле около её комнаты. Найдет сама, мне же нужно незаметно попасть к себе, переоденусь, а потом вернусь и заберу свои вещи.
Когда я возвращаюсь в её комнату, Кира уже ушла, кровать заправлена, одежды на стуле нет, ушла на улицу. Понимаю её, ей там легче. Собрав свои вещи, возвращаюсь к себе и ложусь на кровать. Гости и хозяева будут спать как минимум до обеда, и я отдохну. Как же Кира будет работать, она же не выспалась, но в постель её не загонишь, ей сейчас на улице спокойнее.
— Неужели у неё так каждую ночь. — Подумал я и провалился в сон.
Кира.
Выбежав на улицу, я быстро надела комбинезон, разложив инструменты, приступила к работе. Как ни странно я выспалась, хотя всю ночь у меня были тревожные сны. Ещё присутствовала слабость в теле, но можно сесть на табуретку, мне нужно закончить быстрее и уехать отсюда, и то, что в следующую ночь кошмары вернутся, я не сомневалась, не очень хотелось напрягать, хозяев дома своими проблемами.
Вениамин Сергеевич принес завтрак, мы поели в молчании, и я опять приступила к работе. Увлеченный ты человек, только и сказал он, завидую тем, кто обладает творческой искрой. Больше меня никто не трогал. Хозяева и гости спали, после хорошо проведенного пикника, подросток не появлялся, только иногда проходил механик, но он не отвлекал меня от работы. Сегодня придется опять здесь ночевать, нужно чтобы краска подсохла, а завтра нанесу закрепитель и сразу уеду, к вечеру я должна успеть домой.
Александр.
Проснулся я после обеда, гости уже разъехались, Артур и гувернантка тоже уехали. Испугался щенок, что я отлуплю его, но ничего насколько я знаю Елену Валерьевну, она обязательно расскажет его отцу об этом инциденте, жаль, что я не успел поблагодарить её за помощь.
— Ты не спишь. — В комнату вошла Виктория. — Проспал обед, где ты был? Тебя Инга искала, несколько раз забегала к тебе в комнату. У вас с ней все?
— Все, вот только она не хочет этого признавать, противная и наглая. — Ответил я, — и мне не нравится её напор.
— Так что случилось? — Переспросила Виктория.
— Ты знала, что у Киры клаустрофобия?
— То, что у неё есть секрет, я догадывалась, но мы не подружки и я не спрашивала, так ты был ночью с ней?
— Не в том смысле, который ты вкладываешь в эти слова. — Ответил я. — Артур заманил её в подвал и закрыл там, а я всю ночь сторожил её, она кричала и плакала.
— Вот же мелкий придурок. — Возмутилась Виктория, — а откуда такая забота о ближнем.
— Она была в том гараже, Серый запер её в покрасочном боксе вместе с отцом, с ним случился сердечный приступ. Помнишь, я узнал рисунок в её альбоме, так вот он тогда был нарисован на машине, которую мы разбили.
— Теперь я понимаю, почему она сказала, что с этим рисунком у неё связаны плохие воспоминания. — Ответила Виктория. — Так она знает, что ты был там?
— Знает и не хочет со мной общаться, а я хотел бы помочь ей деньгами, ей горло лечить нужно, операция нужна и отец у неё инвалид сердечник.
— У тебя есть предложения? — Спросила Виктория.
— Я дам тебе денег прибавишь их к гонорару, скажешь, что твоему отцу понравилась её работа, и он выдал премиальные.
— Хорошо, не проблема.
— Только ты не говори про её болячки в университете, я так понимаю, что она считает себя ущербной из-за этого.
— Ты же знаешь, что я не сплетница, может я и не идеальная девушка, но сплетницей меня назвать нельзя. У нас с Кирой разный круг общения, она спортсменка, не сказала бы, что отличница, но учиться хорошо, только болеет часто, как простудиться, так говорить не может. — Задумчиво ответила Виктория. — Стоп, так это она после того случая клаустрофобией страдает и горло у неё болит тоже после этого…
Мне оставалось только кивнуть головой.
— Вот же вы идиоты, но надеюсь, ты не собираешься всю жизнь ей деньги давать, это неправильно, да и она гордая не возьмет. Можно же оплатить ей и отцу операцию, лечение и реабилитацию и мирно разойтись, если тебя совесть мучает. И вообще лучше вам с ней не встречаться. Она забудет, и ты забудешь, так же лучше для всех.
— А если я не хочу её забывать. — Ответил я. — Может я мазохист, хочу каждый раз видеть напоминание о своей дурости.
— Ты же не один там был?